Время – и гениальный скульптор, и беспринципный вандал. Бог отдает ему бесформенный комочек глины, крошечного человечка с лицом рисованной старушонки. Время принимает дар и каждый день трудится над ним в своей мастерской. Нежно разглаживает складочки, расправляет хрупкие позвонки. Вытягивает реснички, пальчики, делает взгляд глубоким, а волосы – шелковыми.
А потом вдруг наступает момент – дурной ли день, экзистенциальный ли кризис, – скульптор отступает от своей Галатеи на несколько шагов и, нахмурившись, смотрит на нее пристально и тревожно.
И понимает, что получилось опять не то. Не то.
И тогда, исполненный тихой электрической ярости, он хватает резак и перечеркивает ее лицо один раз, другой, третий. Сначала морщинки-черточки едва заметны, скульптора это злит. Его агрессия набирает обороты, он берет бесформенную теплую глину, мнет ее в руках и пригоршнями лепит на скульптуру – комок на подбородок, комок на талию. Углубляет линии, заставляет брови сползти к глазам, и взгляд Галатеи, вчерашней бисквитной хохотушки с младенческими ямочками, становится злым. Ее губы увядают и превращаются в лишенные сока лепестки из гербария. Ее груди темнеют, пятки – желтеют, спина медленно сгибается, словно она инстинктивно стремится снова стать зародышем, погрузиться в священный младенческий сон, прижав колени к груди.
Галатея же ничего этого не понимает, она не замечает скульптора и считает его абстракцией. Просто однажды утром выдергивает из челки белый волосок.