Калхант бросил разные порошки в пламя, горевшее в трех треножниках, расставленных вокруг алтаря; заклубился зеленый и желтый дым, пропитавший все вокруг мерзкой серной вонью. Размахивая длинным, украшенным драгоценными камнями ножом, Калхант кидался из стороны в сторону, словно огромная, безумная летучая мышь. Когда его рука поднялась вверх, сверкнув лезвием ножа, я остался на месте, охваченный ужасом, но завороженный зрелищем. Лезвие блеснуло, опускаясь, клубы дыма скопились вокруг жреца, скрыв его из виду. Кто-то вскрикнул, — это был резкий вопль отчаяния, замерший при стуке металла о камень. Мы стояли как статуи. Потом налетел порыв ветра и со свистом унес дым прочь. Ифигения неподвижно лежала на алтаре, ее кровь бежала по выдолбленному в камне каналу, стекая в огромную золотую чашу в руках Калханта.

Агамемнона вырвало. Даже Одиссей зажал рот рукой. Но я не мог смотреть ни на кого, кроме Ифигении, превратившейся в тленный прах; рот мой был открыт в долгом мучительном стоне. Мои вены наполнились безумием. Я бросился вперед с мечом в руке; если бы не Одиссей с Диомедом, поддерживавшие Агамемнона, я бы отсек ему голову, — он висел между ними, с его ухоженной бороды стекала блевотина. Они бросили его, словно мешок, чтобы схватить меня, отчаянно стараясь вырвать у меня меч, но я раскидал их в стороны, словно кукол. Идоменей с Менелаем бросились к ним на помощь, даже старик Нестор вступил в драку. Впятером они повалили меня наземь, и мое лицо оказалось в паре ладоней от лица Агамемнона, — я осыпал его проклятиями, пока мой голос не превратился в визг. Внезапно силы оставили меня, и я разрыдался. Тогда они оторвали мои пальцы от эфеса меча и подняли нас обоих на ноги.

— Агамемнон, ты воспользовался моим именем, чтобы совершить эту подлость, — проговорил я сквозь слезы: ярость ушла, ненависть осталась. — В угоду своей гордыне ты позволил принести в жертву собственную дочь. С этого дня и навеки ты для меня значишь не больше, чем самый последний раб. Ты ничем не лучше меня. Но я еще хуже. Если бы не мое честолюбие, я смог бы этому помешать. Но вот что я скажу тебе, верховный царь! Я отправлю послание Клитемнестре, в котором расскажу обо всем, что здесь произошло. Я не пощажу никого, ни тебя, ни других, и еще меньше — самого себя. Наша честь запятнана так, что ее не отмыть. Мы прокляты.

— Я пытался этому помешать, — без выражения проговорил он. — Я отправил гонца к Клитемнестре, чтобы предупредить ее, но он был убит. Я пытался, я пытался… Шестнадцать лет я пытался предотвратить этот день. Вини во всем богов. Они провели нас всех.

Я плюнул ему под ноги.

— Не вини богов в собственных грехах, верховный царь! Наша слабость всему виной. Потому что мы — смертны.