7 апреля 2016 г., 12:40
650
Рубрика «7 по 7». 7-го числа каждого месяца историк и писатель Алекс Громов рассказывает о 7 книгах
Христиан Готлиб Генрих Гейслер Быт и нравы русского народа на рубеже XVIII – XIX веков
В уникальном собрании произведений известного художника и гравера представлена жизнь обитателей Российской империи, их повседневные занятия и характерные типажи – в работах как подчеркивается в предисловии, облик главных героев на гравюрах тщательно проработан и все детали переданы до мелочей. Первоначально, приехав в Россию, уроженец Лейпцига Гейслер стал художником в экспедиции академика Палласа, с которым путешествовал около восьми лет. Но широкую известность ему принесло искусство жанровой иллюстрации, основоположником которого он стал в нашей стране. А сейчас многие его работы являются редчайшими историческими свидетельствами: «Несколько «пасхальных игр в изображении Гейслера – катание яиц, подбрасывание куличей – превратилось для многих исследователей русского быта в прямой изобразительный источник, имеющий большое историко-культурное значение, ибо иных иллюстраций на эти темы не существует. Гейслера больше всего интересовали внешняя показательная сторона уличных развлечений. Подлинная выразительность, эмоциональность действия уходила у него на задний план. Он скрупулезно фиксировал наличие каждой забавы».
В издание включены разделы «Нравы, обычаи и одежда русских в Санкт-Петербурге», «Нравы, обычаи и одежда русских из низших сословий», «Игры и развлечения русских из низших сословий», «Наказания русских», «Живописное изображение нравов, обычаев и увеселений русских, татарских, монгольских и других народов в Российской империи», «Национальные изображения промышленников». Красочные, мастерски выполненные и в деталях показывающие соответствующую профессии и традициям одежду и сопутствующие предметы, иллюстрации снабжены колоритными текстовыми пояснениями. Например, к жанровой сценке «Купец, торгующий сладостями» дается следующее описание ситуации: «Как и повсюду в России, где идет купля-продажа, здесь торгуются и никак не могут сойтись в цене купец и покупательница. Женщина покупает для своей маленькой дочурки пряники или другие сладости, цена которых никак не может составлять более нескольких копеек, и, тем не менее, она не может заплатить запрашиваемую цену, поскольку знает, что торговец, несомненно, заломил за товар вдвое больше, чем тот стоит в действительности. Как бы тот ни уверял, судя по всей его позе, что он нисколько не завысил цену, женщина все же не верит его словам…». Столь же подробно запечатлены уличные разносчики и мастеровые в Санкт-Петербурге, торговцы на восточном базаре и многие другие.
Джон Огастес Аткинсон Живописное изображение нравов, обычаев и увеселений русских В это красочное иллюстрированное издание кроме прекрасных репродукций включены тексты на русском и английском языках, воскрешающие уже позабытые приметы городской (в селе еще помнят!) русской жизни. И правда, кто же в современном мегаполисе помнит о резчиках льда? А между тем «одно из преимуществ жизни в странах с суровым климатом – простота хранения большого количества льда в ледниках, или погребах, в летнее время. У каждой семьи, как в городах, так и в деревнях, есть такое удобное хранилище, которым пользуются не только для охлаждения напитков, подаваемых на стол, но и для хранения пива. В январе и феврале, когда лед самый прочный, его заготавливают на целый год. Весь погреб выкладывают или наполняют кубическими кусками льда в 3 или 4 фута, а все промежутки забивают кусками льда меньшего размера».
Некоторые термины за прошедшие с момента рисования поменяли свой смысл. К примеру, огородники времен Аткинсона были вовсе не современные дачники: «Огромное количество крестьян, приученных к земледелию, отправляется каждой весной в Санкт-Петербург, надеясь взять в аренду участок земли, на котором они смогут выращивать овощи и снабжать ими город. Ни в одной из стран Европы овощи и фрукты не хранятся зимой столь искусно, как в России, что особенно удобно, если учесть продолжительность холодного времени года».
