Рецензии на книги издательства «Flammarion»

Уничтожить. Мишель Уэльбек
Жанр: философско-сентиментальная драма, а не триллер, как пишут некоторые
-----
После прочтения эту книгу хочется уничтожить. За обманутые ожидания. Я не читала заранее аннотацию, отзывы, рецензии и начало книги мне показалось воодушевляюще многообещающим:

недалёкое будущее, 2027 год, некая организация или сообщество  спамит французские госсайты видеороликами невероятного качества в плане компьютерных технологий, а потом в мире начались теракты. Спецслужбы  связали воедино и эти ролики, и теракты. Тем временем, с отцом главгероя Поля Резона (тут игра слов: фамилия героя на французском означает "разум") случается инсульт, его парализует, за ним требуется уход и его определяют в хоспис.  Отец Поля - сотрудник спецслужб на пенсии и до инсульта  продолжал работать с секретными документами. Папку с его наработками Поль передал коллегам отца, заодно и познакомился с главным начальником, который впоследствии рассказывал Полю о том, как проходит расследование (чувствуете, да, уже некоторую абсурдность?). Ну а далее, теракты отошли на задний план, и на первый вышли супружеские и семейные проблемы Поля (герою, кстати, 50 лет, он старший сын в семье, мясоед, жена-веган и викканка), а также проблемы здравоохранения и медицины Франции + политические вопросы страны (куда уж без политики?)  Поль работал в министерстве, в команде Бруно, министра экономики, которому пришлось принять активное участие в стартовавших президентских выборах. Но не в качестве кандидата, а как локомотив для марионеточного кандидата от партии  текущего президента. И через беседы Поля с Бруно автор транслировал свои мысли на политическую тему.
В контексте терактов Уэльбек также делится размышлениями о Французской революции и  революционном движении в целом. Цитировал даже радикальный нечаевский "Катехизис революционера".
---
И вот, читаю я всю эту уэльбековскую петрушку (семейные страсти, политические интриги, здравоохранительные ужасы, расследование терактов, размышления о революциях вперемешку со сновидениями героя)  и надеюсь, что в конце будет логический финал. Финал есть, но только касается он лично героя, которому врачи ставят диагноз рак и автор погружает нас в борьбу главгероя с этой болезнью
Ощущение, что автор вообще забыл с чего он начал. Конкретного ответа на вопрос о том, кто и для чего делал ролики, совершал теракты и зачем всё это вообще упоминалось в сюжете, автор не дал. Или я просто невнимательно читала?

Белое может быть чёрным. И наоборот. Это относительно.
Во время кровопролитных сражений гибнет много солдат, их хоронят в братских могилах, второпях.
И это настоящее чудо, если кто-то оказывается живым и выбирается их этого ада. Пусть даже с тяжёлыми ранениями. Главное - жив!
Это же счастье!
Если у женщины погибает муж, то это горе. Но есть средства, который дают ей возможность снова выйти замуж, создать семью, родить детей, занять хорошее положение в обществе. И вроде бы как всё хорошо. Но! Тут появляется умерший муж. Если его признают живым и он получит документы, то она всё потеряет.
Друзья это друзья или враги? Это тоже всё относительно.
Одним словом - Бальзак...
Кто читал его произведения, тот знает, что простого повествования не жди.
Кто не читал - повод прочесть и познакомиться.
Я вообще его считаю одним из своих любимых писателей. За эти детальные прорисовки персонажей, как в плане внешности, так и характера. За описание обстановок, ситуаций. Режиссёру-постановщику даже делать нечего.
Как бы банально не звучало, но ситуации, описанные в его произведения, актуальны и сегодня.

Обычно такое описание характеризирует в литературных мемах русскую классическую литературу. Тем не менее, традиция описания депрессии ровно так же, если не больше, присуща и французской литературе, и в этом аспекте Уэльбек в какой-то мере является последним звеном в цепочке французских писателей, так или иначе посвятившим своё творчество данной тематике: Бодлер, Камю, Ф. Саган.

