«Реквием по мечте»: как Аронофски снимал свой самый знаменитый фильм и что хотел им сказать

Есть фильмы, которые хочется пересматривать – настолько они хороши. Есть и те, которые не хочется вспоминать – настолько они хороши. Эти фильмы второй категории оставляют после себя мрачное, депрессивное впечатление. Мы внутренне отторгаем их, ибо они показывают, какими плохими мы могли бы стать при иных обстоятельствах. Один из таких фильмов – уже культовый «Реквием по мечте» – откровение Даррена Аронофски не столько о наркотиках, сколько о зависимостях вообще.

Наш колумнист Даяна Р. Шеман снова посмотрела «Реквием...», вспомнила первоисточник – и теперь размышляет, почему фильм стал классикой и чем эта история так сильно запоминается.

Кто такой Хьюберт Селби и о чем его роман?

«Хьюберт Селби-младший занимает одно из первых мест в когорте американских писателей. Его книги обладают мощным эмоциональным воздействием, потрясающей правдивостью и моральным императивом Достоевского. Понять творчество Селби – значит понять боль Америки» (The New York Times).

Мы мало знаем о Хьюберте Селби . Многие даже не слышали о нем. В современной Америке он хорошо известен, но в консервативных Штатах середины прошлого века его не принимали ни критики, привыкшие к классическому стилю, ни простые читатели, не избалованные жесткими описаниями. Его наполненные жизненной «грубостью» работы неоднократно пытались запретить, называя их «непристойными» и «порнографическими». Современный читатель скорее пожмет плечами, не понимая, как можно запретить книгу за описание жизни (пусть и не самой благополучной). В США же это (запрет книг) было обычной практикой: даже такого безобидного писателя, как Теодор Драйзер, в свое время запрещали, объявляя его книги (в т.ч. «Американскую трагедию») «аморальными» и «вредными для молодежи».

Селби вышел из поколения, которое иначе смотрело на искусство и литературу в частности. После мировых войн, повлиявших и на США, молодые писатели начали расширять границы «допустимого», стали активнее экспериментировать с формой, творчество после 50-х годов постепенно перешло к отражению жизни «как она есть», с жестокостью и «аморальностью». Селби не был исключением; не считая себя профессиональным писателем, он писал, как умел, и о том, что видел и понимал.

Кадр из фильма «Реквием по мечте» (2000 год)

Хьюберт Селби-младший (старшим Хьюбертом был его отец) рос в неблагополучных условиях. Его семья жила в Бруклине (там и родился в 1928 году писатель), Селби-младший многократно менял школы, у него постоянно были какие-то проблемы. Его отец работал моряком торгового флота, и в 15 лет Селби-младший окончательно бросил школу, чтобы тоже стать моряком. Шел на тот момент 1943 год.

Через несколько лет, уже в послевоенном 1947 году, Селби-младший заболел туберкулезом, он в это время был со своим судном в Германии. Ему срочно пришлось вернуться в США и лечь в госпиталь Морской пехоты в Нью-Йорке. Врачи говорили, что он проживет не больше одного года. В госпитале, в том числе на Селби, испытывали пока что малоизученный стрептомицин (второй, после пенициллина, антибиотик, позже признанный эффективным при лечении туберкулеза и чумы). Это дало впоследствии ряд тяжелейших осложнений. Также врачи прибегли к хирургическому вмешательству и, чтобы добраться до легких пациента, удалили несколько ребер (в некрологе Сьюзен Селби, жена Хьюберта, написала, что врачи удалили ее мужу одиннадцать ребер). Одно легкое было полностью разрушено, часть второго же частично удалось спасти. Селби провел в госпитале три с половиной года, после чего был отпущен. Он так и не восстановился, страдал от сильной боли и, чтобы заглушить ее, стал злоупотреблять болеутоляющими и наркотиками.

С разрушенным здоровьем нельзя работать моряком, а иного Селби не умел. Он много раз пытался устроиться на работу, но получал отказ. В 1949 году он женился и теперь сидел дома с дочерью, в то время как его жена работала в универмаге. Осложнения давали о себе знать, бывали периоды, когда Селби не мог встать с постели, несколько раз он ложился в больницу с жалобами на больные легкие. Врачи, которые его осматривали, давали неутешительные прогнозы: не более 5-10 лет жизни. Чтобы занять себя чем-то и отвлечься от мыслей о скорой кончине, Селби решил заняться писательством. Первым эту идею ему подкинул давний друг, тоже писатель, Гилберт Соррентино. Селби потом об этом вспоминал: «Я ничего не могу, разве что знаю алфавит. Может, и из меня получится писатель?»