А как два с небольшим века назад выглядели деревенские развлечения? «По воскресеньям и праздникам девушки в деревнях, нарядившись в свое лучшее платье, отличающееся особым вкусом, развлекаются танцем, несколько напоминающем нашу игру ручеек – разница состоит лишь в том, что мужчины и мальчики редко присоединяются к происходящему, а игра всегда сопровождается пением как играющих, так и зрителей. Мелодии таких песен обычно минорные, и многие из них очень красивы, хотя и не сложны». Запечатлевая жизнь россиян, художник использовал вместо изображения стандартных уличных сценок разнообразные свободные композиции, которые объединяются в определенные смысловые группы. Как отмечено в предисловии, самые крупные из них – сюжетные сюиты на темы городской повседневной и праздничной жизни, сельского быта, зарисовки военных форм и экипажей, кораблей, различных обрядов и народов Российской империи. Также Аткинсон нарисовал панораму Санкт-Петербурга с башни Кунсткамеры на Васильевском острове.
Анна Эрель. Я была джихадисткой: Расследование в центре вербовочной сети ИГИЛВ недавно вышедшей книге французской журналистки рассказывается о том, как она создала более шести лет назад поддельный аккаунт в Фейсбуке и стала изучать страницы джихадистов из запрещенной в России террористической организации. «Мне хотелось бы понять все скрытые пружины этого «сетевого джихада», проведя тщательное расследование, докопаться до корней зла, которое разъедает все больше и больше семей, какими бы не были их религиозные устои. Разобрать по косточкам способ, при помощи которого подростки позволяют завлечь себя в пропагандистскую ловушку и, как следствие, понять раздвоение личности у этих солдат, готовых пытать, грабить, насиловать, убивать и умирать днем, а по вечерам бросаться к компьютеру, чтобы похвалиться своими «подвигами» со зрелостью предпубертатных мальчишек, опьяненных видеоиграми».
Вместо своего фото на аватарку она поставила принцессу Жасмин из диснеевского «Аладдина» и добавила в друзья под сотню моджахедов. Поначалу ей стали писать молодые ребята, а однажды она получили три послания от Абу Билеля, помощника вождя террористов. «Войдя в образ Мелани, я не могла удержаться, чтобы не отпустить колкость по его адресу. И я тоже добавила небольшой смайлик. Н этот раз небольшого круглого человечка с красными от стыда щеками. Билель поспешил похвастаться. Он считал себя непреклонным и убедительным… это сосредоточение могущества не только в Сирии, но и во всех других странах мира. Солдаты приезжают сюда изо всех уголков Вселенной, чтобы пополнить его ряды. Впрочем, не только для этого, если верить моему собеседнику, столь же очаровательному, сколь и назидательному».
Книга показывает и те эмоции, как которых играют вербовщики, в тексте отображено нарастание эмоционального давления, которому подвергается Мелани со стороны Билеля. «У него есть почтовая открытка для продажи. И идеальная жизнь. «- Мы слишком много говорим о смерти. Здесь очень красиво. Есть что посмотреть. Великолепное море, очаровательные пейзажи. У тебя будет много подружек. У тебя будет целая стая приятельниц. Вы вместе будете проделывать девчачьи штучки. (Он смеется.) Это настоящий мир... твой маленький мир, твой и только твой. Когда я буду уходить воевать, утром ты будешь совершенствовать свой арабский язык, а по вечерам делать все, что захочешь…». Также в этом журналистском расследовании описано, кто и по каким причинам чаще всего становится жертвой вербовщиков.
Шоссанд Дамьен Китай XVIII века. Расцвет империи Цин Династия Цин – последняя императорская династия в Китае, которой положили начало маньчжуры, пришла к власти в середине XVII века, но лишь в следующем столетии достигла своего расцвета. Число ее подданных превышало 300 миллионов человек. Маньчжуры адаптировали к новым задачам и китайскую административную систему, сохранив систему отбора чиновников по конкурсу.
