Люсьен дивился находчивости этих людей, изысканности формы, в которую они облекали свои мысли; он был ошеломлен так называемым французским остроумием, тонкими намеками, непринужденной прелестью обращения.

Великолепие роскоши, ужасавшее его утром, управляло и его суждениями. Он недоумевал, каким таинственным образом возникали у этих людей занимательные мысли, меткие замечания, ответы, ведь ему на это понадобились долгие размышления.

И эти светские люди отличались не только непринужденностью в речах, но и в одежде: на них не было ничего чересчур нового и ничего старого. На них не было никакой мишуры, а все привлекало взгляд.

Великолепие их было не случайным: таковы они были и вчера, таковы будут и завтра.