— Да ты артист, — сказала Фанни, когда Карл вернул ей трубу. — Поступай к нам трубачом.

— Мужчин тоже берут? — удивился Карл.

— Да, — сказал Фанни, — мы играем два часа. Потом нас сменяют мужчины, переодетые чертями. Половина трубит, половина барабанит. Здорово, и вообще весь антураж тут ого-го. Мы-то вон как разряжены! Одни крылья чего стоят! — Она оглядела себя.

— Ты полагаешь, — спросил Карл, — я тоже смогу получить место?

— Непременно, — ответила Фанни, — это же крупнейший театр в мире. Какая удача, мы снова будем вместе! Впрочем, все зависит от того, какую работу ты получишь. Ведь вполне возможно, что, даже работая здесь, мы все-таки видеться не сумеем.

— Неужели театр и впрямь так велик? — спросил Карл.

— Крупнейший в мире, — еще раз сказала Фанни. — Правда, сама я его еще не видела, но кое-кто из девушек — мои коллеги, побывавшие в Оклахоме, говорят, что ему просто конца-краю нет.

— А записывается мало кто, — заметил Карл, показывая вниз на парней и маленькое семейство.

— Верно. Но учти, мы набираем людей во всех городах, наша вербовочная группа постоянно разъезжает, и таких групп еще много.

— Разве театр еще не открыт? — спросил Карл.

— Конечно, открыт, — ответила Фанни, — театр старый, но он постоянно расширяется.

— Меня удивляет, — сказал Карл, — что люди совсем не рвутся к вам.

— Да, странно, — согласилась Фанни.

— Может быть, это обилие ангелов и чертей скорее отпугивает, чем привлекает?

— Кто ж его знает, — отозвалась Фанни, — и это не исключено. Скажи нашему шефу, может, это ему пригодится.

— Где он?

— На ипподроме, на судейской трибуне, — сказала Фанни.