И все равно я всегда восторгаюсь непостижимым величием океана во всех его настроениях. Иногда он впадает в меланхолию — и тогда зыбкая его поверхность серебрится под светом воскового лунного диска. Иногда он бывает грозен — и вздымается, обрушивая мощь своих волн на беззащитные берега, и все живое в его водах замирает, боясь оказаться на пути страшных неведомых тварей, рассекающих толщу мрачных морских глубин. При виде бесконечной череды громадных, исполненных величественной мощи волн меня охватывает экстаз, граничащий с суеверным страхом, и в такие минуты я ощущаю свое полное ничтожество перед этой всемогущей стихией. И тогда я думаю о том, что наступит время, когда океан, эта громадная водная пустыня, праматерь всего живого, захватит все ипостаси существующей на суше жизни в свои пучины. И в невидимых хранилищах Времени вы не найдете ничего, что могло бы в полной мере властвовать над этим миром, — ничего, кроме ниспосланных вечностью океанских вод. Разбрасывая белоснежную пену, они обрушиваются на сумрачные берега, и мне становится неуютно при мысли о том, что наступит время, когда некому будет любоваться этим непреходящим великолепием бескрайних просторов, бурлящих под желтым ликом холодной луны. И только осколки раковин да останки населявших некогда морские глубины живых организмов послужат недолгим напоминанием об ушедшей жизни. А затем, когда навеки угаснет луна, над морем воцарится полный мрак, и на планете не останется ничего, кроме сумрачной водной пустыни, которая в течение отпущенных ей бесчисленных тысячелетий будет наполнять ревом и рокотом темноту вечной ночи.