7 апреля 2017 г., 10:35
334
Рубрика «7 по 7». 7-го числа каждого месяца историк и писатель Алекс Громов рассказывает о 7 книгах
Ольга Берггольц Мой дневник. Т. I: (1923–1929)
Издание представляет собой первую полноценную, научно выверенную публикацию той части дневников известной советской поэтессы, которая относится к 1920-м годам. В этих дневниках запечатлено время творческого становления Ольги Берггольц, ее поиски наиболее выразительной и убедительной формы, концепции, композиции стиха, зафиксированы первые экспериментальные художественные тексты. «Вчера читала сборник программ, деклараций и т.д. «от символизма до октября». Интересно! Сначала символизм увлек. Даже подумывала о «неосимволизме», о возрождении традиций символизма на современной основе. Отчасти это проделывает Саянов. Конечно, и (символизм) футуризм – из символизма вылез. Только и есть две главные силы – символизм и акмеизм-адамизм (программный). А уж имажинизм – так, мыльный пузырь, дом на песке… Вообще нельзя школу без миросозерцания создать… А какое у имажинистов миросозерцание? А уж о ничевоках, люминистах, фуистах, биокосмистах и пр. пр. – и говорить нечего. Вот Серапионовы братья – молодцы».
Размышления о творчестве тесно переплетены с житейскими зарисовками. Когда восемнадцатилетняя Ольга Берггольц стала женой поэта Бориса Корнилова, жить им пришлось весьма бедно – порой не было даже дров для отопления, не говоря уже о долгах квартирной хозяйке. А ведь Ольга уже ждала ребенка. Поэтому дневниковые записи полные сомнений, возьмут ли в журнале новые стихи, отображают сразу все побуждения: и жажду творческого признания, и потребность хоть в каком-то заработке. При этом отношения между Ольгой и ее мужем-поэтом далеко не всегда были безоблачными. Давало о себе знать творческое соперничество, самолюбивое желание Корнилова демонстрировать свою свободу и неизбежная при этом ревность его спутницы. Хорошо просматриваются в дневниках и постепенные перемены в мировоззрении Ольги Берггольц – от традиционных христианских принципов, воспитанных в детстве, к искреннему энтузиазму первого периода Советской власти. Книга проиллюстрирована уникальными архивными фотографиями, репродукциями документов и страниц дневников.
Мишель Онфре Космос. Материалистическая онтология
Трактат известного современного французского философа и прозаика состоит из пяти частей – «Форма априори живущего», «Сила силы», «Второе, непохожее “Я”», «Этика лоскутной Вселенной», «Опыт необъятности». Описывая свое представление о времени, Онфре рассказывает, что в 1960-е годы, будучи ребенком, запомнил, как через родную деревню шли медленные кибитки с неспешной лошадиной поступью, мимо которых проскакивали тарахтящие машины. Так пересекались два времени – прежнее, вергилиевское время звериного шага, и новое, фаустовское время двигателя внутреннего сгорания.
По словам Онфре, мы живем в мертвом времени, созданном машинами, предназначенными создавать виртуальную реальность. В этом времени распалась связь между прошлым и будущим. «Как же теперь осмыслить время вина и крестьянского труда, геологии и спелеологии, время кочевников и людей оседлых, селян и горожан, время растений и камней, время живых и мертвых как нечто единое? Отправиться на поиски утраченного времени и насладиться обретенным препятствует смешение, оно не дает познать сладость ностальгии и жажду, во всей ее силе того, чему надлежит прийти из будущего. Это вредоносное растворение делает глухими тех, кто не может до конца дослушать долгую симфонию, неграмотными – неспособных одолеть толстую книгу, кретинами – не умеющих сохранить внимание и сконцентрироваться после пяти страниц статьи, придурками – привыкших к конфетам радио- и телепередач. Мертвое время убивает всех, кто в нем живет. Мертвое время и не позволит ничего другого, разве только смерть. Оно не связано с языческой мистикой или мудростью, способной проникать в высшее, с экстазом или ощущением океанической безбрежности, это пустое, бессодержательное присутствие здесь, на земле, как будто бы в небытии».
Единственная возможность заглянуть в будущее – это верность прошлому. Опыт, приобретенный в прошлом, позволяет осуществиться настоящему, в котором и разворачивается предпочитаемое и избираемое будущее. Обращаясь к прошлому, можно заменить о том, что между собой и миром не «вставляли книгу» - иначе говоря, люди не спрашивали у книг то, чему их могло научить наблюдение за природой, гармония с ней и старики, у которых можно было учиться. В том ритме натуральной (не обособленной мегаполисной) жизни, «культура провозглашала необходимым знание сельского хозяйства». Неслучайно Вергилий рассказывает и о работе в поле, и о животных, чтобы, «исходя из этого всего, знать, когда командовать природой, когда ей подчиняться». В конце трактата Онфре предлагает свой оригинальный перечень книг, позволяющих сделать шаг навстречу миру.
