7 мая 2017 г., 00:00
387
Рубрика «7 по 7». 7-го числа каждого месяца историк и писатель Алекс Громов рассказывает о 7 книгах
Ксения Штерн Вволю
Чем живет современный человек, каковы его или ее надежды, мечты, горести? Что-то осталось неизменным с незапамятных времен, иные подробности привнесены нашей стремительной реальностью. В книгу включены повесть «Вволю» и рассказ «Воды». Оба произведения посвящены чувствам и переживаниям, рассматриваемым с разных точек зрения. Рассказ заставляет вспомнить о старинной традиции поездок «на воды» и о том, как в коротких моментах, словно в капле той самой целебной воды, ради потребления которой в очередной Карлсбад или Баден-Баден съезжалась почтеннейшая публика, отражались и настоящие драмы, и их имитации. «Лили вопреки трагизму оперы была полна жизни и казалась веселой и непринужденной. Я любил в ней эту врожденную свободу, пока не заметил, что она происходит не от внутренней воли и ума, а от неосознания полноты происходящего. Однако в этот миг все в ней было так нарядно, игриво и притягательно, что я поддался игре…»
В повести, давшей название книге, каникулярности меньше, больше беспредельного трагизма, способного, тем не менее, разрешиться подлинным катарсисом. Он и она встретились в ранней юности и пронесли сквозь годы семейной жизни искреннее глубокое чувство. Но вот их настигает испытание – тяжелая болезнь дочери. Хуже того, это наследственное заболевание, и как в ужасе осознает несчастная мать девочки, – ее собственная мать, которую она почти не помнит, именно от этой болезни и умерла. Услышав об этом, муж и отец вспыхивает обвиняющей яростью – как можно было о таком промолчать? «Я просидел в этом дворе на желтой скамейке до самого утра. И до самого утра я все думал, путался в собственных мыслях и не мог поверить, что прожил столько лет в абсолютной любви с человеком, которого не знал!». Существует ли путь, на котором можно снова обрести взаимное доверие, возвращающее к жизни и любви?
Владимир Кричевский 1933-37. Проблески «формализма» в оформлении советской книги
В иллюстрированном издании подробно рассказывается об оформлении книг раннего советского периода, причем в первой же главе («В конце двадцатых») отмечено, что те пламенные годы задержались на три года тридцатых. «К тому времени в оформлении книги (их издавалось рекордно много) сошлись все стили и мастера, традиционалисты и модернисты». На развороте приводятся десять примеров разнообразных обложек того периода, среди которых – суперобложка Владимира Фаворского для сборника рассказов; обложка книги для школьников о первооткрывателе Южного полюса, сделанная художницей Лидией Жолткевич; пример того, как художник Лев Канторович использовал в оформлении «Британского профиля» лобовую метафору.
Обращаясь к 30-м годам прошлого века, Кричевский отмечает, что «те годы зажаты между двумя по-разному тяжёлыми датами: 23 апреля 1932 года с его постановлением «О перестройке литературно-художественных организаций» и печально памятным 1937 годом. Мрачное и блистательное одновременно, это пятилетие не нашло достойного и сколь-нибудь конкретного отражения в русской литературе по графике. Всем тридцатым молчаливо приписана графическая бесплодность и даже художественная ущербность. Такое представление неверно, но, к сожалению, укоренилось». К 1938 году в стране соцреализм в иллюстрировании возобладал, и в ходе борьбы с формализмом к работам художников-иллюстраторов и оформителей предъявлялся ряд требований, в том числе, что всё должно быть просто, понятно, правдиво, партийно.
Кричевский так описывает не обойдённую вниманием профессионального художника типовую книгу середины 30-хгодов: «одинокая обложка, теперь уже менее агрессивная, не исчезла, но была решительно оттеснена переплётом с тянущимися за ним прелестями книжного ордера: запечатанный форзац-титул-заставка-буквица-концовка. Широко распространились «художественные» суперобложки. Они хранили память о просто обложке, оттеняли переплётную сдержанность, если не сухость. Тканевые текстуры, «благородные» неяркие тона, всё те же ордерные прелести… В оформлении возобладало то, что в глазах издателей, художников и художников пера связывалось с хорошим вкусом, некой универсальной художественностью и просто материальной добротностью…»
Олег Жданов Я покажу вам Кремль!