Уэльбек на протяжении 25 лет описывает депрессию в современном мире, но каждый раз ему удаётся как-то удивить своего читателя, по крайней мере, интерес к романам Мишеля возрастает с каждой новой вышедшей книгой, хотя, казалось бы, всё уже сказано (в принципе, для общего понимания взглядов Уэльбека достаточно прочитать его первый роман «Расширение пространства борьбы»).

«Серотонин» не стал исключением. Естественно, тоска в нём занимает ключевое место, собственно, это угадывается по названию, не о радости же будет идти речь. Справедливости ради, несмотря на откровенную бедность языка и, фактически, отсутствие стиля, что неоднократно ставилось Уэльбеку в укор критиками, было бы неправильно сводить всё творчество Уэльбека к воспроизведению на бумаге ощущений безысходности и бессмысленности жизни. Я бы выделил четыре основные темы, вокруг которых ведётся повествование: одиночество, моральный упадок западного общества, безуспешный поиск счастья и секс. Это и составляет сущность «уэльбековского персонажа» - европейца средних лет, с неплохим заработком, без семьи и определенных целей в жизни. Есть еще, пожалуй, пятая тема, но о ней попозже.

В «Серотонине» таковым является Флоран-Клод Лабруст (да, его имя его самого раздражает) – специалист по сельскому хозяйству, сотрудник соответствующего министерства. Ему 46 лет, и он встречается с молодой и симпатичной японкой Юзу, однако между ними нет ничего общего и после очередного проведённого впустую совместного отдыха в Испании, главный герой решается на кардинальный шаг, подслушанный по телевизору - он попросту переезжает жить в другой район Парижа и больше не появляется на работе. Благо, ни друзей, ни родственников у него нет, так что воплотить в жизнь такой план оказывается очень просто, и теперь он меняет просторную квартиру в элитной до убогости башне «Тотем» на одноместный номер для курящих в отеле Меркурий. Ах да, еще он в больших количествах принимает антидепрессант «Капторикс», содержащий серотонин. Это напрочь убивает его либидо, но помогает хоть как-то продолжать своё существование.

«Наиболее частыми нежелательными побочными эффектами «Капторикса» являются тошнота и импотенция. Я никогда не жаловался на тошноту» (тут и далее- авторский перевод).

Последующее развитие сюжета – пребывание Флорана в отеле, путешествие в Нормандию к старому (и единственному?) другу Эмрику на Рождественские праздники с последующим возвращением в Париж. Всё это сопровождается воспоминаниями о его сексуальной жизни и различными размышлениями, коими автор с нами щедро (порой, излишне щедро) делится.

В определённой мере, Уэльбек в своём новом романе сделал прогресс над самим собой: он постарался копнуть глубже обычного и искренне пытается понять, чего ж не хватает для обретения счастья. Как обычно, не хватило совсем немного, ведь любовная история с Камий была практически идиллической. К тому же, хоть женщины, как и обычно в книгах Уэльбека, описаны в первую очередь через призму своих половых органов, стоит сказать, что Флоран искренне рассуждает о любви как о высоком чувстве. Разумеется, порнографии в этом романе также будет хватать, иногда это и вправду смотрится не совсем уместно, впрочем, никто не мешает пролистывать эти пассажи, если они вызывают неприятные ощущения. Зоофилия и детская порнография прилагаются.

Кроме того, Уэльбек опять дал повод говорить о себе как о пророке. Нормандские фермеры, дабы высказать своё недовольство налогами, уничтожающими их агропромышленность, во главе с другом главного героя Эмриком устраивают настоящее противостояние с полицией, заблокировав основную автомагистраль в своем департаменте. Не хватает только жилетов характерного цвета, не правда ли?

