Песня так понравилась Цацики, что он все время напевал ее про себя. На следующий день ученики двух первых классов репетировали рождественские песни, но Цацики не мог петь с остальными. Вместо «Полночного часа» из него сам собой вырывался блюз для Марии Грюнваль. Цацики замолчал и для верности прикрыл рот обеими руками.
— Почему ты не поешь? — строго спросила учительница.
— Тип-тап, тип-тап! — распевали дети.
— На земле жить так тяжко — о-о, как тяжко жить! — раздался голос Цацики, перекрывая все остальные.
Учительница перестала играть, дети замолчали. Все недоуменно смотрели на Цацики.
— Цацики, — сказала фрёкен, — что за песню ты поешь?
— «Полночный час», — пропищал Цацики, и уши его покраснели, словно шары на елке.
— Неправда, — перебила его Микаэла.
— Разве? Вот странно!
Теперь Цацики весь залился краской. Ему казалось, что покраснели далее пальцы на ногах.
— Попробуем еще раз, — сказала фрёкен. — Раз, два, три!
— На земле жить так тяжко — о-о, как тяжко жить!..
Дети захохотали. Но Цацики было не до смеха. Учительницы тоже не смеялись.
— Что это с тобой? — удивилась Ильва.
— Не знаю, — ответил Цацики. Он ведь не мог вот так при всех рассказать ей о блюзе для Марии Грюнваль.
— Иди попей немного, может, пройдет.
Цацики отправился в туалет и выпил воды, но не немного, как советовала учительница, — он решил утопить блюз для Марии Грюнваль и раз и навсегда покончить с ним. После девяти стаканов остатки блюза еле слышно бурчали в желудке. Потом Цацики пописал, и блюз, по всей видимости, весь вышел, потому что, вернувшись в класс, Цацики смог петь рождественские песни не хуже других.