О Кремле, древнем сердце Москвы, сложено немало преданий – тут и подземные ходы, и замурованные в тайниках уникальные манускрипты, и множество историй о князьях, царях и полководцах. Однако Кремль не только символ российской столицы, но и изначально - мощная крепость. Ему посвящена новая книга известного знатока Москвы: «Все стены и почти все башни Московского Кремля украшают двурогие зубцы. Это итальянское изобретение чаще называют «ласточкин хвост», оно призвано оберегать защитников крепости от стрелкового оружия противника: стрел, арбалетных болтов, пуль и картечи. На стенах Кремля расположилось 1045 «ласточкиных хвостов» высотой от 2 до 2,5 метра. Если учесть, что в древности люди были меньше ростом, чем сейчас, то получается, что за зубцом кремлёвской стены мог спрятаться даже всадник на лошади. Толщина каждого зубца – около 70 сантиметров, это значит, что он мог бы выдержать выстрел орудия времён Великой Отечественной войны».
Еще при Иване III, чтобы не остаться защитникам Кремля без воды в случае вражеской осады, был обустроен самотечный родниковый водопровод: вода из родника под нынешней Арсенальной башней направлялась по кирпичной трубе к Троицкой башне. Через полтора века Христофор Голлоуэй снабдил Кремль не только обновленным водопроводом, но и водонапорной башней – той самой, которая известна нынче как Водовзводная. Раньше она именовалась Свибловой башней. «Водовзводная (Свиблова) башня своё первое имя получила от боярских хором Свибловых, которые примыкали к ней со стороны Кремля. Второе имя башня получила по водоподъёмной машине и первому московскому водопроводу, расположенным в ней. Вода первоначально шла в государевы Сытный и Кормовой дворцы, а затем в Тайницкий сад». В башне был устроен огромный резервуар, куда и поступала вода, подаваемая с помощью специальной подъемной машины на конной тяге. Мощность водопровода, обслуживавшего царскую поварню, мыльню и иные помещения, где требовалась вода, составляла полсотни кубометров в сутки.
Сейед Мехди Шоджаи. Как поговорить с Тобой?
Новая сказка-притча из серии «Нейестан» открывается рассказом о мальчике, выброшенном на берег морскими волнами. Очевидно, он плыл на лодке вместе со взрослыми, но сильный шторм, швыряя утлое суденышко, погубил всех, кроме малыша. И вот он один, испуганный, голодный и беспомощный оказался на безлюдном побережье. Однако безлюдье – не означает отсутствия жизни и готовности помочь тому, кто попал в беду. «Едва мальчик оказался на берегу, шторм стал постепенно стихать, а из-за серых туч выглянуло яркое солнце. Первой заметила ребёнка старая пальма – добрая Мать Леса. Увидев мальчика, она слегка покачала ветвями и воскликнула: – Друзья! Дорогие мои деревья! взгляните-ка, вон там, на берегу, ребёнок! Он совсем один! Эй, мята! Подложи-ка листья под его нежные пяточки! А ты, ежевика, отодвинь от него ветки, а то поранишь своими колючками!». И вот уже деревья, позабывшие о собственных поломанных ветвях и сорванных ураганом листьях, готовы утешать и оберегать мальчика. А он, отведав сладких фиников с той самой почтенной пальмы, обретает способность понимать шелест деревьев и голоса лесных обитателей, которые тоже спешат на помощь. Обезьяна приносит спелый кокос и обещает научить мальчика ловко раскалывать такие орехи, чтобы добраться до сока и вкусной мякоти. Постепенно он осваивается в лесу, дружит с деревьями и животными, учится строить себе жилище для защиты от непогоды. И вот, наконец, он задумывается о том, почему окружающий мир устроен так многообразно и гармонично…
Ягане Моради Лаке. Гадальщик простой и гадальщик падишаха
В славной Сахарной стране – Шекарестане – жил дядюшка Рамзун. Жил скромно, но не бедствовал, собирал колючие ветки на продажу и тем зарабатывал на хлеб. А главное, он всегда был весел и жизнерадостен. Вот только однажды даже жизнерадостность не помогла. Случилось так, что жена дядюшки Рамзуна вернулась с базара раздраженная и сердитая. «Едва захлопнув дверь, она топнула ногой и закричала: «Тебе нужно стать гадальщиком!». Дядюшка Рамзун удивлённо спросил: «Что случилось, Акдас? Ты на две минуты сходила в лавку и стала ясновидящей?». Оказалось, что с неё торговец потребовал погасить долг, а к жене царского гадальщика отнесся с великим почтением. «Всё потому, что у неё есть деньги! Она может сразу заплатить. Она ещё и чаевые даёт! Видно же — и продавец на её стороне. Гнёт перед ней спину. Корзину с её покупками несёт до самого дворца!».