Впрочем, падение продаж нормандских сыров и упадок туризма в регионе, о которых явно сожалеет Флоран, можно считать лишь лирическим отступлением. По крайней мере, это заинтересует лишь франко-французскую часть аудитории, которая не понаслышке знает об убогости Ньора и вкусовых качествах Камамбера. Основная тема, по моему мнению, которую поднимает Уэльбек – можно ли достичь счастья одним лишь отсутствием страданий? Ведь герой, несмотря на все свои проблемы, одиночество, бессмысленность существования, отнюдь не страдает, по крайней мере, «Капторикс» помогает ему не ощущать этого. Желаний, кстати, у Флорана тоже нет, мечта буддиста прямо. Тем не менее, ответ на вопрос тут явно отрицательный.

И тут я вернусь к пятой теме книг Уэльбека. Собственно, он не в каждом произведении вспоминает о ней напрямую, а зачастую она и вовсе отсутствует, но не задуматься о теме религии порой попросту невозможно. Здесь же имя Христа несколько раз упоминается, а сама книга оканчивается следующими словами: «Бог на самом деле занимается нами, он думает о нас каждое мгновенье и даёт порой очень точные указания. [...]И сегодня я понимаю точку зрения Христа, его раздражение из-за ожесточения сердец: у них есть все знаки, и они не принимают их во внимание. Действительно ли необходимо, помимо всего прочего, чтобы я отдал свою жизнь за этих жалких людей? Неужели им надо настолько недвусмысленно дать это понять? Похоже, что да». Но дело даже не в этом. Уэльбек может сколько угодно называть себя агностиком, по сути, он сегодня делает гораздо больше для популяризации христианской веры, чем любой Шатобриан с его «Гением христианства». Ведь он показывает жизнь без Бога, показывает мир, в котором отсутствует даже подобие чего-то возвышенного. И этот мир выглядит настолько непривлекательным, что хочешь-не хочешь, а мысль о том, что счастье так или иначе имеет какую-то религиозную основу, тебя посетит.

Конечно, это не лучшее, что написал Уэльбек, но по сравнению с "Покорностью" - явно шаг вперёд и глоток свежего воздуха. Читать советую, но если все предыдущие романы этого писателя вам пришлись не по душе, вряд ли после "Серотонина" вы измените своё мнение.

8 из 10.

Бонус: цитата о любви и общении.
«Плохо, когда влюбленные говорят на одном языке, плохо, когда они могут по-настоящему друг друга понимать, обмениваться словами, потому что слово существует для создания не любви, а ненависти; слово лишь разделяет по мере возникновения, тогда как бесформенная полу-лингвистическая болтовня объединяет. Разговаривать со своим любимым человеком так же, как мы бы общались с собакой – вот что может создать условия для безоглядной и длительной любви».

Что по-настоящему нужно в жизни писателю? Душевное общение с рафинированными эстетами? Заумные беседы с высоколобыми друзьями? Нет, конечно. Ссылаясь на Пруста, герой и повествователь нового романа Мишеля Уэльбека «Серотонин» пишет, что писателям на самом деле нужны «воздушные романы с девушками в цвету» (перевод здесь и далее мой – Е.). Формулировка более чем устраивает Флоран-Клода Лабруста, этого альтер эго Уэльбека, у которого и фамилия рифмуется с цитируемым им Прустом. Он лишь предлагает заменить молодых девушек в цвету «молодыми влажными кисками». Если вы поморщились, я не виноват. Такова квинтэссенция этой книги, как, впрочем, практически всего творчества Уэльбека. Дальше, если вы решитесь прочитать «Серотонин», будет только хуже. У Уэльбека своя точка отсчета: в начале было не слово, а секс. Именно к этой весьма нехитрой мысли сводится весь замысел «Серотонина». Казалось бы, нет ничего банальнее. И все же в случае данного романа с обвинениями в банальностях стоит повременить.

