Все дело в том, что проблему российской самобытности, своеобразия национальной судьбы и характера Пушкин решал не в этнографическом ключе, а в цивилизационном. Западу как «первому Риму» он противопоставил не романтизированный этноцентризм, а православие как равновеликую цивилизационную традицию, восходящую ко «второму Риму» — Византии. Как и у всякого настоящего поэта, у Пушкина было много языческой впечатлительности — всего того, что эстетически откликается на зов родной речи, пейзажа, народного предания и героических легенд. И все же по большому счету он решал проблему русской судьбы и характера с иных позиций. Он эстетически раскрыл нашу специфику как православную, а характер народа, с его великим смирением и долготерпением, в которых он усмотрел проявление не рабства, а духовного достоинства, — как православный характер. Стоит лишить российскую государственность православной основы, и она автоматически становится тоталитарной либо рассыпается вовсе.

Только православие сообщает нашей государственной дисциплине специфические духовные источники, поднимает и облагораживает ее. Только православие придает долготерпению народа высший смысл и знак личного достоинства. Но православие не только облагородило российскую государственность. Оно открыло возможности творчески интегрировать западное Просвещение, переработать его в свете адаптированного греческого канона.