Рай стоял перед зеркалом, застегивая блестящие пуговицы туники. За балконными ставнями, словно пар в холодной ночи, вверх поднимались звуки веселья и праздника. Грохотали кареты, слышался смех, чьи-то шаги, музыка.

Он опаздывал и делал это сознательно, потому что Раю не удавалось взять себя в руки и подавить страх. Смеркалось, тьма окутывала дворец и его самого, а в груди ощущалась тяжесть.

Рай наполнил очередной стакан — третий, если быть точным — напитком покрепче, и вымученно улыбнулся собственному отражению.

Куда подевался принц, обожавший светские мероприятия? Принц, что любил быть душой компании и стремился в гущу событий?

Мертв, сухо подумал Рай, прежде чем сам же себя одернул. В который раз он был рад, что Келл не мог прочитать его мысли столь же легко, как боль. К счастью, другие люди все еще видели в Рае того, кем он был, а не того, кем стал. Либо принц был хорош в сокрытии изменений, либо никто не вглядывался хорошенько. Но Келл подмечал все, и для него различия не были тайной, но брату хватало такта не развивать тему. Говорить все равно было не о чем. Келл подарил Раю жизнь — не пожалев своей — и он не виноват, что Рай не любил ее столь же сильно, как ту, что потерял. Потерял по собственной глупости.

Он осушил стакан в надежде, что алкоголь поднимет ему настроение. Восприятие притупилось, но мысли остались чисты.

Рай снова проверил пуговицы и поправил корону в десятый раз. Резкий порыв холодного ветра коснулся его шеи, и принц невольно поежился.

— Боюсь, золота маловато, — раздался голос со стороны балконных дверей.

Рай замер.

— На что мне вообще стража, — нараспев произнес он, — если в комнату вхожи даже пираты.

Непрошенный гость сделал шаг вперед, а затем и еще один. Серебро на нем приглушённо звенело, напоминая о колокольчиках.

— Вообще-то, теперь я капер.

Рай сглотнул и развернулся лицом к Алукарду Эмери.

— Что касается золота, — продолжил он ровным тоном, — его, на мой взгляд, в самый раз. Чем больше на мне драгоценных металлов, тем вероятней встреча с ворами.

— Вот так дилемма, — ответил ему Алукард, еще немного приблизившись.

Рай окинул его внимательным взглядом. Алукард облачен был в одежду, которая точно не видела моря: темно-синий костюм с серебристой накидкой. В ухоженных волосах каштанового цвета поблескивали каменья. Над правым глазом сиял сапфир. Ах, эти глаза, словно ночные лилии в лунном свете, которыми он когда-то давно пах. А теперь к его телу пристали морской бриз, пряности и что-то, чего Рай не мог разобрать — ароматы земель, которых он никогда не видел.

— Что привело в мои покои такого бродягу, как ты? — спросил он.

— Бродягу? — Алукард посмаковал слово, распробовав каждый звук. — Лучше уж быть бродягой, чем заскучать при дворе.

Рай ощутил на себе ответный взгляд Алукарда, неспешно и жадно впитывающий детали, и к щекам прилила краска. Жар спустился по шее, забрался под воротник, рубашку, прошел по груди и нырнул под ремень. Это было до ужаса непривычно: пусть в магии Рай не добился высот, но в делах любовных власть принадлежала ему — его каприз был законом, его удовольствие — целью. А сейчас эта власть таяла и ускользала. Во всем Амесе существовал лишь один человек, способный смутить принца, обратив гордеца нервным юнцом. И он стоял перед ним: Алукард Эмери — изгой, негодяй и капер, в котором текла королевская кровь.

Он бы не сел на трон из-за слишком запутанной родословной. И все же Эмери мог получить герб, титул и пост. А вместо того убежал.

— Приехал к турниру? — заговорил Рай на отвлеченную тему.

Алукард разгадав намерение принца, поджал губы.

— Помимо прочих причин.

Рай растерялся. С любым другим он бы выдал игривый ответ, но тут, в паре шагов от Алукарда, ему не хватало воздуха, что говорить о словах. Он отвернулся, сделав вид, что поправляет манжеты. Раздался звон серебра, а мгновенье спустя Алукард властно обнял Рая за плечи и запечатлел поцелуй на чувствительной коже под мочкой уха. По телу Рая прошла дрожь.

— Ты слишком фамильярен со своим принцем, — предостерег он.

— А ты, стало быть, признаешь, — Алукард коснулся губами его шеи, — что принадлежишь мне? — Он прикусил мочку Рая, и тот выгнул спину, жадно втянув воздух — Алукард всегда знал, что сказать — и сделать, — дабы выбить почву из-под его ног.

Рай повернул голову, силясь что-то сказать, но рот Алукарда уже нашел его губы. Пальцы запутались в волосах, пальцы вцепились в одежду. То было крушение, движущей силой которого стали три года разлуки.

— Тебе меня не хватало, — выдохнул Алукард — констатация и признание — ведь все в нем — и напряженность спины, и то, как он прижимался бедрами к Раю, и бешенный ритм сердца, и легкая дрожь в голосе — все говорило о том, что скучал и он.

— Я принц, — ответил ему Рай с деланным равнодушием. — И способен себя занять.

Сапфир блеснул в брови Алукарда.

— Я могу быть ну очень занятным, — проговорил он, склоняясь ниже, и Рай осознал, что тоже к нему тянется, но в последний момент Алукард запустил ладонь в его шевелюру и слегка запрокинув голову принца, прильнул губами к открывшейся взору коже.

Рай стиснул зубы в попытке сдержать стон, но скованность мышц выдала чувства — и Алукард улыбнулся, не прерывая ласк; его пальцы уже спустились к тунике и принялись ловко расстегивать ворот, чтобы продолжить дорожку из поцелуев, но тут он замер, заметив над сердцем шрам.

— Кто-то ранил тебя? — прошептал он, зарывшись носом между ключиц Рая. — Могу ли я снять боль?

Рай обхватил лицо Алукарда и притянул к себе, страстно желая переключить внимание с метки и предотвратить вопросы. Он ухватил зубами его губу и насладился реваншем, вырвав порывистый вздох…

Прозвенели колокола.

Ночь Знамён.

Рай опаздывал. Сильно опаздывал.

Алукард рассмеялся тихо и грустно. А принц прикрыл глаза и сглотнул.

— Санкт!* — Он ненавидел мир, ожидавший его за дверью. И место свое в этом мире тоже не переносил.

Алукард уже отстранялся, и на мгновенье всё, чего Рай хотел — схватить его и вновь притянуть к себе. Он страшился, что если отнимет руки, то Алукард снова исчезнет: не из комнаты, а из Лондона. Ускользнет от него под покровом ночи, скроется в море, как сделал три года назад. Алукард, должно быть, заметил ужас во взгляде Рая, поскольку снова привлек принца к себе и, накрыв его губы своими в последний раз, подарил нежный, томительный поцелуй.

— Спокойно, — добавил он, медленно отступая. — Я же не призрак. — Он улыбнулся, расправил камзол, и отвернулся к двери. — Поправь корону, мой принц, — бросил он, уходя. — Она немного сползла.

* арнезианское непереводимое ругательство

(c) перевод katerinakondrenko