Новый роман Алексея Иванова «Пищеблок»

Валерка понял, что Анастасийка включила его в круг самых близких. И ему стало горько при воспоминании о вчерашнем предательстве.
— Почему же вчера ты на меня настучала? — мрачно спросил он.
— Ты дурак? — искренне удивилась Анастасийка. — Так положено! Ты что, обиделся? Маленький, что ли? Это же всё как бы понарошку! Разные там пионерские собрания, флаги, звёздочки, галстуки — они все понарошку!
«Ничего себе “понарошку”!» — чуть не рассердился Валерка.
— А гномики, чёртики, «откровенники» — по-настоящему, да?
— Конечно по-настоящему! — убеждённо заявила Анастасийка.

Как отличить миф от реальности в стране, где одно давно подменило другое?

Как сохранить себя среди тех, кто, яростно сражаясь за идеалы коллективизма и сверхчеловеческой витальности, сам мертв внутри и желает другим того же?

Наконец, каким станет мир в тот день, когда страшилки, которые дети рассказывают в лагере после отбоя, неожиданно станут правдой?

В «Редакции Елены Шубиной» готовится к выходу новый роман Алексея Иванова «Пищеблок». Книга появится в продаже с 16 ноября 2018 года. Автор представит роман в Москве журналистам и читателям с 16 по 20 ноября. Пресс-конференция к выходу книги состоится 16 ноября в 12.00 в ИА «ТАСС».

Алексей Иванов — писатель, сценарист и культуролог. От книги к книге он смело экспериментирует с содержанием, стилем и жанровой формой, работает в самых разных литературных форматах. «Географ глобус пропил», «Блуда и МУДО», «Общага-на-Крови» и «Ненастье» — современная городская проза. «Золото бунта», «Сердце пармы» и «Тобол» — модернистские исторические романы. «Псоглавцы» и «Комьюнити» — интеллектуальные триллеры. «Горнозаводская цивилизация», «Хребет России» и «Вилы» — масштабные фотокниги о национальной и нестоличной истории.

Как замечает Елена Шубина, «Алексей Иванов — удивительно многогранный писатель, который пишет о разном и по-разному, но всякий раз — блестяще».

На этот раз Алексей Иванов приготовил читателю роман, сюжет которого разворачивается в пионерском лагере, где становится явью одна из популярных детских страшилок…

1980 год. Рядовой пионерский лагерь на Волге. Обычная смена, совпавшая по времени Олимпиады, в духе советской показухи объявлена уникальной — Олимпийской. И столь же показушна вся пионерская жизнь в лагере: торжественные линейки с подъемом знамени, «трудовые десанты», конкурс плакатов «во имя мира», стенгазеты и «свечки» перед сном. А настоящая жизнь детей — вне пионерии: это игры, дружбы, ссоры, соревнования и прочие «нарушения режима». Но молодой вожатый Игорь Саныч вдруг замечает, что некоторые другие вожатые и пионеры вдруг становятся очень правильными, словно сошедшими с плакатов. А пионер Валерка Лагунов однажды ночью видит, как его товарищ Лёва пьёт человеческую кровь! Оказывается, в лагере завелись вампиры. Приспосабливаясь к советскому быту, им приходится жить по образцу идеального советского человека. А советская символика — красные галстуки и пятиконечные звёзды — служат для вампиров мистическими оберегами от солнца. И у вампиров — своя тайная организация…

Алексей Иванов в красках и со знанием дела рисует пионерский быт и атмосферу олимпийского года, мастерски выводит подростковый сленг, традиции и мифологию пионерлагерей, развивая в этих колоритных декорациях динамичный фантастический сюжет. Однако «Пищеблок» — внешне простая и весёлая история — поднимает, как и все романы Иванова, глубокие и сложные вопросы. О взаимоотношениях детства и пионерства — уже никому не нужного и формального. Об идеалах, жить по которым удобно только вампирам. Об устройстве общества, когда правильные, но мёртвые идеологические модели вступают в противоборство с живой жизнью, никак не поддающейся регулированию. При всем своем игровом характере роман «Пищеблок» является образцом традиционного реализма, а не романом ужасов и не постмодернистским фарсом. И советское, пионерское детство в романе — мир весёлый и солнечный, ностальгически добрый, не искаженный злой критикой советской действительности.

