Свободные люди: Диссидентское движение в рассказах участников

Аннотация: Книга родилась из видеопроекта, частично размещенного на просветительском ресурсе «Арзамас». Интервью оформлены как монологи; это сборник рассказов о том, как люди решили стать свободными. Вопреки всесильной системе. Вопреки тотальной эпохе. Большинство из них стали моральным примером. Кто-то не смог удержать высоту, но осмыслил ошибку и честно о ней рассказал. Единицы предали своих товарищей и отказались признавать измену; но из песни слова не выкинешь. Полная история диссидентского движения впереди; прежде чем выносить суждения, нужно выслушать свидетельские показания. Электронную версию книги в рамках учебного курса готовили магистранты Высшей школы экономики.

Над книгой работали Александр Архангельский, Ксения Лученко, Татьяна Сорокина.

Целевая аудитория: все внутренне свободные люди: и те, кто застал СССР и советскую власть, и те, кто родился позже.

О книге:

Анекдот излета брежневской поры. «Как будет выглядеть статья о Брежневе в энциклопедии XXI века? Примерно так. Брежнев Леонид Ильич. Мелкий политический деятель эпохи Сахарова и Солженицына». Когда-то казалось смешным, но в конце концов так и вышло. Несмотря на мощь политической власти, несмотря на горы выпущенной макулатуры. И даже несмотря на то, что через четверть века после смерти Брежнева новые мифологи попытаются изображать его эпоху как счастливый сон советского народа, а диссидентов — как случайный сбой в незыблемой системе. Мифологи уйдут, историческая реальность останется. Она такова: на протяжении всего советского периода было не только восторженное большинство и отдельные умные циники, принявшие происходящее как данность, но и герои личного сопротивления. Новый всплеск сопротивления пришелся на вторую половину века; поколение, выросшее при советской власти и не помнящее прежней жизни, восприняло XX съезд и разоблачение культа личности (пускай усеченное, пускай робкое) как сигнал к действию. Как начало больших перемен. Каких перемен и к чему они ведут — не так уж важно. Одни уповали на младомарксизм и социализм с человеческим лицом, другие на конституционную демократию, третьи на религиозное возрождение и национальный подъем, четвертые на восстановление монархии; и все — на моральную точку отсчета, которая теперь появится в политике. Она не появилась; они не отступили; началась борьба.

Почему они, в абсолютном большинстве прошедшие свой путь безупречно, не стали нашей общей гордостью и оправданием, как герои национального сопротивления во многих сопредельных странах, почему к ним до сих пор так мало интереса — вопрос отдельный. Быть может, кое-что важное объясняет рассказ одного телевизионного историка. Он поделился со священником Вячеславом Резниковым (ныне, к сожалению, покойным) замыслом цикла документальных фильмов о новомучениках XX столетия. «Хороший замысел, — ответил ему Резников. — Но смотреть будут плохо». — «Почему?!» — «Потому что это никому сейчас не нужно. Мучеников было сколько? Сотни. А принявших эту жизнь? Миллионы. Нет, не будут смотреть». И это оказалось правдой. Не смотрели.

Но из этого никак не следует, что восстанавливать картину нашего сопротивления не нужно. Нужно. История все равно сильней закомплексованного вымысла. Один из множества шагов в заданном направлении — эта книга. Она была задумана шесть лет назад, когда мы с соавторами, Татьяной Сорокиной и Ксенией Лученко, решили создать полноценный архив видеоинтервью с бывшими диссидентами. По мере того как появлялись средства на аренду техники, поездки и монтаж (спасибо фонду «Либеральная миссия» во главе с Евгением Григорьевичем Ясиным), мы проводили съемки. На будущее. Для сохранения видеопамяти. Записывали тех, кто был героем, — к счастью, их абсолютное большинство. И тех немногих, кто дрогнул, отступил, но признал и проанализировал ошибку. И даже тех (совсем единичные случаи), кто осознанно нарушил неписаные правила инакомыслящих, выпал из общего круга. Потому, во-первых, что и они прошли свой отрезок пути, побыли свободными людьми. Потому, во-вторых, что слова из песни не выкинешь, даже если иногда хотелось бы. Мы собирали свидетельства, а судить не наше дело и не наше право. Равно как разбираться, было это собственно обширное движение или только отдельные судьбы отдельных людей, решивших стать — и во многом ставших — свободными в несвободной стране.