Сейчас максимально простой стиль Селби кажется сложно-современным: тут пренебрежение знаками препинания, почти полное отсутствие абзацев (в начале книги их может не быть вовсе, а через 100 страниц они внезапно появляются), диалоги никак не выделены, отчего не всегда можно понять, кто говорит те или иные слова. Сплошной текст, в котором герои и их действия сливаются с односложными разговорами и случайными описаниями. Впервые встретивший такое читатель может банально потеряться в истории, счесть ее бредом. Учитывая темы, с которыми работал Селби, это скорее идет на пользу его книгам. Описываемое им настолько ненормально, безумно для обычного читателя, что просто не может быть изложено «классическим» письмом. О своем стиле сам писатель говорил:

«Я пишу отчасти на слух. Я слышу, а также чувствую и вижу, что я пишу. Я всегда был очарован музыкой речи в Нью-Йорке».

А Нью-Йорк (и отдельно Бруклин) – это место больных людей, опустившихся, проституток, сутенеров и наркоманов. Их обычную жизнь он знал очень хорошо. О них он написал первый свой роман – «Поворот на Бруклин». О том же (крушении всего и невозможности выбраться из ямы) и самая известная его книга – «Реквием по мечте».

Сам Селби в предисловии к этой книге говорил, что она вовсе не о зависимости в любом ее проявлении, а о неправильном взгляде на мир. Он писал о людях, одержимых образом Американской Мечты (жить красиво, заработать как можно больше денег). Но это лишь навязанные образы, иллюзия, которая заменяет смысл жизни. Герои не знают, чего они в действительности хотят. Их мечты абстрактны или примитивны, лишены индивидуальности. Это суррогат мечты, а не сама мечта. В желании достичь того, что им в реальности не нужно, персонажи Селби всё больше запутываются, а рефлексию заглушают различными веществами. Наркотик становится бегством от себя – в мир маленькой иллюзии, ибо большая иллюзия (эталон Американской Мечты) так им и не открылась.

Кадр из фильма «Реквием по мечте» (2000 год)

Аронофски – и, возможно, лучший его фильм

Аронофски, если сравнивать его с Хьюбертом Селби, – человек благополучный, даже слишком благополучный для социальных драм. Он вышел из приличной семьи, рано начал путешествовать, образование получал аж в Гарварде. Изучал там кино, анимацию, а заодно антропологию, а потом перешел в Американскую академию киноискусства, где ему преподавали режиссуру. Уже первые его короткометражки, снятые в начале 90-х («Печенье с предсказанием» и «Протозоа»), вызывали повышенный интерес у его учителей. В 1993 году Аронофски получил степень магистра изящных искусств и задумал первый «полный метр» – «Пи» (к слову, в это же время началось его сотрудничество с композитором Клинтом Мэнселлом).

«Пи» – психологический триллер, снятый в необычной (артхаусной) манере. Талантливый математик Макс, главный герой, пытается постичь смысл страшного числа «всей Вселенной», параллельно мучаясь паранойей и галлюцинациями. На случайного зрителя этот фильм произведет скорее тягостное впечатление, тем более если зритель не знал/не смотрел ранее Аронофски и не в курсе, что он довольно мрачный режиссер. Интересно, что у Аронофски не было бюджета (60 тысяч долларов – смешные деньги для кино), он занимал на съемки у своих родственников и друзей, обещая отдать, если фильм «выстрелит». Денег на оплату «натуры» также не было, Аронофски снимал на улицах Нью-Йорка без разрешения властей, рискуя в любой момент нарваться на полицейских.

Поразительно, но снятый буквально за копейки фильм был тепло принят на фестивале независимого кино «Сандэнс» (шел 1998 год). На нем Аронофски получил награду как лучший режиссер. Потом фильм с не меньшим успехом показали на других фестивалях (в том числе в Салониках), «Пи» получил еще несколько наград и вышел в прокат с хорошими отзывами критиков. Аронофски смог не только расплатиться с долгами, но и немного отложить: фильм в итоге заработал в прокате 3,2 млн долларов – неплохой результат для малобюджетного независимого кино.