Алексей Иванов о новом романе:

График встреч с читателями в книжных магазинах:

• 16 ноября в 19.00. Презентация в книжном магазине «Москва»
• 18 ноября в 15.00. Презентация в книжном магазине «Московский Дом книги»
• 19 ноября в 19.30. Pioner Talks в книжном магазине Pioner Bookstore

Цитаты из романа:

Скучавшая Жанка сразу подрулила к Гельбичу.
— Чего припёрся? — грубо спросила она.
— Да уж не к тебе! — широко улыбаясь, ответил Гельбич.
Жанка, будто примериваясь, оглядела Гельбича с головы до ног.
— Хочешь, расколдую, какая у твоей жены будет фамилия? Я умею.
— Ну, давай, — охотно согласился Гельбич.
Кружковцы затихли, заинтересованные каверзой Жанки.
— Вырви себе двадцать волос для гаданья, — велела Жанка.
Морщась и шипя от боли, Гельбич принялся выдирать волосы.
— Семь… Двенадцать… Девятнадцать… — считала Лёлик.
Ухмыляясь, Жанка протянула ладошку. Гельбич бережно уложил на неё свои волосы и почесал зудящую голову. Жанка прищурила один глаз, вытянула губы и нагло сдула волосы на пол.
— У твоей жены будет фамилия Гельбич, — сказала она.
Все вокруг захохотали, и Гельбич тоже.

***
— А местные есть? — боязливо спросил худенький и мелкий мальчик, имени которого Валерка ещё не знал.
— Местных здесь нет, — успокоил Серёжа. — Есть Беглые Зэки.
— Обацэ! — восхитился Гурька.
— В прошлом году никаких зэков не было! — заявил Гельбич.
— Может, тогда Зэки ещё у себя сидели. А щас они в лесу живут, за оградой, — темнея глазами, поведал Серёжа. — У них там землянки. Я сам видел. За ограду нельзя ходить — поймают.
Валерка дома во дворе не раз слышал легенды о Беглых Зэках. Убежав из зоны, зэки превращаются в каких-то чудовищ, полулюдей-полузверей.
— А поймают — что будет? — встревожился Гурька.
— Если без галстука попадёшься, может, отпустят, — Серёжа имел в виду пионерский галстук. — А если с галстуком — убьют. Старшаки говорили, что в другом году один пацан ушёл — и пропал. Потом только скелет нашли.
Мальчишки были впечатлены.
— Не все же зэки такие, Серый, — неохотно усомнился Лёва Хлопов. — Нам в секции тренер сказал, что был один футболист, олимпийский чемпион, и он тоже стал зэком. А потом его отпустили, и он опять стал футболистом.
— Он же не убегал, — возразил Серёжа.
Лёва вздохнул. Это верно. Если бы тот зэк-футболист убежал, может, тоже обратился бы в людоеда и пасся возле какого-нибудь пионерлагеря.

***
Тем временем Гельбич знакомился с Жанкой.
— Ты где живёшь? — допытывалась Жанка.
— На «Стошке», — с гордостью отвечал Гельбич.
«Стошкой» называли посёлок «Сто шестнадцатый километр». Откуда отсчитывался этот километр, никто не ведал. Хулиганы из неблагополучной «Стошки» славились своей храбростью и доблестью.
— Кого знаешь?
— Сику знаю. Бокса. Баллона.
— А Беклю знаешь?
— Мой друган.
Жанка улыбалась. Ответы Гельбича её полностью удовлетворяли, и сам Гельбич был ничего такой — высокий, нормальный. Проверка пройдена.
— Давай галстук, — сдалась Жанка. — Я тебе распишусь.
Если девочка писала что-либо на пионерском галстуке мальчика, это означало глубокую симпатию. Но у Гельбича не было с собой галстука. Он отчаянно закрутился на месте, увидел Альберта и бросился к нему.
— Слышь, дай галстук! — попросил он, хватая Альберта за руку. — У меня есть, только в корпусе! Я тебе вечером свой принесу!
Альберт в замешательстве пытался отцепить от себя пятерню Гельбича.
— Э-э… нет-нет! Я… э-э… я не могу!
— Слово пацана — принесу! — горячо убеждал Гельбич. — Позарез надо!
— Галстук — это же символ!.. — беспомощно сопротивлялся Альберт, встряхивая своей богатой и ухоженной шевелюрой.
— Поглаженный принесу! — напирал Гельбич.
— Прекрати! — рассердился Альберт. — Оставь меня в покое!
Гельбич оглянулся. Жанка коварно ухмылялась, и Лёлик тоже.
И тогда Гельбич грубо заломил Альберту руку, будто милиционер — преступнику. Альберт, охнув, согнулся пополам, и его чёлка упала на лицо волной, как птичье крыло. Гельбич, удерживая пленника в наклон, сунул палец в узел его пионерского галстука и одним движением вытащил галстук за уголок — так фокусник выдёргивает платок из своей волшебной шляпы.
— Сам виноват! — Гельбич пихнул Альберта прочь от себя, выпуская на свободу. — Не надо крысить, когда пацаны просят!
— Дай ручку, — потребовала Жанка у Лёлика.
Гельбич возвращался победителем. Гордо расправив плечи, он растянул галстук за концы и расстелил у себя на груди, как манишку. Жанка попробовала ручку на своём запястье — пишет ли? — и принялась выводить на галстуке слова послания. Гельбич ласково смотрел на Жанку сверху вниз.
Валерка сощурился и прочитал две косые строчки: «На столе стоит стокан а в стокане лилия, что ты смотрешь на меня морда крокодилия». Гельбич тоже читал, хоть ему было и неудобно, и шептал от усилия понять. Послание привело его в восторг. Он заулыбался во всю пасть.
— Уроды, — с презрением подытожила Анастасийка.
Валерка перевёл взгляд на Альберта. С Альбертом происходило что-то странное. Он побледнел до какого-то неестественно пепельного цвета, под глазами легли тёмные тени, щёки пугающе запали, а губы почернели. И он весь вспотел, даже белая рубашка прилипла к спине. Его как-то корчило, кривило, встряхивало толчками. И вдруг Альберт кинулся к Павлику, сорвал с него пилотку со звездой и нахлобучил на свою голову. Белобрысый Павлик застыл от изумления. Трясущимися руками Альберт отколол у Павлика с футболки пионерский значок и пришлёпнул себе — похоже, воткнул иголкой прямо в тело. А потом бросился бежать к Дружинному дому.
Все провожали его глазами.
— Стучать дриснул, глиста инкубаторская, — убеждённо выдал Гельбич.