Мы передавали оцифрованное видео в архив «Мемориала» и снимали дальше. Не все удалось сделать; не до всех героев русского сопротивления мы смогли доехать: далеко и дорого. Иногда катастрофически опаздывали: была назначена дата интервью с Владимиром Буковским, куплены билеты, арендованы камеры в Лондоне. И тут у него началось воспаление легких, а потом — двусмысленное обвинение, выдвинутое против него, и беседы стали невозможны. Договорились о встрече с Валерием Сендеровым, и тут же его не стало… Тем не менее многое успелось. Скажем, больше нет на этом свете Натальи Горбаневской и отца Глеба Якунина, но разговоры с ними — в архиве. Работа продолжалась и будет продолжаться. И чем сильней разрастался архив, тем яснее становилось, что он просится на встречу с публикой. Причем не как собрание научных (они же биографические) материалов для будущих исследователей, а именно как собрание рассказов, простых, искренних, иногда сентиментальных, иногда холодноватых. Как разговор с днем сегодняшним — от имени непрошедшего прошлого, изнутри невероятного личного опыта. Как только это стало ясно, сама собой определилась форма: наши вопросы мешают, интервью должны звучать как монологи. Потому что это не академическая история, а живое свидетельство веры — в себя, в правду, в свободу, в независимость от духа времени. Получился сборник автобиографических рассказов. И все они посвящены ответу на несколько тесно связанных друг с другом вопросов: как могло случиться, что посреди тотального контроля, внутри непроницаемой системы, в абсолютно подсоветских поколениях смог зародиться дух свободы? Как люди могли решиться — и решились — прожить свою собственную жизнь вопреки роли, навязанной им обществом и властью. Как попадали в ловушки, как выбирались (или не сумели выбраться) из них? Что думают о собственном — и общем — опыте сегодня?

В конце 2016 года мы вместе с просветительским ресурсом «Арзамас» подготовили и разместили на его платформе смонтированные версии монологов. Теперь выпускаем их (и не только их; несколько интервью добавилось) в виде книги. Принцип размещения — алфавитный; никакого другого здесь быть не может. Один из монологов (Татьяна Горичева) был подготовлен для ресурса «Православие и мир»; благодарим редакцию за любезное разрешение включить его в сборник. К. Лученко подготовила для книги монологи К. Азадовского, Л. Алексеевой, Н. Горбаневской, Т. Горичевой, А. Огородникова, И. Огурцова, А. Подрабинека, Н. Щаранского, Н. Санниковой, Г. Якунина. Т. Сорокина — монологи В. Бахмина, В. Борщева, В. Войновича, А. Гинзбург, Ю. Даниэля, Ю. Кима, С. Ковалева, Т. Лашковой, П. Литвинова, Р. Медведева, Н. Нима, В. Осипова, Г. Павловского, А. Рогинского, М. Слоним, Г. Суперфина, С. Ходоровича. Остается лишь дополнить сборник ссылками на всякие источники, которыми читатель может воспользоваться, если его не просто взволнуют судьбы наших героев, но и захочется понять, что это было, захочется прочесть воспоминания тех, кого мы не проинтервьюировали, или тех, кого уже нет с нами. Список этот будет по необходимости кратким, при том что мог бы оказаться безразмерным. Борьба за историческую память бывает гораздо острее, чем политическая борьба. Спор о прошлом — это выбор будущего: как мы помним, так и будем жить. Диссиденты начали борьбу за память с самого начала; подпольные сборники архивных документов, которые выпускали Арсений Рогинский и его коллеги, так и назывались — «Память», а общество, учрежденное в 1989 году, было названо «Мемориал».

Отрывок из книги:

Константин Азадовский: Было глухое время, андроповское, потом черненковское, а потом к власти пришел Горбачев. И у меня не было поначалу ощущения, что ситуация изменится. Наоборот, мои друзья, знакомые, все говорили: «Ситуация ужасная, пришел к управлению страной молодой, полный сил, энергичный генеральный секретарь — это надолго, это навсегда. Единственное, что ты можешь сделать, — уехать. Может быть, тебя отпустят?» Я предпринимал шаги к тому, чтобы покинуть страну, хотя уезжать мне не хотелось.