На первый взгляд, 46-летнему Лабрусту грех жаловаться на жизнь. У него хорошая работа (типичная, как это представляет себе евроскептик Уэльбек, синекура еврократа, варящегося в брюссельском котле – хороший доход прекрасно сочетается со скромными затратами сил), молоденькая гламурная подружка из Японии. Он рассекает по Парижу в «Мерседесе», живет в фешенебельном небоскребе (как подтверждает всезнающий интернет, двуспальная квартира в «tour Totem» стоит под миллион евро, я проверил). Что скрывается за этим фасадом, догадаться нетрудно. Дом постепенно разрушается, внутри все в трещинах, ржавчине и плесени. Работу свою, как и уродливый небоскреб «tour Totem», Лабруст не любит, а развратная и алчная японская подружка не любит Лабруста. Но и это не самое страшное. Уставший от жизни и утративший былые иллюзии Лабруст страдает депрессией, с которой он борется посредством таблетки «Captorix». Побочный эффект таблетки – потеря потенции. Метафорический смысл ясен: Лабруст олицетворяет современную Европу, любующуюся ярким шпенглеровским закатом. Хиреет не только Лабруст, хиреет и Европа. Главная примета хиреющего общества – вымирание, и на этом фоне импотенция Лабруста приобретает особую символичность, невозможность секса – зловещую значимость. В жизни бездетного Лабруста нет секса и любви, а значит, у его жизни нет будущего. Нет будущего и у общества, в котором он живет.

Узнав о том, что его возлюбленная изменяет ему, Лабруст организовывает свое собственное исчезновение. Впрочем, исчезновение – это громко сказано, он просто бросает работу и переезжает в другую часть города (даже в этом переезде есть нечто бессмысленное: Лабруст перекочевывает из 15-о округа Парижа в 13-й, т.е. фактически не покидает т.н. Rive Gauche, должно быть, у него нет сил даже сменить левый берег на правый). Обретя новую жизнь, он пытается воскресить то, что воскресить по определению нельзя, уж импотенту точно. Разумеется, конец вполне предсказуемый и не оставляющий ровным счетом никакой надежды. Хеппи энд и Уэльбек – вещи несовместимые.

Уэльбеку уже давно приписывают дар пророка. Не разочаровал Уэльбек и здесь: в «Серотонине» описывается короткое, но кровавое восстание крестьян, а совсем незадолго до выхода романа во Франции разбушевались «желтые жилеты». Переоценивать этот пророческий дар все же не стоит, но Уэльбек великолепно понимает эпоху, в которой он живет, чувствует ее дыхание и с беспощадной точностью его передает – черта большого писателя. Проницательность в отношении цайтгайста Уэльбека и спасает, так как в остальном его проза, скорее, легковесная. Безжизненные диалоги, вялые, малокровные персонажи, некоторый сюжетный примитивизм, – все это присутствует в романах Уэльбека. Единственный полноценный персонаж уэльбековского романа – авторский альтер эго. Но в «Серотонине» и эта полноценность под вопросом, принимая во внимание импотенцию Лабруста. Невольно задаешься вопросом: неужели это лучшее, что сегодня может предложить современная французская литература (то, что Уэльбек считается лучшим на сегодняшний день, вне всякого сомнения: такое впечатление, что вся культурная Франция с начала года только о нем и говорит)? Вопросом ты задаешься, но, столкнувшись с какой-либо оригинальной мыслью, коих в «Серотонине» немало, начинаешь сомневаться в необходимости ответа. Тем более что с юмором, несмотря на его феерический пессимизм, у Уэльбека все нормально, и читать его редко бывает скучно.

Подозреваю, что причина бешеной популярности Уэльбека кроется в том, что он в каком-то смысле дает политкорректному современному французу немного передохнуть от смирительной рубашки ультралиберализма. Равнодушие Уэльбека к политкорректности хорошо известно, и он без зазрения совести покушается на «священных коров» современной ультралиберальной идеологии, предоставляя французскому читателю прикоснуться к идеологическим табу без малейшего риска для себя (да и сам Уэльбек подстрахован жанром – рассуждает ведь не Уэльбек, а Лабруст). Не поэтому ли его так любят читать во Франции?