***
Лёва тоже сидел на койке. Он был разлохмачен и печален. Он зачем-то повязал пионерский галстук, хотя в лагере, в отличие от школы, галстук требовали надевать только на торжественные мероприятия.
— Нафиг ты весь напионерился? — удивился Гурька.
Лёва тяжело вздохнул.
— Вы, пацы, плохо в футбол играете, потому что не слушаетесь меня, — сообщил он. — Руслан Максимыч смотрел нас вчера и сказал Игорю Санычу, что надо капитана сменить. Гельбича назначить, он же знаменосец отряда.
Пацаны дружно взвыли, возмущённые не столько низложением Лёвы, сколько попранием достоинства своей палаты.
— Да мы Гельбастому этот флаг в жопу запинаем! — пообещал Гурька.
— Я не сдамся, — сурово пообещал Лёва. — Гельбич не хочет знаменосцем быть, не ценит чести. А я буду как настоящий пионер. Может, тогда Игорь Саныч передумает про Гельбича. Пацы, есть у кого пионерский значок? А то я свой дома забыл. Дайте поносить, пожалуйста.
— У Титяпы есть, — тотчас выдал Гурька.
— Нету у меня! — завертелся Титяпкин.
— Есть! Ты его Бекле на бритвочку хотел поменять!
Если честно, пионерский значок даже в лагере не имел особой ценности. Иголки, бельевые резинки, спички, гильзы, стержни от ручек, мотки цветной проволоки, магниты из электромоторчиков — это были богатства, не говоря уж о таких сокровищах, как ножик, лупа или олимпийский рубль. Обмен значка на бритвочку был выгодной сделкой, и Титяпу можно было понять.
— Он сказал «пожалуйста»! — закричал Титяпкину Колька Горохов. — Волшебное слово! Обязан исполнять!
— Я же твой друг, — Лёва посмотрел Титяпкину в бегающие глаза.
— Чё сразу друг-то? — обиделся почти сломленный Титяпкин.
— У меня есть значок, — тихо сказал Лёве Юрик Тонких. — Я тебе дам.

***
За пологом у окна заскрипели пружины койки и шлёпнули босые ноги. Кто-то встал с постели. «Это не Лёва!» — леденея, убеждал себя Валерка.
Тёмный силуэт заслонил синий квадрат окна за простынёй.
— Лагунов! — услышал Валерка голос Лёвы. — Лагунов!
Валерка зажал себе рот. «Сейчас скажет, что мне же лучше будет!»
— Тебе же лучше будет! — вкрадчиво прошелестел голос Лёвы. — От этого всем бывает лучше. Правда, Лагунов. Позови меня!
Валерка чувствовал, что из него так и рвётся ответ — «Зайди!». Только один миг ужаса — и он больше никогда не будет бояться, не будет мучиться. Это как в холодную воду нырнуть: бултых! — а затем уже хорошо. Но нельзя! Есть вещи, на которые нельзя соглашаться!
— Ты ещё сам захочешь, Лагунов! — замогильно пообещал Лёва.
Тёмный силуэт отодвинулся, и в «домик» под полог словно бы хлынул тёплый воздух. А босые ноги прошлёпали в сторону, потом стукнули о пол голые колени, зашуршала откинутая ткань, и раздалось мерзкое чмоканье.