Признанный перспективным, после Аронофски получил возможность снять фильм с приличным бюджетом и хорошими актерами. Им и оказался «Реквием по мечте». Аронофски, как он сам признавался, хотел снимать не о наркотиках, а как Селби завещал: «Реквием...» должен был стать лентой о крушении личности и подмене настоящей мечты ее иллюзией. Аронофски стал поклонником Селби еще в юности, он говорил, что снять фильм по прозе писателя было его давней мечтой. При написании сценария он консультировался с писателем; он почти ничего не вырезал и не добавил от себя, разве что усилил некоторые сцены и избавился от упоминания конкретных наркотиков.

Пожалуй, одна из главных удач режиссера – это великолепный актерский состав. Дело не только в талантах нанятых актеров, но и в их предельной самоотдаче: так, Джаред Лето в краткий срок похудел на 11 кг и общался с наркоманами, чтобы перенять их поведение; уже пожилая Эллен Берстин носила на съемках 20-килограммовые подложки, чтобы выглядеть объемнее, грим же ей наносили по 4 часа ежедневно; Дженнифер Коннелли согласилась на сложные откровенные сцены (которые более схожи с изнасилованием), она (играя девушку-дизайнера) сама подбирала для себя костюмы и делала эскизы. Аронофски также попросил Джареда Лето и Марлона Уайанса за месяц до съемок полностью отказаться от сахара и сексуальных контактов, чтобы они прочувствовали болезненность отказа от приятных, но далеко не самых обязательных вещей.

Снимался «Реквием...» в Бруклине, который был хорошо известен не только Селби, но и Аронофски. Режиссер находил локации, в которые вряд ли бы забрались другие, плохо знакомые с местностью. Он сохранил книжное деление истории на сезоны – «Лето», «Осень», «Зима». Как и в первоисточнике, в фильме они отражают внутреннее состояние героев. Примечательно, что каждая новая часть короче прошлой: так, «Лето» у героев длится 42 минуты, «Осень» – 25 минут, а «Зима» – 20. Время от времени повествование прерывается на фантазии (или просто галлюцинации персонажей), в основном же лента линейна и несет зрителя от более-менее благополучного начала к ужасному финалу.

Кадр из фильма «Реквием по мечте» (2000 год)

Казалось бы, такая простая история, их много – и страшных, и драматичных. Но Аронофски решил рассказать ее так, чтобы зрителя трясло. Он отказался от классической съемки и вовсю экспериментировал с редко используемыми формами. «Реквием...» в первую очередь выделяет почти клиповый монтаж: вместо обычных 500-600 склеек тут аж 4 тысячи, такой темп смены кадров характерен для рекламных и музыкальных видео, а никак не для фильмов. Один кадр мог занимать не более секунды, при этом каждый требовал определенного звукового эффекта. Звукооператор Брайан Эмерик потратил несколько месяцев, чтобы подобрать шум для каждого кадра. Аронофски хотел не только «подходящее» звучание, каждый эффект должен был вызывать отклик у зрителя (в том числе за счет подсознательного узнавания).

Режиссер настоял на активном использовании фильтров, а первым любимым его приемом стал таймлапс (рапид тоже, но в меньшей степени): так, сцена изначальной длительностью в 45 минут в фильме пролетала за какие-то 25 секунд путем ускорения времени (например, этот прием используется в сцене уборки героиней Берстин). Второй же любимый прием Аронофски – это так называемый полиэкран. Экран делился на две-три разные сцены (сначала хотели сделать вплоть до 4-6 сцен за раз, но потом передумали), и зритель может одновременно видеть разделенных чем-то персонажей. Полиэкран по-прежнему не самый популярный прием в кинематографе, в 2000 г. же он и вовсе производил невероятное впечатление своей новизной.

Еще один классический прием Аронофски – это Body Mount, который также был перенесен режиссером из раннего «Пи». Камера крепится на актере так, чтобы она запечатлела его лицо (и всю верхнюю часть туловища), картинка движется вместе с актером, подчиняясь ему. В отличие от съемки от первого лица, которая может быть нейтральной, эта вызывает у зрителя тревожность, как бы соединяя переживания героя и человека по ту сторону экрана.

