Больше цитат

viktork

17 ноября 2015 г., 22:50

Эрос — это вся совокупность возможных отношений между мужским и женским началами. В эросе воспроизводится, но уже постфактум, после
разделения диады, андрогинная природа мира.

Мужское сознание жестко и постоянно отделяет одно
от другого, мужчина помешан на операции
дифференциации, особенно западный, европейский мужчина.
Женское сознание или его проект, пока еще не до конца
развившийся, наоборот, холистически соединяет между
собой явления. С этим связано отношение к процессу
производства детей. Для мужчины это — создание чего-то
вне его, а женщина носит ребёнка в себе как субъекта.
Мужчины видят субъекта всегда во вне, женщина же
носит его в период беременности внутри себя.
Соответственно, ее представление о теле, о собственном
отношении с этой будущей субъектностью иное. Беременность
дает женщине опыт сосуществовании двух субъектов в
одном теле, и даже двух тел в одном теле. Женщина
обладает уникальным опытом раздвоения человеческого
существа; она может понимать другого так же, как себя.
Она может понимать мир так же, как себя. Она может
воспринимать целостность мира, поскольку она
заведомо уже имеет фундаментальный опыт «ты», сначала
внутри, потом вовне. «Ты», которое внутри, учит женщину
иначе распределять онтологические, гносеологические и
физические отношения и пропорции в мире и в
человеческом коллективе. Мир женщины ближе к манифестацио-
нистски понятой Вселенной, чем мир мужчины. Вот в
этом смысле женщина глубже.


самом деле, боди-арт — это симулякр, пародия на традиционную татуировку, расписывание, наложение ритуальных знаков. Это — профанация ритуала, так же, как курение анаши.

В постмодерне через симулякры происходит обессмысливание многих разрозненных фрагментов премодерна. Всё возвращается, даже ирокез панков.
Почему ирокезы носили такие прически? Это были священные, сакральные формы в память о Великой Птице. Ясно, что метафизика птицы современным панкам
совершенно чужда. Новая обнаженность, боди-арт или отсутствие
запретов, ингибиций — это отнюдь не возврат к панэротической культуре греков, ведь постмодерн — это пародийное, смеховое, юмористическое явление.

археология — это наука не фактов, а наука интерпретации.

Мужчина разделяет и поэтому рассматривает женщину как иное и начинает ее прессовать. Женщина соединяет, поэтому не рассматривает мужчину как иного и, соответственно, не прессует его.

когда последний человек, хрипя, отплевываясь и зевая, покинул зал, спектакль начался.

Традиция


У людей традиционного общества традиция воспринимается как данность, которую они никогда не осмысливают как философскую парадигму, они просто
утверждают, что нечто есть истинным и единственно верным образом.

традиционализм впервые появляется тогда, когда Традиция заканчивается.

Показательно, что мэйнстрим культуры XX века сегодня в Европе забыт. И весь тот философский мусор, с которым носилось человечество совсем недавно,
выброшен на помойку, как горы учебников по научному коммунизму.


постмодерн
Переход к парадигме постмодерна мира снизу Генон описывает как открытие
Мирового Яйца снизу. Эту финальную фазу распада священного космоса и наступление конца мира сам Генон связывал с распространением неоспиритуализма. Он говорил, что за эпохой грубого и брутального материализма должна начаться эпоха, когда от гонения на религию люди перейдут к безразличию к религии, а от формального утверждения парадигмы Просвещения — к экстравагантным и мракобесным формам полурелигииполусатанизма, к помеси сектантства с новейшими технологиями.

Александром Великим у Каспийских ворот была построена знаменитая медная стена для того, чтобы Гоги и Магоги не ворвались в человеческий мир.
Великая китайская стена имела сходный символический смысл, так как оседлые китайцы воспринимали евразийских кочевников как «демонические бродячие влияния». Для недопущения в мир этих влияний существовали развитые ритуалы и обряды.

