На улице три девочки в шерстяных свитерах прислоняются к стене, лица обращены к слабому ноябрьскому солнцу. Рядом с одной на каменных плитках — “Прощай, оружие” обложкой кверху. Воображаю, каково это — принуждать девчонок читать о фальшивой, услужливой и сжигающей самое себя Кэтрин
Баркли. “Никакой «меня» нет. Я — это ты. Пожалуйста, не выдумывай отдельной «меня»”. Единственное, что я бы задавала из Хемингуэя, — “И восходит солнце”, и то исключительно из-за того фрагмента, где он отправляется в церковь и молится за всех и за себя дважды, жалеет, что у него нет религиозного чувства, и выходит под жаркое солнце на ступени храма, пальцы у него все еще влажны, и он ощущает, как
солнце их сушит. До чего же я люблю этот эпизод.