Всё вышеописанное обязано было создавать у зрителя ощущение удушливости. Закрепить же впечатление Аронофски пригласил всё того же, знакомого со времен «Пи», Клинта Мэнселла. На вопрос, какой должна быть музыка, Аронофски сказал, что человек должен испытывать беспокойство за ее прослушиванием. Мэнселл начал работать над саундтреком уже после окончания съемок, когда вовсю шел монтаж. Поняв, какие приемы использует Аронофски, Мэнселл соединил инструментальную и электронную музыку (так показывая вневременность и современность истории). Главная тема, известная как «Lux Aeterna», звучит в фильме много раз, но в разных вариациях. Инструментальная же часть была записана струнным квартетом Kronos Quartet, с которым Мэнселл впоследствии неоднократно еще работал. Музыку Мэнселла слышали даже те, кто сам фильм не смотрел, она давно ушла в «вольное плаванье».

Кадр из фильма «Реквием по мечте» (2000 год)

...Пересматривая фильм спустя 22 года

Многие смотрели «Реквием по мечте» в молодости (или юности, как автор этих строк). «Реквием...» и сейчас показывают в некоторых школах, в старших классах, несмотря на возрастной ценз – 18+. В юности фильм воспринимается более... буквально, поскольку еще нет как такового жизненного опыта. Он кажется прямолинейным фильмом о вреде наркотиков, разве что снятым в артхаусной манере. После, решив пересмотреть фильм, можно заметить, что он не только (и не столько) о наркотиках, сколько о пустоте жизни и неспособности человека найти себя.

Вот нам показывают главных героев – Гарри, Тайрона и Мэрион. Обычные молодые люди из Бруклина, рано начавшие злоупотреблять. Они вместе веселятся, слушают музыку и попутно вгоняют в себя наркотик. Сразу становится ясно – им нечем заняться. Ребята привязаны друг к другу (а Гарри и Мэрион влюблены), но их общение – это скорее заполнение пустого пространства: они говорят, чтобы не молчать, и наркотики употребляют, чтобы не скучать. Причина зависимости – страх пустоты и непонимания, что делать в этой жизни.

Гарри (его линия отдельно раскрыта в книге Селби) – еврейский мальчик, его воспитывала мама, и чувствуется, что на него возлагали большие надежды. Мама очень хотела им гордиться. Оказавшись вне дома, вне влияния матери, Гарри, возможно, почувствовал себя брошенным и слабым. Он научился быть хорошим мальчиком для матери, но в действительности не знает, на что потратить свою жизнь. Вместо того, чтобы разобраться в себе, он заполняет время встречами с друзьями-наркоманами, наркотики избавляют его от принятия решения, от ответственности за свою жизнь. Его мечта (суррогат) – заработать денег, особо не напрягаясь, а потом... А что потом? Вместо «потом» – неясные образы. «Потом» все будет хорошо – этого достаточно. В какой-то момент Гарри пытается ухватиться за мечту своей девушки Мэрион (в фильме она занимается дизайном одежды, в книге же рисует картины), он говорит с ней о том, как классно было бы открыть свой бутик. Но и это – не его стремление, он просто хватается за любое «хорошо», что может быть в будущем.

«...Художники, музыканты, писатели и поэты сидели бы и дискутировали, и Мэрион иногда выставляла бы свои работы, которые очень нравились бы другим художникам, и даже критики бы восхищались ими, восхваляя их чувственность и актуальность...»

Иначе близ Гарри выглядит его друг Тайрон. Тайрон из «черного гетто», рано потерял мать, единственная его цель – выбраться из бардака, в котором он так долго жил, а это также значит «заработать много денег». Самый легкий способ, по его мнению, – это заняться торговлей сами понимаете чем. Тайрон убеждает Гарри, показывает «успешных» людей и говорит, что они смогут так же. Как и Гарри, Тайрон не тратит время на рефлексию, в его воображении мечта всей жизни – это деньги, просто деньги, вне работы и другой личной реализации. В нем говорят комплексы парня из гетто, необразованного и не приученного к труду.

Наблюдая Гарри и Тайрона, хочется спросить, как в их компании оказалась Мэрион – девочка из богатой семьи, с хорошим воспитанием и образованием. Но и она потеряна, угнетена своим положением (хоть и более благополучным). Раньше она хотела стать дизайнером, рисовала эскизы, но влюбленность в Гарри и дружба с Тайроном уничтожили в ней стремления к лучшему. Возможно, сказались внутренняя неуверенность в своих силах, недостаток моральной поддержки, страх неудачи, бегство от давления со стороны близких – и вот перспективная девушка начинает глушить себя наркотиками, под которыми можно мечтать, ничего не делая.