В общем, вечная и, увы, крайне актуальная для наших дней проблема статуса. И сколько не отнекивался муж, говоря, что настоящих причин жаловаться на жизнь у них нет, да и гадать он вовсе не умеет, жена переспорила. Продал дядюшка Рамзун свой топорик, накупил гадальных принадлежностей и уселся с ними на базаре, втайне надеясь, что супруга скоро образумится. Но тут к нему прибежали ученики мудреца – у того верблюдов украли. И самое смешное, что следуя данному наобум совету, ученики благополучно нашли этих верблюдов. Вскоре дядюшка Рамзун прославился как искусный гадальщик, и сам падишах приказал ему найти воров, ограбивших дворцовую сокровищницу. Но в любом, даже самом успешном деле, порой главным бывает умение вовремя остановиться.
Мохаммад Реза Юсефи. Имя и род любви
Новая книга продолжает цикл оригинальных произведений, созданных по мотивам великой эпической поэмы «Шахнаме», и посвящена истории любви юноши по имени Заль и девушки Рудабе. Пылки и искренним было их взаимное чувство, но всё противилось их счастью, ведь они принадлежали к враждующим родам. «Заль был сыном Сама, правителя Систана, вассала иранского царя Манучехра, а Рудабе — правнучкой Заххака, который когда-то причинил много зла Ирану. Первым против любви Заля и Рудабе выступил Сам, отец Заля. Он сказал: — Рудабе из рода Заххака, царя, у которого из плеч росли змеи, а мы из рода иранских богатырей. Такая любовь не к добру. Ему, сам того не зная, вторил отец Рудабе — Мехраб, правитель Кабула. Он сказал: — Мы из рода араба Заххака, а Заль из рода богатырей Систана. Такая любовь не к добру». Да и царь Манучехр, если бы узнал об этом, смог бы вспомнить о том зле, которое причинил его роду Заххак, и сказать, что ни к чему хорошему не приведет любовь сына славного воина к дочери врага. Рудабе почти в отчаянии, но Заль решает отважно бороться за счастье. Он напоминает отцу, как тот когда-то испугался необычного цвета волос новорожденного сына и приказал выбросить младенца, на съедение диким зверям. Тогда Заль был спасен мудрой птицей Симург. Теперь же отец, устыдившись былой жестокости, обещает просить царя не препятствовать счастью влюбленных. Вот только Манучехр не знает жалости и велит своему полководцу немедленно начать войну и доставить ему головы Рудабе и ее отца…
Марта Таро Игры скорпионов
Времена сразу после изгнания наполеоновской армии оказались нелегкими для Российской империи – разорены города и села, по которым прокатилось нашествие, древняя Москва большей частью превратилась в обугленные руины. И даже в тех краях, которые война не затронула, жизнь опалена всеобщим тяжелым испытанием. Живущие в одной из южных губерний сестры Черкасские только успели обрадоваться, что известие о гибели в Бородинском сражении их старшего брата, князя Алексея, оказалось ложным, как на них обрушиваются новые потрясения. Княжну Долли начинает преследовать охотник за приданым, оказавшийся вдобавок опасным преступником.
Однако природное чутье одной из младших сестер – княжны Лизы и храбрость, проявленная самой Долли в критический момент, разрушают его замыслы. Но из рук правосудия негодяй всё же ускользнул, поэтому ради безопасности Долли вместе с Лизой и тетушкой приходится покинуть обжитую усадьбу и отправиться в Москву. «Ни одного целого дома, лишь закопчённые стены да пустые глазницы выгоревших окон… Еще на окраине города старая графиня остановила кареты и позвала подопечных к себе. Сама-то она знала, какое зрелище им предстоит увидеть, и теперь, глядя в окно, тихо плакала. Долли совсем расстроилась. Опять у тёти сердце прихватит. Надо бы хоть как-то её отвлечь. Заметив неправдоподобно нарядные на фоне обгоревших руин белоснежные наличники и красный кирпич небольшой церкви, Долли бодро заметила: – Тётя, не всё так плохо. Посмотрите, вон храм уцелел».
Однако в Москве, где княжны находят утешение в заботах о восстановлении Ивановского монастыря и храма по соседству с ним, сестрам не довелось задержаться надолго. Их дальнейший путь лежит в Лондон, где князь Алексей в качестве флигель-адъютанта сопровождает императора Александра во время его визита в Англию. Но способна ли свободолюбивая Долли принять множество условностей чопорного британского света?
Комментариев пока нет — ваш может стать первым
Поделитесь мнением с другими читателями!