Читателям в поисках оптимистического романа вход заказан. В мире Уэльбека преобладает серость, серы его персонажи, краски и альтер эго. Кажется, что даже когда он принимается описывать радостную синеву небес, выходит как-то серовато. Сплошные серые тона. «Серотонин» также не рекомендуется тургеневским барышням, если такие еще есть, да и не только им. Уэльбека часто обвиняют в литературной эротомании. Порнографического в «Серотонине» действительно очень много. Японская подруга Лабруста принимает участие в оргиях, в том числе и с животными. В другом месте Лабруст сталкивается с педофилом из Германии, снимающем нимфетку на видео. Постоянные обсуждения «сисек-писек», в которых Уэльбек плавает и вам предлагает выкупаться. Дань десадовской традиции? Желание épater les bourgeois? Или просто стремление подчеркнуть бездушную аморальность нашего времени? Решать читателю, который будет исходить из собственного мировоззрения, вкуса и представления об эстетических нормах.

В мире Уэльбека любовь суть секс, в его прозе трудно разглядеть поэзию сердца. Возопит читатель: «Где любовь как нечто возвышенное и прекрасное?» С точки зрения Уэльбека, эти понятия неотделимы друг от друга. В одном похабном анекдоте Наташа Ростова спрашивает поручика Ржевского, был ли он когда-нибудь влюблен, т.е. влюблен не в свойственной поручику манере, а в смысле возвышенном. «Имел-с, – отвечает поручик, – на колокольне-с!» Уэльбек с колокольни не слезает. Стоит ли топтаться у подножья колокольни и неодобрительно тыкать пальцем на ее верхушку? Сошлюсь на альтер эго автора. Лабруст замечает, что в обществе, в котором проводится грань между сексом как целью продолжения рода и сексом как источником удовольствия, обречено и продолжение рода и секс как источник удовольствия. Надо сказать, что это диагноз, подтверждающийся последними событиями. Полагая, что Уэльбек бы согласился, я позволю себе расширить мысль: когда проводится грань между любовью плотской и любовью возвышенной, кончается тем, что мы лишаемся как плотской любви, так и «возвышенности».

Читатели, высоко оценивающие роль героизации в литературе, «Серотонин» разнесут в пух и прах. Такие читатели, как, например, Михаил Веллер, много писавший о важности героизации. Веллер считает, что когда в литературе воспеваются доблесть и мужество, то общество процветает, а когда главную роль играют уроды и серенькие люди, то общество деградирует. Литература сильного, колонизирующего весь мир Запада, с ее могучими героями, противопоставляется современной западной литературе с ее пигмеями, карликами и извращенцами. Дегероизация общества как отражение всеобщей деградации Запада началась, как утверждает Веллер, где-то в начале второй половины ХХ века, с таких писателей, как Генри Миллер, вслед за которыми последовали большие социальные взрывы (движение хиппи 60-х годов и т.д.). Анализ правильный, хотя декаданс в западной литературе начался намного раньше. Уже в 1880-х выходит знаменитый роман «Наоборот» Гюисманса (то, что любовь героя предпоследнего романа Уэльбека «Покорность» к Гюисмансу занимает так много место, не случайность, но это уже за пределами данной рецензии) – образ, а может, и прототип дегероизации литературы. Тут важно не путать причину со следствием. Влияет ли литература на общество? Или все-таки общество на литературу? Влияние литературы, как и серьезной культуры вообще, на сегодняшнюю жизнь крайне скромное, литературе отведена роль зеркала. А коль рожа кривая . . .