И вот в 85-м году мой друг, замечательный историк Натан Эйдельман, познакомил меня с московским журналистом Юрием Щекочихиным, который работал тогда в «Литературной газете». Потом мы с ним тесно сдружились, и Юра мне говорил: «Из всех, о ком я писал, ты первый, с кем меня связывают дружеские отношения. Обычно это просто моя работа — судьба человека, его история, которую я пишу». Я ему обязан очень многим, полным разрушением моего дела.

Юра посоветовал мне связаться с писателями, чтобы они в свою очередь обратились с письмом либо прямо в прокуратуру, либо в «Литературную газету» и попросили разобраться в моем деле. И действительно, самые разные ленинградские и московские писатели — Гранин, Стругацкий, Гордин, Нина Катерли, Александр Кушнер, Каверин, Бакланов, Приставкин — подписали письмо. Я был у Окуджавы, мой рассказ все время вызывал у него реплики: «Боже мой, неужели это правда? Как же это могло быть?» Мне даже показалось странным, что такой человек, как Окуджава, проживший жизнь в нашей стране, удивляется тому, что было довольно типичным. Дмитрий Сергеевич Лихачев принимал близкое участие в моих тогдашних
перипетиях.

Письмо было направлено через «Литгазету» генеральному прокурору Сухареву. И в 87-м году произошел первый сдвиг в этом деле. Все юристы хорошо знают, что если вынуть один кирпич из такой конструкции, то рано или поздно вся конструкция рухнет. Первый кирпич назывался «протест на приговор районного суда 1981 года». Поводом было то, что на обыске, как выясняется, действительно были непонятные люди. Дело вторично рассматривалось в Куйбышевском суде. Сотрудники милиции рассказывали интересные вещи о том, как это дело организовывалось. Они не называли имен, слишком глубоко не погружались в детали, но были любопытные моменты, особенно когда мы разговаривали в коридорах. Один мне сказал: «Константин Маркович, вы действительно думаете, что это мы вам подложили наркотик?» — «Да, я думаю, лично вы и подложили. Вы обыскивали полку». — «Не туда смотрите». — «А куда я должен смотреть? Кого я должен подозревать? Мою маму?» — «Поищите среди ваших знакомых». По решению суда дело было отправлено на доследование. Что можно доследовать спустя восемь лет? Дело поступило в управление внутренних дел, где было закрыто за недоказанностью. Я должен был быть восстановлен на работе и получить компенсацию.

Рой Медведев: В подготовке первого номера «XX века» мне помогала Раиса Борисовна Лерт, старая большевичка. А второй номер мы выпускали уже вдвоем с Жоресом. У меня было готово шесть номеров, третий был в печати, когда пришлось остановить работу, потому что меня начали шантажировать. У Жореса, который в 1973 году оказался на Западе, в СССР остался старший сын, попавший в тюрьму за уголовное преступление, его приговорили к семи годам. Когда срок закончился, меня предупредили, что кто-то из родителей должен приехать его встречать. Потому что он уже вошел в какую-то уголовную общину, и если его не забрать вовремя, он не выберется из этой среды. О самом Жоресе речь не шла, но чтобы приехала мать этого молодого человека, которая сохраняла гражданство, нужно было мое приглашение. И я его оформил. А через несколько дней меня вызвал начальник ОВИРа, в кабинете которого сидел солидный мужчина. Только потом я узнал, что это сам Бобков, заместитель Андропова, начальник Пятого управления КГБ. Он встретил меня словами: «Ну вот, Рой Александрович, и мы вам понадобились». И предложил сделку — мы прекращаем издавать журнал «XX век», они разрешают жене Жореса приехать и забрать сына. Его судьба была важнее журнала, и я согласился, сказал, что выпущу третий номер, и все. Это их устроило.

Наум Ним: Я решил уже никуда не дергаться и доработать в своей шабашке. Но доработать мне не дали. В январе 1985 года, уже на излете жизни Черненко и вообще советской власти, меня повязали.

Сначала задержали и привезли в квартиру, устроив еще один обыск, уже при мне. Они знали, что нужно искать, и очень удивились, когда обнаружили там гораздо меньше крамолы, чем в прошлый раз. Но статья за хранение и распространение антисоветских материалов была мне обеспечена.

Суд объявили закрытым. Это было мое достижение. Когда-то ради шутки я переписал пять страниц из работы Маркса против цензуры, естественно без названия и без имени. Их у меня изъяли и совершенно справедливо описали как антисоветский текст. Когда дело уже закрывали, я внимательно изучил этот протокол и выписал его номер. Они заметили, что что-то не так, и связались со специалистом. Только тогда они поняли, что назвали «антисоветским материалом» фрагмент статьи Маркса. И не придумали ничего лучше, как объявить суд закрытым.

