поистине, "все мы много согрешаем", все "падаем и восстаем". Но все это, как правило, остается в глубине и тайне нашей души: мы молчим, открываясь разве на исповеди или, в порыве откровенности, избранным ближайшим людям. А поэт Пушкин отличается от нас тем, что не молчит. Он не утаивает от нас самоотчета в преткновениях, сомнениях, падениях, блужданиях - он насквозь исповедален. Это не потому, что ему так нравится, - просто таково свойство его поэзии: слово не отражает его внутреннюю жизнь (с неизбежной частичностью, свойственной всякому "отражению"), а целостно являет эту жизнь. Такое свойство ставит поэта в крайне "невыгодное" по сравнению с нами положение: он не может произвольно отобрать из своего образа, из своей исповеди, наиболее "презентабельное", всякий может при желании ткнуть пальцем в то или иное слово и, заменив пушкинское "я" на отчужденное "он"