Как рассказывает Элиас Канетти в своих воспоминаниях, Герман Брох однажды заметил, что литература должна соответствовать интеллектуальному уровню своей эпохи, в противном случае это не литература, а форма китча, выполняющая функции, не связанные с литературным делом. Позволю себе добавить: литература должна соответствовать не только интеллектуальному уровню своей эпохи, но и её социально-психическим запросам. Когда для вас обычная эрекция – событие, согласитесь, что тут не до колонизации планеты. Уэльбек – врач, ставящий диагноз, и я не думаю, что целесообразно будет подвергать врача критике за то, что он не верит в выздоровление, особенно если болезнь действительно неизлечимая.

Стоит ли читать «Серотонин»? Возможно, что на этот вопрос я уже ответил, пускай в несколько туманной форме. Для полной ясности прибегну к цитате из романа. «Энтони Хопкинс, – пишет Лабруст, – был для меня образцом одухотворяющего, почти непревзойденного типа мужчины, которого необходимо встретить на определенном этапе жизни». Примерно то же можно сказать и о самом романе. Одухотворяющего там мало, не говоря уже о непревзойденности, но на каком-то этапе жизни этот роман стоит прочитать любому читателю, во всяком случае читателю мужского пола точно. Приятнее жить не станет, но, возможно, полегчает. В определенном возрасте. В каком? Это уже зависит от самого читателя.

Конечно, если вы принадлежите к той категории людей, для которых литература – священный храм и прикосновение к святыне, если, читая роман, вам необходимо эстетически причаститься, в таком случае, как говорили французские полицейские любителям остановиться и поглазеть на происшествия, а может, и сейчас говорят, roulez, il n’y a rien à voir.

«Серж Жонкур — невероятный хитрец, и это чудесно. Невозможно не заметить лукавой улыбки автора “Национального писателя”, довольного тем, как он ловко провел своего читателя» (Le Monde)

Французский писатель и сценарист Серж Жонкур родился 28 ноября 1961 года. Закончил факультет философии. Прежде чем посвятить себя литературной карьере, перепробовал множество занятий: был разносчиком газет, поваром, спасателем. Много путешествовал. В 1989 году вышел его первый роман «Посещение», тут же обративший на себя внимание французской критики. Читателям давно полюбились его книги, которые отличает богатая фантазия и деликатное остроумие автора. Потому-то выход в издательстве «Flammarion» его нового романа «Национальный писатель» (Serge Joncour. «L’écrivain national») не мог пройти незамеченным. В литературном сезоне 2014 года роман являлся одним из главных претендентов на престижную премию Франции — Интералье (Interallié), а в январе 2015-го это произведение удостаивается премии Де Маго (Le Prix de Magot), вручаемой в одноименном кафе и, по традиции, открывающей следующий сезон больших литературных премий.

Действие романа разворачивается во французской глубинке, в маленьком городке на лесистом Морванском плоскогорье. Серж Жонкур и сам провел детство в этом загадочном краю. По сюжету, местный муниципалитет приглашает на месячный или более срок писателя, предоставляя ему кров и стол, чтобы тот мог пропитаться местными реалиями и увековечил бы увиденное в литературе. Ну и, конечно, предполагаются встречи с читателями, в том числе с обитателями местной тюрьмы, и, как изюминка — встреча с неграмотными поклонниками творчества того, кого местный мэр назвал ни много ни мало «национальным писателем». А как же еще прикажете величать гостя, который прибыл из самого Парижа? Мэр, конечно же, с удовольствием предпочел бы принять какого-нибудь известного спортсмена, но парочка местных любителей литературы была чересчур настойчивой. Прочие же местные жители больше интересуются противоборством экологических активистов и лесозаготовителей...

Главного героя романа зовут Серж. Имя и еще, быть может, несколько совершенно пустячных совпадений, как, например, названия написанных им книг, роднят его с автором романа. Но Серж Жонкур, кажется, не склонен придавать этому большого значения...