Один из самых интересных разделов, развенчивающих всевозможные мифы, порожденные авантюрными романами и кинематографом, – «Иезуитские миссионеры и отношения с Западом». Одни из первых приехавших во время в Поднебесную миссионеров, итальянцы Маттео Риччи (1552-1610) и Микеле Руджери (1543-1607) считали, что если китайская элита примет христианство, то следом за ней пойдет и народ. «Иезуиты объявили себя в Китае западным аналогом местных ученых и стремились к тому, чтобы их знания заметили и использовали. В этом отношении их миссия оправдалась. Канси, Юнчжэн и Цяньлун приняли при своих дворах европейцев, которых использовали как астрономов, инженеров, живописцев и даже посредников при дипломатических отношениях (например, с русскими)». Кстати, иезуиты оставили описание церемонии жертвоприношения Небу. Участие в церемониях занимало важное место в обязанностях императора и высших придворных сановников. Среди важнейших был обряд первой борозды, проводимый императором в первый день года.
Расцвет искусства и литературы в XVIII веке сопровождался ростом интереса к классике. Но одной из проблем образования была сложность китайской письменности, чем объясняется то, что обучение чтению здесь занимало гораздо больше времени, нежели «в странах с культурой алфавитной письменности. Если в Европе для записи любого слова используется около 30 знаков, то в Китае совсем другое дело: в таком коротком и относительно простом тексте, как «Беседы Конфуция, 1400 разных иероглифов, а чтобы приступить к более или менее серьезному образованию, требуется знать не менее 2 тыс. иероглифов. Обучение грамоте начиналось очень рано: уже к восьми годам дети должны были знать наизусть (и уметь записать) тексты букваря: «Сто фамилий» и «Тысячесловие», составленные при династии Сун, и «Троесловие»времен династии Юань. Затем наступал черед книг конфуцианского канона…»
В издании уделено внимание художественным коллекциям, кухне и трапезе, положению женщины и сексуальной жизни, одежде и украшениям.
Мухсен ал-Вири. Изучение ислама на ЗападеЕвропейские ученые давно стали интересоваться различными аспектами жизни, историей, культурой и научными достижениями Востока, хотя отдельная научная дисциплина на основе этого интереса появилась далеко не сразу. Эта книга, выпущенная издательством «Садра», повествует о непростой истории взаимодействия Востока и Запада, разных культурных систем, различных подходов к важнейшим вопросам. «Нет никаких сомнений в том, что востоковедение, как стремление изучить Восток, существовало много веков назад . Однако только за два-три столетия до наших дней на него стали смотреть как на самостоятельную науку, то есть как на стройную систему знаний, обладающую определением, собственной тематикой и проблематикой… Считалось, что термин «востоковедение» в его специальном значении (знание о Востоке) впервые был употреблен в 1779 г. в Англии, а затем в 1799 г. во Франции».
Однако порой этот интерес был похож не столько на уважительное внимание исследователя, стремящегося понять доселе незнакомую страну, сколько на высокомерное любопытство праздного туриста, а то и алчный расчет завоевателя или колонизатора. Одновременно с этим известны примеры, когда культурные и научные достижения античной Греции и Рима не были утрачены лишь благодаря ученым исламского мира, в чьих переводах сохранились труды великих мыслителей древности. А впоследствии заинтересованность европейских исследователей позволила сохранить многие культурные памятники Востока. «Главными центрами переводческой деятельности были Италия, Испания и Сицилия. Упор делался на научные труды, особенно в области медицины, математики и астрономии… Первым среди признанных переводчиков этого периода следует назвать французского монаха-бенедиктинца Герберта Аврилакского (938–1003). В середине X в. н.э. он отправился из Франции в Испанию (Севилья, Кордова), где под руководством преподавателей-мусульман изучал арабскую литературу, математику и астрологию». Впоследствии он стал Папой Римским под именем Сильвестра II. Также в тексте приводятся интересные исторические сведения, анализируется значение переводческих традиций, рассматриваются многочисленные труды авторов из разных эпох и стран.