Энн Руни История математики. От создания пирамид до изучения бесконечности
В древности считали, что определенные числа имеют свои удивительные свойства. Уже четыре тысячелетия назад появились первые записи о математических исчислениях, которые велись в Месопотамии и дельте Нила. В первой главе книги рассказывается, как и откуда взялись числа, как, кто и что считал, в том числе римляне – по своей системе счисления. «Персидский математик и астроном аль-Хорезми родился в Хорезме, и работал в Доме мудрости в Багдаде. Он переводил индийские тексты на арабский, и благодаря ему индийские цифры были введены в арабскую математику. Позднее его работа была переедена на латынь, дав Европе не только цифры и арифметические методы, но и слово «алгоритм», произошедшее от его имени». Попутно рассказывается и история нуля, который у майя обозначался символом раковины. В 458 году ноль упоминался в одном из индийских трактатов, а современное английское слово «zero» пришло через венецианские торгово-культурные связи из арабского языка.
Вторая глава посвящена «числам на службе» и рассказывает об узелковом письме, фишках и досках, неперовых палочках и машинах для математики. В главе, посвященной алгебре, говорится о древних индийских квадратных уравнениях и халифе аль-Мамуне, которому во сне явился Аристотель. После этого халиф приказал собрать и перевести все греческие трактаты, которые удастся найти. Создателем математического анализа как метода стал основатель Керальской школы математики и астрономии Мадхава из Сангамагры, родившийся в далеком 1350 году.
В тексте уделено внимание и статистике – например, в 1936 году Гэллап, использовавший стратифицированную выборку, предсказал победу на перевыборах Франклина Д. Рузвельта. Но не стоит забывать о том, что трудно быть случайным: «Не только в выборках активно стремятся к произвольности. В азартных играх с высокими ставками существует императив, позволяющий убедится, что события, которые предполагаются случайными, на самом деле таковы. Криптография также требует случайно сгенерированных чисел. Это намного сложнее, чем на первый взгляд. Теория хаоса демонстрирует, что многие события, которые кажутся случайными, на самом деле не такие, а управляются сложными законами и большим количеством переменных».
В красочном издании приводятся биографии прославленных математиков, изображения различных вычислительных устройств и геометрических фигур.
Олег Жданов Путеводитель по улицам Москвы. Том 3. Большая и Малая Никитские
Новая книга знатока Москвы посвящена двум старинным улицам в самом центре столицы, на которых сконцентрировано множество мест, связанных с именами прославленных деятелей культуры или сильных мира сего. Автор отмечает, конечно, и памятники архитектуры разных эпох, и характерные особенности городской планировки. «Площадь Никитских ворот – широка и прекрасна. Самый длинный из московских бульваров – Тверской (872 метра), встречается здесь с крохотным Никитским бульваром (меньше 500 метров). На площади расположено здание ТАСС, памятник в виде фонтана-ротонды Пушкину и Гончаровой, храм Большого Вознесения, один из первых памятников Советской власти – Тимирязеву и небольшая белая церковь Феодора Студита».
То самое Бульварное кольцо, которое мы все хорошо знаем, существует как единое целое сравнительно недавно. До 1917 года каждый бульвар, чаще всего, продолжался только на протяжении квартала, а потом упирался в здание. Сейчас зримая память о такой планировке сохранилась только в начале Петровского бульвара, где здание сохранилось. Остальные были снесены, а бульвары соединены площадями в единое кольцо. Или, вернее сказать, подковообразное полукольцо. Там, где сейчас раскинулась площадь Никитских ворот, на месте памятника Тимирязеву, тоже стоял дом, но он был сильно разрушен еще во время революции – здесь шли бои между юнкерами и Красной гвардией – и вскоре снесен.
Немалое внимание в книге уделено видным деятелям русской и советской литературы, жившим на Большой и Малой Никитских улицах. И конечно, Центральному Дому литераторов с его знаменитым рестораном. «Здесь дрались, вдохновлялись, договаривались о совместных проектах, обвиняли друг друга в плагиате, посвящали друг другу стихи на салфетках. Воспоминаний о ресторане ЦДЛ в мемуарах значительно больше, чем о других помещениях и событиях этого здания». Описаны в книге и различные городские легенды, будь то призрак Берии, появляющийся возле особняка, в котором он жил, или шаровые молнии у дома, где одно время была квартира поэта Александра Блока.
А.Р. Магомедов, З.М. Магомедов. Земельно-правовые отношения в Дагестане XV-XVII вв.
Научное исследование посвящено одному из важнейших вопросов, характеризующих любое государство и любой социум, - собственности на землю, правах и обязанностях по ее обработке, если речь идет о пахотных угодьях, или возможности пользования пастбищами. Также анализируется система всевозможных податей, выплачивавшихся деньгами или продуктами.