На суде у меня была установка говорить правду, не называя имен друзей. Хотя все вокруг советовали уходить в полную несознанку — не знаю, не видел, не читал. Но мне казалось это странным. Если мы боремся за правду, как я буду врать следователю в глаза? Он достанет книжку, изъятую у меня из кармана, а я буду говорить, что никогда ее не видел? Мне в этом смысле очень помогла работа Владимира Альбрехта «Как быть свидетелем». Он потом за нее сидел. А написано там, что нужно иметь представление о порядочном и непорядочном. Больше ничего не надо. Альбрехт призывал говорить правду. И многие возмущались, считали, что он призывает стучать. Но правда — она тоже разная: одна правда, что какой-то человек дал вам эту книжку, вторая правда, что вы не хотите об этом говорить, третья правда, что признаться в этом и сдать другого человека вы считаете непорядочным. Выберите из этих правд ту, которую считаете достойной. Вот и вся этика.

Мне казалось, психологически я уже был готов к тюрьме. Это чудо, что меня не посадили в Витебске, я уже и тогда был готов. Пока я сидел в ростовском изоляторе, перечитал всего Чехова и Достоевского. Книжки были новые, кормили вкусно, правда мало. Так что все вроде было нормально. Но потом оказалось, что все-таки я не готов. Из газет стало известно про Горбачева. У меня было ощущение, что суд должен рассыпаться, ведь был взят курс на демократию. Как же можно меня теперь судить? Ведь я тоже за демократию. В заключительной речи прокурор упомянул выступление Горбачева во Владивостоке, и мне было любопытно, как же он перейдет к моему делу. А он сказал следующее: «В эпоху возвращения к нормам социалистической законности мы не потерпим, чтобы всякие антисоветчики вели подрывную деятельность».

Все сработало. Мне дали два года с половиной. Когда дело закрывали, я видел, как мой следователь пишет обращение в Москву с предложением изменить статью на семидесятую и привлечь еще группу людей. На что из Москвы ему срочно и категорично ответили «нет» и велели закрыть дело в установленные сроки. Потому что в Москве перемены были уже очевидны, а до Ростова эта волна еще не докатилась.

На зоне я старался доказать, что посадили меня не зря. Если были какие-то нарушения, я открыто выступал, сражаясь за справедливость. Поэтому больше половины срока я провел в ШИЗО и ПКТ. В штрафном изоляторе кормили тогда через день. Я думаю, одно из самых важных завоеваний, которые есть в демократических странах, — это то, что сейчас в таких изоляторах нет уменьшенной нормы питания.

Павел Литвинов: Тогда многие считали, что если бы у нас была свобода слова и хорошая конституция, то все могло бы измениться. Но по сегодняшнему опыту мы видим, что этого недостаточно. И плохие традиции могут привести к плачевным результатам безо всякого коммунизма. Мы подозревали, что так может случиться, но никто не предвидел, что если Советский Союз падет, будет так плохо, как сегодня. Но тем не менее я как тогда, так и сейчас верю в то, что демократия работает.

И в шестидесятых мы считали, что надо добиться свободы слова, а потом народ найдет подходящую систему. Кто-то из нас думал, что нужен социал-демократический строй, кто-то склонялся больше в сторону капиталистического. Но свобода слова все равно первична. У Андрея Амальрика есть книжка «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?» Она и сейчас читается как детектив, он прекрасный писатель. И надо сказать, я тоже думал тогда, что Советский Союз только кажется таким прочным. Что на самом деле этот режим силен ровно настолько, насколько люди верят в его несокрушимость. И как только они перестали верить, пришла некоторая форма демократии, появилась ненастоящая, но свобода слова, — Советский Союз развалился.

Был еще такой замечательный человек Александр Сергеевич Есенин-Вольпин, пионер правового просвещения в диссидентских кругах. Я помню, как на моем дне рождения кто-то спросил Вольпина, почему он считает, что в Советском Союзе можно пользоваться конституцией. Это ведь советская конституция. А Советским Союзом управляет банда уголовных преступников. На что он ответил так: есть две советские власти — одна основана на советской конституции, а вторая эту конституцию нарушает. Поэтому надо методами советской власти, основанной на конституции, бороться с Советским Союзом, который представляет собой банду уголовных преступников. Вот так он все это сформулировал.

