Время отменяется

Критик: Юрий Володарский
Рецензия на книгу Боги среди людей
Оценка:

Наверное, литературный обозреватель должен знать про все на свете книги или хотя бы делать вид, что знает, но лучше я честно признаюсь, что предыдущий роман Кейт Аткинсон «Жизнь после жизни» коварным образом прошел мимо меня. Читая «Боги среди людей», я не раз об этом пожалел. Сама писательница называет его «парным» к «Жизни», в нем снова рассказывается история семьи Тодд, только с другой стороны. Теперь главный герой не Урсула, а ее младший брат Тедди.

Те, кто читал «Жизнь после жизни», отлично понимают, что семья хоть и та же самая, но история может быть совершенно иной. В том романе Аткинсон дала возможность Урсуле Тодд прожить множество жизней, всякий раз исправлять фатальные ошибки и начинать свой путь заново — нечто подобное было в культовых фильмах «День сурка» и «Беги, Лола, беги». В романе «Боги среди людей» такой нарочитой мультисюжетности нет, но есть другой прием, пусть и менее дерзкий, но любопытный. С его помощью Аткинсон словно уничтожает время.

Шестнадцать глав романа, охватывающего почти столетний период, с хронологией не дружат: за 1944 годом следует 1925-й, за 1980-м — 1947-й, а после 1960-го мы сразу оказываемся в 2012-м. Но даже такой чехарды со временем Аткинсон недостаточно. В любом месте романа она может забежать на десятилетия вперед или вернуться на полвека назад и непринужденно, словно походя, сообщить, какие события когда-нибудь случатся или когда-то случились с ее героями. Как ни странно, интригу это ничуть не портит.

К примеру, еще в начале романа мы узнаем, что Нэнси, жена Тедди, умерла молодой. В дальнейшем упоминания о ее судьбе встречаются десятки раз, но подробности болезни и смерти Нэнси Аткинсон расскажет лишь к финалу. «Боги среди людей» напоминают то ли процесс фотопечати, когда изображение проступает мало-помалу и фигуры на снимке не сразу приобретают отчетливость, то ли закачку мегабайтных иллюстраций из интернета, когда картинка поначалу составляется из прямоугольников, постепенно мельчающих до пикселей. В обоих случаях мы сразу видим весь объект целиком, однако детали прорисовываются только в самом конце.

Аткинсон с разной степенью подробности прослеживает судьбы дочери Тедди Виолы, его внуков Санни и Берти. Однако почти половина глав посвящены Второй мировой, так что центром тяжести романа остается Тедди и его военные доблести. В них-то и есть главный парадокс. С одной стороны, Тедди Тодд — блестящий пилот, отважный воин с безупречным чувством долга, настоящий герой справедливой войны против нацизма. С другой, во время бомбардировок Берлина, Гамбурга и Нюрнберга он уничтожал не только технику и живую силу врага, но также мирных жителей, включая женщин и детей. И счет шел — страшно сказать — на многие тысячи.

В судьбе Тедди, чудом ускользнувшего от гибели, но рано потерявшего жену и не нашедшего взаимопонимания с дочерью, имеется очевидная символика. Есть она также в судьбах Виолы, Санни и Берти, в которых характерным образом проявляют себя разные эпохи — и прекраснодушные шестидесятые, и прагматичные восьмидесятые, и еще слабо осмысленные двухтысячные. И все же Аткинсон больше интересуют явления не глобальные, а локальные. Напрямую о вещах общего характера она говорит крайне редко. Ее удел частности — бытовые, технические и особенно психологические.

Это умная, тонкая, породистая проза, можно сказать, типично британская. Есть в ней что-то фаулзовское, тем более что один из финальных ходов напоминает прием, использованный в «Женщине французского лейтенанта». Только не ловите меня за руку, выше я действительно говорил, что нарочитой мультисюжетности в романе Аткинсон нет. Это ведь не значит, что ее нет там вообще.