Сердце Лайта было гибким, умело растягиваться и увеличиваться в размерах, перебивая этим многообразие осколков несчастий, несправедливостей, горестей, свалившихся на него, и превращая их в пыль. Из этой пыли возрождалась сила воли и сострадание к другим, даже самым недостойным. Это было так не похоже на Мина, но восхищало, как бы он это ни отрицал.
Ведь собственное сердце было прочным алмазным окаменением, беспощадно режущим по живому всех, кто к нему прикасался. Оно не знало перемен и текучести времени. Боль осколками застывала в алмазной твердости, навечно запечатанная хранителем. И Лайт не искал ключ к замку, которого просто-напросто не существовало. Этот алмаз можно было уничтожить только изнутри. Лайт увидел не его твердость, а прозрачность — он обласкал его боль издалека и позволил Мину самому раздавить алмазную огранку, высвобождая то, что запечатано внутри.