ококкультисты и теософисты, а также другие представители неоспиритуализма, после фундаментального разрушения, осуществленного в их сознании модерном и его антитрадиционными принципами, просто не в состоянии прорваться к высшим уровням Традиции, давно ставшим недоступными — тем более, что Яйцо Мира закрыто сверху. И их протест против сухого материализма, против позитивизма и атеизма выражается в том, что они только расшатывают культуру модерна и создают благоприятные условия для вступления в мир «орд Гогов и Магогов».

Наблюдая фрагменты отечественного постсоветского постмодерна — Бориса Моисеева, Верку Сердючку, Петросяна, Жириновского, книги и либретто
Владимира Сорокина, выставки Марата Гельмана и т.д. — поневоле удивишься: многие люди в возрасте, воспитанные в СССР, думают, что это нечто скандальное, из рук вон выходящее, беспрецедентное, даже «апокалиптическое». Для традиционалистов же постмодерн не несёт в себе ничего неожиданного. Апокалипсис для них начался очень давно, с Ньютона и с Декарта, в
русской истории — с реформ Никона и Петра Великого.

сверхчеловек, чей приход Ницше относил в будущее, т.е. как раз к фазовому переходу от модерна к постмодерну, являясь современником последних людей, к ним никак не относится. В отличие от них, он не побежденный ничто, а его победитель. И его судьба жёстко разведена с судьбой последних людей.
Последние люди для него и есть ничто, «прах земли». Он на них
плюет, даже за людей не считает. Да и сами они радостно и покорно готовы раствориться в клонах и киборгах, чтобы и след от них простыл...

Только на сей раз не свиньи бегут к обрыву, а философ Жиль Делёз, озверевший от своих мыслей, топоча, подбегает к окну и прыгает туда, как свинья с обрыва

В постмодерне всё есть симулякр. Но для Радикального Субъекта сама парадигма и есть симулякр. Любая парадигма. Только то, что не аффектировано парадигмами, не есть симулякр. А единственный, кто не аффектирован парадигмами, это Радикальный Субъект. Следовательно, только он и есть не-симулякр.
Всё остальное — симулякр.

в эпоху постмодерна мы сталкиваемся с культурой, которую невозможно, не нужно, некому и незачем интерпретировать.

Гносеосимуляция — это шифрограмма, которая не подлежит декодированию, поскольку не несет никакого смысла.

по мере расширения объема знаний происходит всё
большее сокрытие кода, который дешифрует эти знания. В
ответ он включился, подпрыгнул и ответил: «А вот это правильно, потому что код остается в руках очень небольшой интеллектуальной элиты, к которой принадлежу я, вы, и еще очень немногие. А быдло вокруг, и ваше, и наше, оно никогда ничего не понимало, и сейчас не поймёт, что ему ни давай — хоть все знания мира». «Мы же являемся необрахманами, — заключил Фридрих Стар, сторонник демократии и прав человека, — и мы храним тайну дешифровки в обществе дебильных толп


Информация предполагает прямое воздействие внешних данных на воспринимающего. Ин-форліация <£орлі-ирует того, кто её получает. Когда наличествует код, определяющий структуры субъекта и объекта, информация формирует не субъекта напрямую, но аффектирует его гносеологическую парадигму, сталкиваясь с кодом.

Код делает информацию знанием

В постмодерне код вначале начинает расплываться, потом окончательно исчезает. Это и есть торжество информации в чистом виде, «информационное общество».

Потребляют не вещи, но знаки. Знак и есть симулякр

Это телемассы, те недолюди, которые представляют большинство постчеловечества постмодерна. Они пожирают знак, искренне полагая, что с этих телелучей, с экранной симуляции всё началось и всё ею закончилось.


Отсутствием критического мышления массы постмодерна коррумпируют свои элиты, ведя их всё дальше и дальше в воронку нагнетающегося идиотизма бессмысленной циркуляции пустых посланий. Это и есть экономика посткапитализма.


«Стирай всё. Давай же...» Это и есть максимальная программа революции в постмодерне: предложение просто удовлетвориться стиранием. «Кого? Чего?» — «Всего». Это и есть «la volonte au néant», «воля к ничто» Жиля Делёза.