“Военная некомпетентность” – это термин, который использовал психолог Норман Диксон для обозначения ситуаций, когда командиры проигрывают вопреки своей уверенности в победе. Такие поражения характерны для битв, в которых силы примерно равны (в противоположность асимметричным атакам). Но неожиданные поражения случаются также и в асимметричных войнах последнего времени. Политический аналитик Айвен Аррегин-Тофт классифицировал военные победы с 1880 по 1998 год на основе того, был ли один оппонент “сильнее” другого. “Сильной” он считал сторону, чьи материальные средства по меньшей мере в десять раз превосходили силы другой стороны. Вероятность, что сильная сторона победит, в последнее столетие стабильно снижалась: до 1850 года она составляла 88 %, а после 1950 года – всего 45 %. Почему же командиры вдруг разучились предсказывать победу? Как считают Джонсон и Маккей, основная причина – в том, что со временем у армий появилось гораздо больше возможностей для борьбы с незаконными вооруженными формированиями и партизанскими отрядами.
Военные ведомства, конечно, стремятся избегать ошибок при принятии решений. Пытаясь понять, какие факторы влияют на вероятность победы, Диксон получил беспрецедентный доступ к документам британской армии за целое столетие, начиная с Крымской войны 1853–1856 годов. Он обнаружил четыре основных признака некомпетентности, определяющих исход сражений: переоценка собственных сил, недооценка сил врага, пренебрежение данными разведки и нерациональное использование человеческих ресурсов.
Диксон показал, что дополнительно проблему усугубляло коллективное мышление, добавляя к списку еще шесть признаков некомпетентности. Это всеобщая иллюзия неуязвимости, коллективная склонность цепляться за сомнительные, но дорогие сердцу аксиомы, слепая вера в непогрешимую нравственность своей группы, шаблонное представление о враге как об абсолютном зле, с которым нельзя вступать в переговоры (или, напротив, как о слишком слабом, не представляющем угрозы противнике), коллективная иллюзия единодушия группы (основанная на ложной предпосылке, что молчание означает согласие) и самопровозглашенная цензура для защиты группы от информации, которая может ослабить ее решимость (например, от шпионских докладов).