В средневековом Дагестане отношения, связанные с землей, были многообразными и сложными, как и на любой другой территории, где пригодной для обработки почвы недостаточно. То есть, участки хорошей земли для садов и полей, равно как и обильных пастбищ, неизменно представляли собой большую ценность. Поэтому правители старались закрепить их за собой и своим кланом, раздавали подобные наделы в качестве награды за верность родственникам или особо доверенным и нужным людям. «Неизвестно, какими были первоначальные владельческие права родоначальников «второй кидинской династии» (нуцальского происхождения), однако характер феодальной зависимости как будто указывает на то, что земли были полной собственностью владетелей Ункратля (или же очень скоро стали таковой). Таким образом, в ХVI в. нуцалы достигли здесь двойного результата: наделение каких-то членов этого многочисленного владетельного дома значительным уделом и создание тем самым опорной базы за Андийским Койсу для удержания в ее бассейне под своей властью автохтонов…».
Авторы подробно разбирают особенности владения землей в каждом отдельном регионе – они зависели от успешности завоевательных походов того или иного сопредельного властителя, который стремился как можно дальше распространить свое влияние, и от сложившегося равновесия семей и кланов, от устоявшихся локальных обычаев. Помимо условий, зафиксированных в судебниках местных князей, существовало множество неписаных правил, имевших силу закона.
Мусульмане в новой имперской истории. Сост. и ред. В. Бобровников
В книге собраны научные исследования, посвященные жизни мусульманских народов в составе Российской империи. Аналитические рассуждения дополняются выдержками из исторических документов, что позволяет наглядно представить, какие вопросы приходилось решать центральной власти при расширении границ державы и включении в ее состав новых земель и их коренного населения. Понятно, что перемены не обходились без сложностей, однако в целом государство предпочитало решать возникающие проблемы мирными средствами: «Интегрируя вновь присоединенные внешние окраины (Закавказье, Сибирь, Степной край и др.) в имперскую модель административного управления, самодержавие избегало унификаторского подхода по отношению к ним, стремясь учитывать региональные особенности...».
Во многих работах сборника отмечается, что такой гибкий подход вполне можно назвать продолжением старинных традиций мирного сосуществования, характерного еще для Московской Руси. «Достаточно указать на множество тюркских фамилий мусульманского происхождения в составе российского дворянства. Самыми знаменитыми из них были Юсуповы, Тенишевы, Урусовы. До конца XVII в. в составе Московской Руси существовало вассальное Касимовское ханство во главе с династией мусульман-чингисидов. С начала XIX в. кавказские мусульмане служили в гвардии и императорском конвое». По мере развития торговли и промышленности к концу XIX века сформировались известные также купеческие династии – Хусаиновы в Оренбурге, Акчурины в Казани, Тагиевы в Баку.
При этом необходимость уважительного отношения к традициям официально отображалась в государственных бумагах, связанных с созданием новых губерний и уездов. Так, выпущенным в 1844 году «Положением об управлении оренбургскими киргизами» предписывалось: «…киргизы, если пожелают, могут между собой разбираться словесным мировым судом при Пограничной комиссии; в противном случае комиссия разбирает оные, применяясь к киргизским обычаям…». В книгу включено множество уникальных свидетельств и оригинальных исследований, раскрывающих малоизвестные страницы отечественной истории.
Марта Таро Серьги с алмазными бантами
События Отечественной войны 1812 года продолжают вызывать интерес и в наши дни. В романе показаны и военные действия, и человеческие переживания. Незадолго до наполеоновского вторжения жизнь аристократической семьи Черкасских кажется вполне благополучной. И даже когда начались бои, в далекой от театра военных действий губернии сохраняется привычный уклад. Юные барышни под присмотром старшей сестры и почтенной родственницы беззаботно радуются повседневности. Но вот приходит роковое известие о гибели в Бородинском сражении старшего брата, который являлся главой семьи. И тут же коварный и жестокий родственник заявляет свои претензии на имущество семьи и право распоряжаться судьбами девушек. Старшая из сестер, княжна Елена, решает пуститься в долгий и опасный путь, чтобы добраться до Санкт-Петербурга и там просить у императора Александра I защиты для себя и близких. Но чтобы попасть в столицу, надо пересечь области, охваченные войной…
Тем временем даже в той самой отдаленной губернии далеко не все уверены в благополучном исходе военной кампании. «— А мы обоснуемся в Париже? — тихо спросил Щеглов. В губернии всё ещё никак не могли пережить известие о сдаче французам Москвы, а тут такие планы... — Не сомневайся, ещё как обоснуемся, — с непоколебимой уверенностью провозгласил генерал-губернатор. — Не было ещё такого случая, чтобы на нашей земле враги правили. Европа она что — там страны меньше наших уездов, а мы — земля без конца и края. Свернём мы шею Наполеону, как пить дать!». Впрочем, и среди врагов встречаются примеры благородства. Добравшись до одной из усадеб, принадлежащих ее семье, главная героиня, не выдержав тягот странствия и холодной осенней погоды, тяжело заболевает, впадает в беспамятство. И её единственным защитником становится французский офицер, потерявший всех близких во время якобинского террора. Он проникается к Елене глубоким, искренним чувством, но стихия войны неумолима…
Комментариев пока нет — ваш может стать первым
Поделитесь мнением с другими читателями!