Серия книг «Проза Татьяны Соломатиной» — 11 книг

Этот роман вполне можно назвать производственным. Он - о женщинах-врачах, о женщинах топ-менеджерах, о женщинах-прелесть-каких-глупеньких и о женщинах-ужас-каких-дурах. И о мужчинах, разумеется. Куда без них? Куда без них - вралей-приспособленцев, сантехников-алкоголиков, фээсбэшников-буддистов, дальнобойщиков-подкаблучников, олигархов-мечты-каждой и без, собственно, настоящих мужчин! Хотя... Но производственным роман можно назвать вовсе не из-за наличия в нем более-менее качественных производителей. А именно из-за произведения. Из-за произведения на свет новой жизни. А на это, как известно, способна только Женщина.

Этот роман вполне можно назвать производственным. Он - о женщинах-врачах, о женщинах топ-менеджерах, о женщинах-прелесть-каких-глупеньких и о женщинах-ужас-каких-дурах. И о…

Кафедра ""А&Г"" не книга ""о врачах"". Нет здесь боли и крови пациентов - зато есть кровь простодушной Дуси Безымянной, которая в один из дней поняла, что все свое у нее уже было, и больше ничего своего у нее не будет… Нет здесь шприцов и скальпелей - зато есть неуместный в деле родовспоможения секционный нож, предназначенный для вскрытия мертвой плоти, который в один из дней перережет петлю на шее достаточно молодой еще жизни... Это и не книга об ученых, сколько бы раз ни упоминались в ней кандидатские и докторские, степени и звания, профессора и академики. Кафедра ""А&Г"" - долгий разговор о людях: о любви и ненависти, об амбициях и лени, о желаниях и разочарованиях. Это словесный фарс, представление в прозе, художественная ложь. Но в ней - жизнь! А жизнь - ""самое интересное расследование, потому что поиск главного подозреваемого всегда приведет вас к самим себе. К вашим рогам, вашим крыльям, вашим перинатальным матрицам и вашей собственной, самой главной науке - знанию о самом себе"".

Кафедра ""А&Г"" не книга ""о врачах"". Нет здесь боли и крови пациентов - зато есть кровь простодушной Дуси Безымянной, которая в один из дней поняла, что все свое у нее уже было,…

"Одесский фокстрот" - это не роман. И не "роман в эссе", как по меткому определению моей подруги и по совместительству - литредактора, был обозначен жанр "Моего одесского языка". Это не крик души и не шепот сердца. Не печаль разума и не поиск чего бы то ни было: себя, истины, правды... Это симпатическая реакция. Мне все время кажется, что на мне стоит клеймо. И оно постоянно чешется. Проявись оно когда-нибудь как обычная татуировка, там было бы одно слово - "Одесса".
От автора.

"Одесский фокстрот" - это не роман. И не "роман в эссе", как по меткому определению моей подруги и по совместительству - литредактора, был обозначен жанр "Моего одесского языка".…

Сидишь прекрасной московской осенью на ступеньках в ожидании важной встречи. Мимо тебя проходят два юных балбеса влюбленные друг в друга по уши. Ей лет семнадцать. Ему - ненамного больше. Она со звериной серьезностью: "Ты любил в детстве жевать вишневую смолу?!" Он - вопросом на вопрос, смеясь: "Это тест?" Парочка проходит, и все встречи становятся неважными, потому что ожидание куда важнее. И не на ступеньках в центре Москвы ты сидишь, а на швартовочном кнехте в одесском порту, и не пятый десяток тебе, а семнадцать. Жизнь прожита, потому что всем юным известно, что в семнадцать жизнь уже прожита, прочитана как полудетский роман. Уже нанесены все самые глубокие раны, они кровоточат и причиняют острую боль. И до шрамов, затянутых каноном драматургии классицизма - триединством времени, места и действия, - еще далеко. И еще прекрасно непонимание того, что все события происходят в течение жизни, на одной и той же планете и длятся ровно от рождения до смерти…
"Это тест!" - шепчешь сама себе. И единственно важным становится неотложное свидание со старой вишней на трамвайной остановке 8-й станции Черноморской дороги. Это логично, последовательно и, значит, справедливо.

Сидишь прекрасной московской осенью на ступеньках в ожидании важной встречи. Мимо тебя проходят два юных балбеса влюбленные друг в друга по уши. Ей лет семнадцать. Ему - ненамного…

Одесса для меня не звук, не ярмарочный лубок, не дешёвка, не хая с Привоза. Моя Одесса — это Арман Эммануэль дю Плесси дюк де Ришелье, это обрусевший француз Александр Федорович Ланжерон, это герой войны 1812 года Михаил Семёнович Воронцов. Моя Одесса — это легендарный русский город, уникальный своим истинным космополитизмом. Это созданный умными свободными трудолюбивыми людьми политэкономический феномен. Потому в моём одесском языке превалирует акцент "Одесской главы" "Евгения Онегина", а вовсе не пошлые бородатые анекдоты.
Хотя без великолепных еврейских старух, говорящих на идиш, не обошлось. Без них Одессу так же сложно представить, как и без Ришельевского лицея — второго в России после Царскосельского. Хотя первых уже нет, а второй — давно не тот. И лишь Понт Эвксинский гостеприимно катит свои вечные волны, полностью оправдывая перевод своего названия с греческого на одесский...

