Только там, за ширмой, Саша по-настоящему поняла, как же плохи их дела. В такие минуты ей не то чтобы не хотелось жить – не хотелось думать, что их ждет. Потому что когда смотришь на потерявшую силы и надежду маму, не чувствуешь ничего, кроме страха и ужаса. На прошлой неделе у них была в школе психолог. Очень, кстати, похожая на Ирму Александровну, тоже с золотыми зубами, в ярком платке. Она то всех вместе, то по группам их проверяла, давала смотреть картинки, выбирать цвета, заставляла писать тесты, а потом каждого по очереди в присутствии остальных спросила, что они чувствуют сейчас, в этот их период начинающегося взросления. Все до одного молчали. Психолог стала ходить по рядам и спрашивать каждого – никто ей не ответил. Только Саша сказала, когда до нее дошла очередь. Женщина в ярком платке почему-то очень настойчиво стояла и ждала ответа.
– Ужас, – Саша посмотрела по сторонам и поняла, что все хотели ответить точно так же, но боялись самого этого слова, как удара током. Даже в глазах Аньки, веселой, ставшей теперь настоящей заводилой в классе, читалось только одно: «Ужас! Мы все чувствуем ужас».