И нужно сказать, что мы делали только то, что разрешено конституцией. А они нарушали ее, арестовывая или убивая нас. Но правда была на нашей стороне, и этого было достаточно. Мы жили как свободные люди в несвободной стране — и права человека были для нас сутью и целью. И не случайно самым популярным тостом был у нас этот: «Выпьем за успех нашего безнадежного дела». Да, шли дискуссии о том, возможна ли социал-демократия или демократический капитализм; особую позицию занимало национально-патриотическое общество «Память»; были диссиденты, которые верили в режим, основанный на православии, как, например, Владимир Осипов; Александр Солженицын в конечном счете двигался в том же направлении. Но это скорее боковые течения. В центре всегда оставались права человека. Может быть, это было ошибкой, но мы считали: если будут соблюдаться права человека, то автоматически произойдут нужные изменения в режиме.

А еще мы верили в гласность. Это слово пришло к нам от Герцена, и между собой мы часто его употребляли. Любопытно, что и Горбачев позже выбрал это слово, но оно давно уже было в русской культуре. Забавно, что именно в эпоху гласности меня три года не пускали в Россию. Был список из ста пятидесяти нежелательных иностранцев, которых не хотели здесь видеть. Пришлось и за это побороться. В «Вашингтон пост» вышла статья о том, что в Советском Союзе большие перемены, а Литвинова вот не пускают. Но в конечном счете в 1990 году я все-таки приехал. И с тех пор приезжаю каждый год.

Я всю жизнь прожил с ощущением свободы, я делал то, что хотел. Мне было стыдно за страну, которая вторглась на территорию маленького соседа, в Чехословакию. И я вышел на площадь.

Вообще жизнь была и есть очень интересная. Потому что я живу в двух культурах. Россия — это душа, это моя память, родина, друзья. Америка мне нравится, как страна идеалистическая, но вместе с тем хорошо обустроенная и четко функционирующая. Я сохранил в себе интерес и любовь к России, но жил на свободе. Так что я очень счастливый человек и ни о чем не жалею.

Об авторах этой книги:

Мемуары диссидентов — и о диссидентах — выпущены отдельными книгами. Самые известные из них — «Постскриптум: Книга о горьковской ссылке [А. Д. Сахарова]» Елены Боннэр (М., 1990), «Воспоминания» самого Андрея Сахарова, «Бодался теленок с дубом» Александра Солженицына.

В «Воспоминаниях» великий физик и великий диссидент вспоминает весь свой путь, от рождения до ссылки в Горький. Из книги становится ясно, как человек, удостоенный главных советских наград, обласканный партийной властью (Хрущев всегда ему перезванивал и, несоглашаясь, слушал внимательно), становится ссыльным изгоем. Не в результате поражения, а в результате победы — над собой, над обстоятельствами, над эпохой. А солженицынская книга охватывает промежуток от 1950-х до высылки писателя из СССР (1974). Книга прежде всего о литературе как деле свободы, о том, как писатель избавляется от внутреннего рабства и превращает творчество в духовное сопротивление. В «Теленке» сильно полемическое начало; Солженицын спорит со многими диссидентами, считая, что они уклонялись во всемирное в ущерб национальному.

Людмила Алексеева написала книгу «Поколение оттепели» (М., 2006). Алексеева была машинисткой самых первых выпусков «Хроники текущих событий», помогала семьям заключенных; ее книга — первая попытка привести в систему разрозненные сведения о советских диссидентах оттепельного поколения. Краткие четкие справки. Яркие воспоминания о друзьях, учителях и оппонентах — Сахарове и Солженицыне, Ларисе Богораз и Натане Щаранском.

Наталья Горбаневская выпустила книгу «Полдень: Дело о демонстрации 25 августа 1968 года на Красной площади» (М., 2007). Как в тотально контролируемом обществе, в самом охраняемом (разве что после Лубянки) месте в СССР могла пройти демонстрация против вторжения советских войск в Чехословакию? Кто были эти герои? Что делала на демонстрации коляска с маленьким ребенком? Что произошло с участниками? Об этом — основанная на документах и личных воспоминаниях книга замечательного поэта Н. Горбаневской. [Главы есть в открытом доступе: http://magazines.russ. ru/ural/2005/6/go7.html].