Любопытство, как известно, до добра не доводит, в этом убеждается и наш герой. Исчезновение местного богача-землевладельца взбудоражило весь городок. Среди задержанных полицией — Дора — молодая девушка из Венгрии. Серж видит ее фотографию в газете и мгновенно влюбляется. Он становится заправским детективом, и все лишь ради того, чтобы добиться ее освобождения, ну или чтобы хотя бы приблизиться к ней. И все бы ничего, да вот только наш герой — редкостный неумеха и мастер навлекать на себя неприятности… Неоднократно Серж не в состоянии понять, кто же он есть — автор стремительно развивающейся истории или ее персонаж. И, разумеется, этот вопрос для автора романа — Сержа Жонкура — сложнее еще на порядок...

Драматичная история, рассказанная с обезоруживающей самоиронией и нескрываемой симпатией к ее обыкновенным, на первый взгляд, героям становится глубоким размышлением о писательском ремесле.

Пусть последний, оставивший город, погасит свет...

42-летний Томá Б. Реверди (Thomas B. Reverdy) не новичок на французской литературной сцене. Первые три его романа: «Подъем вод» («La Montée des eaux», изд. «Seuil», 2003), «Небо на память» («Le Ciel pour mémoire», изд. «Seuil», 2005) и «Последние огни» («Les Derniers Feux», изд. «Seuil», 2008) — своеобразный поэтический цикл о любви, дружбе и превратностях жизни с заметным автобиографическим оттенком...

В дальнейшем писателя начнут привлекать драматические сюжеты, разворачивающиеся на фоне природных и техногенных катастроф. Таков его роман «Изнанка мира» («L’envers du monde», изд. «Seuil», 2010) — детективная история с философским подтекстом, происходящая в Нью-Йорке после теракта 11 сентября. В 2011 году эта книга принесла автору Премию Франсуа Мориака (Prix François-Mauriac).

Опубликованный в 2013-м роман «Испарившиеся» («Les évaporés», изд. «Flammarion»), повествующий о трагических последствиях цунами в окрестностях Фукусимы, стал фигурантом финальных списков Премии романа «Fnac», Гран-при Французской академии, а кроме того — списков премии «Декабрь» (Prix Décembre) и престижнейшей Гонкуровской премии (Prix Goncourt).

Новый роман Томá Б. Реверди «Был город» («Il était une ville», изд. «Flammarion», 2015) фигурировал в отборочных списках премий «Стиль» (Prix du Style), Жана Фрёстье (Prix Jean-Freustié) и Гонкура (Prix Goncourt) 2015 года.

Судьбы людей разных поколений в современном глобализированном мире — в фокусе внимания этой книги. Движениям капитала чужда сентиментальность, и некогда процветавший город Детройт, столица американского автопрома, на сегодняшний день — банкрот. Целые кварталы заброшены, а на улицах с заколоченными окнами хозяйничают стаи бездомных собак. «Пусть последний, оставивший город, погасит свет» — эта мрачная шутка в ходу у детройтцев.

Вот как сам писатель рассказывает о зарождении замысла романа:

В 2009-м году мне попала в руки одна удивительная книга. Это был альбом двух французских фотографов — Ива Маршана и Ромена Мёффра — “Руины Детройта”. Об этом городе я знал лишь то, что это легенда автомобилестроения, но в фотоальбоме я увидел облупившиеся, обгоревшие здания и зарастающие улицы — природа возвращала себе то, что ей принадлежало по праву. Руины, которые мы, скорее, отнесли бы к следам XVIII века, нежели к тому, что еще вчера было людскими жилищами и заводами, а сегодня оказалось заброшено, как после войны или стихийного бедствия. У меня создалось впечатление, что я вижу развалины нашей собственной цивилизации — антураж конца света, способный вдохновить многих и многих художников.

