Моя жизнь истекала, а я не знал, где утечка. Тем не менее мне удалось вздремнуть, что нелегко, когда не определено, в чем твое несчастье. И я радовался, в этом сумеречном сне, тому, что я хоть в этом пре­ успел, когда вошел мой сын, без стука. Так вот, если есть что-то, что я ненавижу, так это когда в мою комнату входят без стука. Я как раз мог бы оказаться в соответствующей позе и мастурбиро­ вать перед своим псише. Зрелище, мало, в сущно­ сти, поучительное для мальчика, когда его отец, с отверстой ширинкой и выпученными глазами, наяривает, чтобы вырвать мрачное и гадливое удовольствие. Я со всей строгостью призвал его к соблюдению приличий. Он возразил, что посту­ чал два раза. Стучи ты хоть сто раз, ответил я, ты не имел права войти, пока тебя не пригласили. Но, сказал он. Что но? — сказал я. Ты назначил мне прийти к половине пятого, сказал он. Есть в жизни нечто, сказал я, поважнее, чем пунктуальность, это чувство приличия.