Выдающийся диссидент Владимир Буковский написал книги о движении и о своем участии в нем: «И возвращается ветер...» (М., 2007), и «Московский процесс» (Париж; М., 1996). Двенадцать лет в тюрьме и лагерях. Осознанная, твердая борьба политика, а не просто мирное духовное сопротивление. При этом — ставка на политику, которая основана на морали и поэтому несокрушима. Атмосфера эпохи.

Андрей Амальрик, предсказавший крах СССР и страшным образом погибший в эмиграции, оставил «Записки диссидента» (М., 1991). Лариса Богораз сохранила «Сны памяти» (Харьков, 2009). О борьбе с карательной психиатрией в своих «Заметках» вспоминает Вячеслав Бахмин (М., 2000). О борьбе русских националистов — Леонид Бородин («Без выбора: автобиографическое повествование». М., 2003) и Владимир Осипов («Дубравлаг». М., 2003; книга есть в открытом доступе: http://www. sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=book&num=214). Зоя Крахмальникова, один из лидеров христианского сопротивления, выпустила в 1995 году книгу «Слушай, тюрьма! Лефортовские записки».

Невероятно важны воспоминания героического генерала Григоренко (Петр Григоренко. «В подполье можно встретить только крыс...» М., 1997), младомарксиста, одного из первых диссидентов Бориса Вайля («Особо опасный». Харьков, 2005), лагерные письма Юлия Даниэля, который вместе с Андреем Синявским публиковал на Западе книги под общим псевдонимом Абрам Терц («Я все сбиваюсь на литературу...»: Письма из заключения. М., 2000). В открытом доступе есть мемуары писателя Владимира Войновича «Дело 34840»: http://bonread.ru/vladimir-voynovichdelo-34840.html. Петербургский диссидент Юлий Рыбаков, приговоренный к шести годам в 1976-м, написал воспоминания «Мой век: историко-биографические заметки» (Ч. I. СПб., 2010).

Оставила свои «Записки адвоката» Дина Каминская, которая профессионально и бесстрашно защищала диссидентов (М., 2009). Посмертно изданы «Мои показания» Александра Марченко (М., 1993).

Кроме этого полезно — и важно — прочесть книги Ильи Габая («...Горстка книг да дружества». Бостон, 2011), одного из отцов-основателей Движения Александра Есенина-Вольпина («Философия. Логика. Поэзия. Защита прав человека». М., 1999), «Исповедь отщепенца» Александра Зиновьева (М., 2005), «Поединок: Записки антикоммуниста» Виктора Красина (Surbiton, 2012), «Шаг влево, шаг вправо...» Эдуарда Кузнецова (Иерусалим, 2000), «Опасные мысли: Мемуары из русской жизни» Юрия Орлова (М., 2008), «Мы жили в Москве. 1956—1980» Раисы Орловой и Льва Копелева (Харьков, 2012), «Не убоюсь зла» Натана Щаранского, посмертно изданный «Женский портрет в тюремном интерьере: Записки православной» Татьяны Щипковой (М., 2011), «На карнавале истории» Леонида Плюща (Лондон, 1979), «Опыт биографии» Феликса Светова (М., 2006), «Я — особо опасный преступник» и «Последний диссидент» Льва Тимофеева (обе книги есть на его сайте в открытом доступе: http://levtimofeev.ru/posledniy-dissident). Невозможно пройти мимо «Хроник казни Юрия Галанскова в его письмах из зоны ЖХ-385, свидетельствах и документах» (М., 2006) и «По ту сторону отчаяния» (М., 1993) Валерии Новодворской, которая не считала себя диссидентом, но мужественным врагом и политическим борцом, конечно, была.

В самое последнее время вышли в свет книга Александра Подрабинека «Диссиденты» (М., 2014) и сборник воспоминаний о Наталье Горбаневской под редакцией Людмилы Улицкой «Поэтка» (М., 2015).

Есть сайты, созданные некоторыми участниками Движения, где помещаются воспоминания, полемические статьи, заявления (например, сайт Сергея Григорьянца, чьи взгляды и оценки диссидентского движения резко отличаются от распространенных: http://grigoryants.ru). На ресурсе Colta.ru опубликован замечательный цикл «Диссиденты» — интервью, которые на протяжении долгого времени брал и публиковал Глеб Морев: http://www.colta. ru/dissidents. Позже он был собран в книгу «Диссиденты» (М., 2017).

Материал предоставлен издательством «Время».