Этот умирающий город и стал сценой, где разворачиваются события романа и где каждый сдает своеобразный экзамен на выживание и человечность. Автор крайне скуп в выборе числа героев, но изящен в изображении их характеров, которые он искусно подчеркивает лаконичными деталями. Персонаж, дающий нам возможность взглянуть на историю как бы со стороны — Эжен — французский инженер, ответственный за запуск нового автомобильного проекта, впрочем, обреченного на неудачу (любопытно, что автор выбрал это имя для своего героя в знак уважения к Евгению Замятину, роман которого «Мы» он называет в числе оказавших на него наибольшее влияние). Сердечная теплота Кандис — официантки из ближайшего бара — спасает Эжена от депрессии, по мере того, как крах проекта становится все более и более очевиден.

Чарли — смышленый и жизнелюбивый подросток. Он брошен матерью, пожелавшей вырваться из тисков безнадеги, на попечение бабушке. Нелепый шерстяной розовый свитер, единственная вещь, напоминающая Чарли о матери, так и остался ему велик по прошествии лет... Бабушка Чарли — Джорджия — провела в Детройте всю жизнь. Здесь она была молода, благополучна, здесь она была счастлива, и поэтому именно здесь, несмотря ни на что, она хотела бы умереть.

Старина Браун — местный коп былой закваски и живое воплощение французской поговорки: «делай что должен, и будь что будет» (Fais ce que doit, advienne que pourra)...

Все они выживают в этом городе, и каждый по-своему пытается сохранить человеческое достоинство.

Дети — наше будущее, это очевидно... Слишком многие здесь не имеют будущего. Никто не может сказать, что будет завтра. А раз нет будущего, то — и это вполне логично — нет больше и детей.

Как будто повинуясь дудочке невидимого Крысолова, из домов уходят подростки. Уходит однажды и Чарли. Разочаровавшись в идеалах своих родителей, эти дети так и не обрели собственных. Заброшенная школа становится для них новым кровом. Иногда, в своих играх, они представляют себя племенем индейцев, живших когда-то в этих местах. Станут ли эти подростки частью уличных банд? Или еще возможно связать разорванную нить поколений? И если да, то что для этого нужно сделать? Томá Б. Реверди, автор романа «Был город», пытается найти ответы на вопросы, от которых, на мой взгляд, зависит будущее, увы, не только Детройта...

Дюма решил сыграть в бога. Он наделил обычного человека такими возможностями, о которых можно только мечтать. Этот человек умнее всех остальных, богаче всех остальных, сильнее всех остальных, причем на несколько порядков. Он видит их насквозь и, как опытный шахматист, может продумывать все дальнейшие события сразу на несколько шагов вперед. Для него весь остальной мир - просто-напросто поле с марионетками, которые он, согласно своим понятиям о божественной справедливости, легко двигает своими сверхчеловеческими способностями. Он может внушить любую желаемую мысль любому человеку. Даже его слуги работают как машины, а не как люди, причем делают это с огромным желанием и беспрекословной преданностью своему господину.
Это все мне очень понравилось, и, в сочетании с довольно богатым сюжетом, читается крайне приятно и вызывает интересные мысли.

Что не очень понравилось - так это то, что весь сюжет, казалось бы нелинейный, сводится все же к одному и тому же предсказуемому концу, причем только лишь потому, что автор "так захотел", а не потому, что так "устроена жизнь". Мне кажется, что важная составляющая литературы - это все же некий баланс между тем, что хочет вывести автор, и тем, где ему приходится плыть по течению данности. Для меня, это должно быть некое гармоничное вкрапление необычных сочетаний событий и характеров в глобальный узор неумолимой реальности.
И в данной книге я увидел все же излишний перевес в пользу авторского каприза. Собственно, у всей концовки романа уже немножко едет крыша, потому что она лишилась той прелестной игры ума, которая вела все повествование в середине, и перешла в довольно скучную проповедь, которая даже персонажей вдруг сделала безынтересными и практически картонными.