Серия книг «На солнечной стороне. Дина Рубина» — 7 книг

В творчестве Дины Рубиной есть темы, которые занимают ее на протяжении жизни. Одна из них — ​тема Рода. Как, по каким законам происходит наследование личностью родовых черт? Отчего именно так, а не иначе продолжается история того или иного рода? Можно ли уйти от его наследственной заданности? Бабка, "спивающая" песни и рассказывающая всей семье диковатые притчи; прабабка-цыганка, неутомимо "присматривающая" с небес за своим потомством аж до девятого колена; другая бабка — ​убийца, душегубица, безусловная жертва своего времени и своих неукротимых страстей… Матрицы многих историй, вошедших в эту книгу, обусловлены мощным переплетением генов, которые неизбежно догоняют нас, повторяясь во всех поколениях ­семьи.

В творчестве Дины Рубиной есть темы, которые занимают ее на протяжении жизни. Одна из них — ​тема Рода. Как, по каким законам происходит наследование личностью родовых черт?…

Тема детства и юности в творчестве Дины Рубиной лишена ностальгической сентиментальности, наоборот — сопряжена с драмой и горечью. "Любой мало-мальски чувствующий человек подтвердит вам, что нет ничего печальнее счастливого детства. Разве что отрочество". Писатель никогда не включает в книги свои ранние опусы о детстве, многие из которых были опубликованы в "Юности". Переиздания удостаиваются лишь некоторые. В зрелом возрасте Дина Рубина редко обращается к этой теме в силу ее болезненности, у нее очень мало вещей, в которых действуют подростки. Тем интереснее этот сборник, в котором соединились произведения о детстве и юности разных периодов.

Тема детства и юности в творчестве Дины Рубиной лишена ностальгической сентиментальности, наоборот — сопряжена с драмой и горечью. "Любой мало-мальски чувствующий человек…

В любовной прозе Дины Рубиной, как и в жизни, возвышенное соседствует с бытовым. Но любовь при этом не девальвируется, не опошляется, не исчезает под грубым натиском действительности. Уживается. И если бунинский "солнечный удар" убивает, то рубинские "солнечные лезвия" ранят смертельно, но погибнуть не дают – обрекают на испытание. На всю оставшуюся жизнь.

В рассказах Рубиной на эту тему нет экзальтации, даже когда страдание героев неподъемное. В галерее пишущих о любви Дина Рубина – один из самых честных и мужественных писателей.

В любовной прозе Дины Рубиной, как и в жизни, возвышенное соседствует с бытовым. Но любовь при этом не девальвируется, не опошляется, не исчезает под грубым натиском…

Рим, Амстердам, Прованс, Гейдельберг… Повезло тем городам и местечкам, которые зажили в прозе Дины Рубиной самостоятельной жизнью! Навек останутся они в памяти читателей. Даже тех, которым не довелось увидеть эти пространства своими глазами. Рассказы Д. Рубиной о путешествиях – это не обычные травелоги. Внимание в них сосредоточено не на перечислении памятников культуры. Это всегда истории о судьбах людей, через которые и приоткрывается гений места. Образ госпожи Ван Лоу, не пожелавшей "награды за судьбу" ("Школа света"), обнажает суровый и благородный характер жителей Дельфта не меньше, чем малые и большие голландцы в его музеях. Легенда о семье Марии, возродившей виллу "Утешение" ("Вилла "Утешение"), говорит о вере итальянцев в рок яснее, чем останки Помпей.

Рим, Амстердам, Прованс, Гейдельберг… Повезло тем городам и местечкам, которые зажили в прозе Дины Рубиной самостоятельной жизнью! Навек останутся они в памяти читателей. Даже…

Нет места более священного, чем Иерусалим – "ликующий вопль тысяч и тысяч глоток", "неистовый жар молитв, жалоб и клятв", "тугая котомка" запахов: ладана – христианского квартала, рыбы – мусульманского, свежестиранного белья – еврейского, хлебного – армянского. Жить в этом городе непросто, потому что он, по словам Дины Рубиной, – "вершина трагедии". Но что было бы в жизни писателя, если бы в ней не случился Иерусалим? В конце 1990-х Дина Рубина вместе с семьей переезжает в Израиль. И с этого момента в жизни писателя оказываются две родины: одна – по праву крови, вторая – по праву языка. О трудностях и радостях срастания с новой землей, о невероятных перипетиях судьбы своих новых соотечественников, о гении места Иерусалима – повести, рассказы и эссе данной книги.

Нет места более священного, чем Иерусалим – "ликующий вопль тысяч и тысяч глоток", "неистовый жар молитв, жалоб и клятв", "тугая котомка" запахов: ладана – христианского квартала,…

Семьи, которые изображает Дина Рубина, далеки от идеала. Всё как у всех. Одинокая мать, воспитывающая сына; "выходной" папа; брат и сестра, отец которых покидает дом в надежде на новую любовь… Кругом "ухабы характера", всюду "щипки, тычки и щекотания", "грызня грызнёй"… Не случайно мальчик, персонаж рассказа "Терновник", заявляет вечно занятой матери: "Я найду себе другую женщину!" А подросток, которого растят двое отцов, из рассказа "Двойная фамилия", произносит: "Никогда не женюсь, правда-правда!" Но при этом Дина Рубина – исключительный мастер в изображении семейной любви, ее созидательной силы. Любовь родителей способна растворять камни, топить лед, согревать с того света. Нет ничего значительнее этого "Великого Братства Кормящих"!

Семьи, которые изображает Дина Рубина, далеки от идеала. Всё как у всех. Одинокая мать, воспитывающая сына; "выходной" папа; брат и сестра, отец которых покидает дом в надежде на…

Дина Рубина – мастер конфликта. Особенно того острого, порой трагического, сторонами которого оказываются человек и история. Всякий раз писатель ставит героя в ситуацию практически безвыходную. Чудо – вот что спасает его из водоворота запредельных по жестокости событий ("Адам и Мирьям"). А еще – семейные узы, основанные на любви и уважении ("Дети Дома Этингера"). И, конечно, искусство, которое возвращает униженному, доведенному до состояния пыли человеку статус творца ("Старуха Баобаб", "Фарфоровые затеи").

Дина Рубина – мастер конфликта. Особенно того острого, порой трагического, сторонами которого оказываются человек и история. Всякий раз писатель ставит героя в ситуацию…