Одесса для меня не звук, не ярмарочный лубок, не дешёвка, не хая с Привоза. Моя Одесса — это Арман Эммануэль дю Плесси дюк де Ришелье, это обрусевший француз Александр Федорович…

Кафедра "А&Г" не книга "о врачах". Нет здесь боли и крови пациентов - зато есть кровь простодушной Дуси Безымянной, которая в один из дней поняла, что все свое у нее уже было, и больше ничего своего у нее не будет... Нет здесь шприцов и скальпелей - зато есть неуместный в деле родовспоможения секционный нож, предназначенный для вскрытия мертвой плоти, который в один из дней перережет петлю на шее достаточно молодой еще жизни... Это и не книга об ученых, сколько бы раз ни упоминались в ней кандидатские и докторские, степени и звания, профессора и академики. Кафедра "А&Г" - долгий разговор о людях: о любви и ненависти, об амбициях и лени, о желаниях и разочарованиях. Это словесный фарс, представление в прозе, художественная ложь. Но в ней - жизнь! А жизнь - "самое интересное расследование, потому что поиск главного подозреваемого всегда приведет вас к самим себе. К вашим рогам, вашим крыльям, вашим перинатальным матрицам и вашей собственной, самой главной науке - знанию о самом себе".

Кафедра "А&Г" не книга "о врачах". Нет здесь боли и крови пациентов - зато есть кровь простодушной Дуси Безымянной, которая в один из дней поняла, что все свое у нее уже было, и…

Наша бесспорная уязвимость заставляет нас верить.
Вера толкает на неосмотрительные поступки.
Неосмотрительные поступки приводят к ошибкам.
Ошибки - к сомнениям.
Сомнения - к бездействию.
Бездействие делает ещё более уязвимыми.
Но есть в нас то, что всегда за пределами порочного круга.
Что больше нас. Забавнее. Яростнее. Не требующее ни целеустремлённости, ни постоянства, ни веры, ни понимания, но лишь правды.

Наша бесспорная уязвимость заставляет нас верить.
Вера толкает на неосмотрительные поступки.
Неосмотрительные поступки приводят к ошибкам.
Ошибки - к сомнениям.
Сомнения -…

Пронзительный роман о поколении, чья юность пришлась на конец восьмидесятых - начало девяностых годов двадцатого столетия. Главные герои учатся в медицинском институте. Студенческие колхозы, общаги, амфитеатры аудиторий, подвалы анатомки, морг судебки, клинические кафедры, операционные, и очередь на разгрузку вагонов в порту. Дружба, предательство, верность, измена. И, конечно же, любовь.
Многолюдная, сумбурная, веселая и грустная, едкая и нежная, удивительная, захватывающая, неповторимая и постоянно повторяющаяся история о нас. О всех нас, живущих на густонаселенной коммунальной планете.
И о Полине Романовой и Алексее Евграфове.
Финал никого не оставит равнодушным.
Любой финал - это следующее начало.

Пронзительный роман о поколении, чья юность пришлась на конец восьмидесятых - начало девяностых годов двадцатого столетия. Главные герои учатся в медицинском институте.…

Татьяна Георгиевна Мальцева - начмед родильного дома. Недавно стала матерью, в далеко уже не юном возрасте, совершенно не планируя и понятия не имея, кто отец ребенка. Ее старый друг и любовник Панин пошел на повышение в министерство и бросил жену с тремя детьми. Преданная подруга и правая рука Мальцевой старшая акушерка обсервационного отделения Маргарита Андреевна улетела к американскому жениху в штат Колорадо...
Жизнь героев сериала "Роддом" - полотно из многоцветья разнофактурных нитей. Трагедия неразрывно связана с комедией, эпос густо прострочен стежками комикса, хитрость и ложь прочно переплетены с правдой, смерть оплетает узор рождения. Страсть, мечта, чувственность, физиология, ревность, ненависть - петля за петлей перекидываются на спицах создателя.
"Жизнь женщины" - четвертый сезон увлекательнейшего сериала "Роддом" от создательницы "Акушер-ХА!" и "Приемного покоя" Татьяны Соломатиной.
А в самолете Нью-Йорк-Денвер главную героиню подстерегает сногсшибательный поворот сюжета. И это явно еще не финал!

Татьяна Георгиевна Мальцева - начмед родильного дома. Недавно стала матерью, в далеко уже не юном возрасте, совершенно не планируя и понятия не имея, кто отец ребенка. Ее старый…

Лика – обыкновенный московский подросток середины восьмидесятых двадцатого века. Однажды летом, во время безмятежного отдыха в Крыму, она узнаёт, что лучший друг её отца через два дня погибнет. Это предрешено. Что может сделать пятнадцатилетняя девочка? Взрослые не верят ей. А время утекает капля за каплей. И она отправляется в Путешествие…

Лика – обыкновенный московский подросток середины восьмидесятых двадцатого века. Однажды летом, во время безмятежного отдыха в Крыму, она узнаёт, что лучший друг её отца через два…

Давид Фонкинос, увенчанный в 2014 году сразу двумя престижными наградами — премией Ренодо и Гонкуровской премией лицеистов, — входит в десятку самых популярных писателей Франции. Его романы имеют успех в тридцати пяти странах. По знаменитой “Нежности” снят фильм с Одри Тоту в главной роли, а тираж книги давно перевалил за миллион. Герой романа “Мне лучше” — ровесник автора, ему чуть за сорок. У него есть все, что нужно для счастья: хорошая работа, красивая жена, двое детей, друзья. И вдруг — острая боль в спине. Врачи разводят руками и советуют искать психологические причины. Приходится разбираться со своим прошлым, выяснять отношения с детьми, с родителями, с женой. Благополучие трещит по швам, а поиски исцеления превращаются в настоящий квест.

Давид Фонкинос, увенчанный в 2014 году сразу двумя престижными наградами — премией Ренодо и Гонкуровской премией лицеистов, — входит в десятку самых популярных писателей Франции.…