Поначалу («Летом») герои не понимают, что движутся к катастрофе. Им хорошо в ожидании и фантазиях, им кажется, что они в любой момент смогут бросить, но бесплотные мечты захватывают их – и не хотят отпускать. Право, с таким же успехом герои могли принимать не наркотики, а крепкий алкоголь, играть сутками в игры или найти иной способ убежать от реальности. Но любая зависимость делает человека своим рабом, разрушая тело и нервную систему.

Со слов Аронофски, сложнее всего было совместить линию ребят с линией матери Гарри, Сары. Но история Сары стоит на том же основании, что история трех друзей. Сара – такой же заложник зависимости, а если смотреть глубже, одиночества и пустоты жизни (и да, это любимая ветка вашего покорного слуги).

Сара посвятила жизнь воспитанию сына Гарри. Он вырос и уехал от нее, приезжает лишь за тем, чтобы выбить немного денег на наркотики (воруя ее телевизор и закладывая его). Сара мучается от одиночества. Приятельницы кажутся ей красивее, успешнее, Сара на их фоне теряется. Всё свободное время она проводит за просмотром телевизора. Ведущие становятся для нее почти близкими людьми, она переживает за участников ток-шоу, как за своих знакомых. Увы, но одиночество пожилых – распространенная проблема. Многие приобретают ранее незнакомые зависимости, которые спасают от грусти, от ощущения своей абсолютной ненужности.

Кадр из фильма «Реквием по мечте» (2000 год)

Однажды Сара получает письмо из телецентра – приглашение на любимое телешоу. Сара в восторге: ее увидят знакомые, она станет звездой, все будут ей завидовать. Естественное женское желание – быть красивой в чужих глазах, и Сара достает лучшее свое платье, красное, которое не носила много лет. Это платье – память о счастливом браке и молодости. Сара хочет возвратиться в то яркое прошлое, хоть на один день, но обнаруживает страшное – платье ей мало. Можно было бы купить новое, на нынешний размер, – но Сара не хочет. Ей нужно именно это красное платье – символ лучшего. Счастья. Она решает сесть на жесткую диету и, чтобы успеть к телеэфиру, начинает принимать выписанные врачом таблетки на основе наркотического вещества (к слову, когда снимали фильм, такие таблетки действительно прописывали, позже их запретили, обнаружив, что от них развивается зависимость). Сара становится жертвой чужого желания заработать (через продажу ей вредных таблеток), безразличия, своего незнания – и желания во что бы то ни стало «влезть» в свое прошлое. Возможно, самый сложный (и трогательный) момент фильма – это разговор Сары и Гарри, в котором она жалуется на одиночество. Буквально она говорит: «У меня ничего не осталось, ты ушел, у меня ничего нет, кроме моих воспоминаний и этой последней мечты. Я хочу в последний раз побыть счастливой».

«...Я всего лишь хочу влезть в красное платье. Твой отец любил это платье. Ты будешь мной гордиться, Гарри... У тебя есть знакомые, которых показывали по телевизору? Ну кого? Знаешь, кто был единственным человеком, которому предложили? Сара Голдфарб, вот кто. Знаешь, с кем теперь любят поговорить? Знаешь, кто теперь не просто одинокая вдова, живущая в маленькой квартирке? Я стала персоной, Гарри».

«Реквием...» безжалостно показывает, как разрушается последняя надежда на счастье.

«…Мечты разные... И пути их осуществления тоже. Получается, что, выбрав неверный путь, можно распрощаться с мечтой, даже не приблизившись к ней».

«Реквием по мечте», снятый в самом начале нового тысячелетия, стал во многом самым прогрессивным фильмом о зависимостях. Его показали вне конкурса на Каннском кинофестивале, уже через несколько лет он стал восприниматься как классический, он упрочил положение Аронофски в большом кино, прославив его как интереснейшего независимого режиссера. После Аронофски снимет замечательного «Черного лебедя» и «Фонтан», но «Реквием по мечте» так и останется в его творчестве самым оригинальным и запоминающимся. О смысле фильма, который некоторые поняли слишком прямолинейно, он как-то сказал:

«...Реквием по мечте – это не фильм о наркотиках. Идея была в том, чтобы показать, что нет никакой разницы в том, что может вызывать зависимость. Это может быть телевизор, это может быть кофе, это может быть наркотик, это может быть мечта».