Станислав Прозоров. Ислам как идеологическая система. Том IIАвтором этого академического издания является С.М. Прозоров, один из виднейших отечественных востоковедов и знатоков истории ислама, создатель многих научных трудов, соратник другого известного специалиста по Востоку – директора Государственного Эрмитажа М.Б. Пиотровского. Данная книга посвящена вопросам толкования Корана, а также теме суфизма как формы истолкования и бытия ислама. «Что же касается суфиев, то из-за своего занятия странствием по сокровенному миру природы и внимания к важности психологических «знамений», исключая внешний мир и его охватывающие горизонты «знамения», они ограничились в своем исследовании (иносказательным) толкованием и оставили Божественное Откровение. Это вызвало необходимость отважиться людям на (иносказательное) толкование, выдумывание стихотворных счетов и пользование всякой вещью как доказательством любой (другой) вещи, так что дело дошло до толкования «знамений» посредством буквенного счета и отнесения изречений к Писаниям, ясным доказательствам, «светлым» и «темным» буквам…».
Одна из глав носит название «Некоторые штрихи к портрету верховного судьи Багдада Абу Йусуфа» - правоведа и государственного деятеля, автора ряда книг. В том числе - «Китаб ал-харадж», в которой он дает развернутые ответы на вопросы халифа Харуна ар-Рашида. Также в книгу включен раздел, посвященный академическому исламоведению и исламскому образованию в России. «Четки (для счёта молитвенных славословий) пришли с Востока, ранее упоминание Абу Нувас (начало IX в). До этого пользовались мелкими голышами камешками или косточками слив. В сборнике ад-Дарими (ум. в 869 г.) описаны люди, сидевшие кружками в мечети в ожидании утренней молитвы с мелкими голышами в руках. По команде предстоятеля кружка люди повторяли соответствующее число раз (до ста и более), поминая славословия Аллаха, используя для счета камешки». Издание снабжено глоссарием и указателями идейных течений, народов, племён, этнических групп, религиозно-философских школ.
Александр Эткинд Кривое горе: Память о непогребенных Эткинд - профессор русской литературы и истории культуры в Кембридже, профессор Европейского университета во Флоренции, автор «Внутренняя колонизация. Имперский опыт России», исследует культурные механизмы памяти и скорби. В книге показано, как о том, как повлиял сталинский террор и репрессии на творчество - во многих культурных жанрах, от фильмов до мемориалов. Делая особый акцент на литературе, Эткинд показывает, что горе по прошлому часто связано с предостережением о будущем. «Культурная память – живая среда, которая меняется вместе с историей. Литературные произведения, не претендующие на истину (например, исторические романы), или жанры с неопределенной валидностью (например, мемуары), являются ключевыми формами памяти».
В поколениях, вспоминающих катастрофы прошлого, различные группы культивируют собственные версии прошлого, которые в результате определяют их круг идейно близких, друзей и врагов, что в дальнейшем приводит к неизбежным войнам памяти. Культурная память шире коллективной памяти, поскольку последняя не предполагает наличия мнемонического коллектива. «Поворот от «коллективной памяти» к «культурной памяти» переносит акцент с воспоминающего коллектива на культурные жанры и искусственно созданные конструкции, из которых состоит память».
В тексте рассказывается о том, как в 1929 году сотрудниками ГПУ был арестован ряд ведущих историков Ленинграда, обвиненных в заговоре и планах создания теневого правительства. Из более чем 250 человек многие были сотрудниками архивов или университетскими преподавателями истории. В ходе судебного процесса («дела историков»), получив от трех до пяти лет, осужденные были отправлены на строительство Беломорско-Балтийского канала. Среди арестованных был Евгений Тарле, проведший год в тюрьме и два – в казахстанской ссылке. Написанная им биография Наполеона понравилась Сталину, и «действительно, читателю кажется, что она списана с самого Сталина».
В завершающей главе – «Магический историзм» рассказывается о том, что посткатастрофическая память несет в себе и элементы жуткого, в том числе – воскресшего и забытого. Неслучайно рассказы о вампирах, популярные в советской культуре, были востребованы и в ГУЛАГе. В позднесоветской литературе в романе Юрия Мамлеева «Шатуны» описан «ключевой парадокс посткатастрофической литературы – ее навязчивый интерес к мертвым, мешающий общаться с живыми». Не обойдены вниманием Эткинда герои произведений Дмитрия Быкова. Виктора Пелевина, Владимира Сорокина, Владимира Шарова.
Комментариев пока нет — ваш может стать первым
Поделитесь мнением с другими читателями!