Три кудесника русской поэзии второй половины XX века

Для меня поэзия в первую очередь – это искра, волшебство, волхвование словами, смыслами, метафорами, образами, рифмами и ритмами. Русская поэзия богата на имена, но мне хочется рассказать о тихих кудесниках – Роальде Мандельштаме, Леониде Губанове и Викторе Сосноре. На лайвлибе всего 8 рецензий на этих трёх поэтов (по три на книги Мандельштама и Губанова и две на книги Сосноры). В их творчестве практически нет пересечений: Роальд Чарльзович – лирик, Леонид Георгиевич – романтик и фантазёр, Виктор Александрович – эпик. Пересечения возникают в моей голове – этих поэтов объединяет искра, возникающая от чтения их стихов, когда соединения слов действуют как волшебное заклинание, когда с тобой случается Льюис Кэрролл.

Роальд Чарльзович Мандельштам (1932-1961)

Он был ленинградцем. Во время блокады Ленинграда был эвакуирован в Казахстан вместе с бабушкой. Учился в политехническом институте, затем на восточном факультете университета, не закончил по состоянию здоровья. В 1954 году женился на поэтессе Нине Маркевич. С конца 50-ых практически не выходил из дома, много времени проводил в больницах. Умер от костного туберкулёза, не дожив до 29 лет, похоронен на Красненьком кладбище.

С конца 40-ых гг. Роальд стал центром небольшого круга ленинградских художников – Арефьева, Шагина, Васми, что повлияло на его творчество – стихи этого Мандельштама живописны. При жизни поэта не было опубликовано ни одной его строчки. В 70-ые появляются первые его публикации в тамиздате, в 1991 г. его издают в России. В творчестве поэта есть тяготение к теме Города – Ленинград 50-ых, Петербург Достоевского и Гоголя оживают в строках автора, весь Город, который поэт не мог видеть из окна своего дома:

«Новая Голландия»

Запах камней и металла
Острый, как волчьи клыки,
— помнишь? —
В изгибе канала
Призрак забытой руки,
— видишь? —
Деревья на крыши
Позднее золото льют.
В «Новой Голландии»
— слышишь? —
Карлики листья куют.

И, листопад принимая
В чаши своих площадей,
Город лежит, как Даная,
В золотоносном дожде.

Классическая, античная тема осовременивается автором, античность опять злободневна. В творчестве Роальда Чарльзовича античность проникает не только в темы и циклы, она обволакивает все стихи, создаёт вкусовые ощущения античности. Вот эти строки, читая которые начинаешь понимать, ты как бы просыпаешься:

Когда-то в утренней земле
Была Эллада...
Не надо умерших будить,
Грустить не надо.

Проходит вечер, ночь пройдёт -
Придут туманы,
Любая рана заживёт,
Любые раны!

Одно удивляющее совпадение, связывающее наш клуб с Роальдом Чарльзовичем:

«Буриме»

Радуйтесь ветру, звёздному ветру! –
Каждый находит то, что искал:
Город сегодня, город сегодня,
Тонко поющий, лиловый бокал.

Ночь листопада, ночь листопада;
Каждый листок – золотой тамбурин,
Лунные рифы и море заката,
Алые грифы в мире глубин.

Золото в листьях, золото в листьях,
Подвиг и радость чуждому мер!
Радуйтесь ветру, звёздному ветру,
Истина – ветер, жизнь – буриме.
16.09.1954

Леонид Георгиевич Губанов (1946-1983)

Жил и умер в Москве. В возрасте 16 лет записался в литературную студию при одной из районных московских библиотек. Его стихи были напечатаны в газете «Пионерская правда» и в сборнике юных поэтов «Час поэзии» (1965 г.) В 1964 г. поэт Андрей Вознесенский помог молодому поэту напечататься в журнале «Юность» - это последняя публикация Леонида Губанова в советской прессе. С 70-ых гг. не участвовал в официальной литературной жизни. На жизнь зарабатывал неквалифицированным трудом - был рабочим геофизической экспедиции, фотолаборантом, пожарным, художником-оформителем, дворником, грузчиком…Умер, не дожив до 37 лет при невыясненных обстоятельствах – сердечный приступ или самоубийство.

Леонид Губанов увлекался футуризмом, создал неофутуристический журнал «Бом». В 1965 г. участвовал в создании литературно-художественного объединения СМОГ – Смелость, Мысль, Образ, Глубина/Самое Молодое Общество Гениев. Выступал в акциях в защиту «левого искусства», подвергся преследованиям со стороны властей. В конце 1966 г. под давлением властей СМОГ прекращает своё существование. В середине 60-ых же стихи поэта публикуются в трёх самиздатовских альманахах: «Сфинксы», «Авангард» и «Чу!»

Творчество Леонида Губанова одно из самых непредсказуемых в русской поэзии – читая его строки, ты не можешь догадаться не только о метафоре, которая выпрыгнет в следующей строке, но даже о следующем слове, рифме и образе. Я полюбил стихи Леонида Губанова за первую же прочитанную у него строку – «Коль есть чеснок, он есть и в ангеле». Здесь – аллюзия на купола храмов, напоминающих луковицы чеснока и подготовка следующей рифмы – «евангелий». Это очень тонко, это впечатляет и удивляет. Не скажу, что его стихи читать просто, это труд, но труд, который вознаграждается радостью понимания:

***
Я – Дар Божий, я дай Боже нацарапаю,
Улыбнутся вётлы: на царя, поди?
И заплачут: берег наш любимый,
И за плечи белые обнимут.
Скоро тёплый ливень красных губ –
Подставляй лицо, гори под струями
И твори, лепи себя, как в студии –
Скоро-скоро тёплый ливень губ.
Скоро, одиночеством запятнанный,
Я уйду от мерок и морок
Слушaть зарифмованными пятками
Тихие трагедии дорог,
Замирать и бить в ладоши с гусем,
Ждать, когда же, наконец, от горя
Пастухи, беременные Русью,
Стадо слов к моим устам погонят.
1963

Поэту нужен читатель как воздух. Иначе поэту тесно в жизни, как тесно было Леониду Губанову, иначе – появляются такие стихи, полные горечи, скорби и желчи:

«Открытка вам на память»

Знаю, я банален, как смертельно-раненый,
в вашем балагане для меня нет места,
души разворованы, все сердца украдены,
в сатанинских масках все мои невесты.

Неужели нужен мне лишь кусочек мяса,
чтобы согревал, называл по имени?
Ненавижу вас я, словно нищих касса,
теребят на свет только глазки синие.

Да, я выпил всё – и вас, извините,
пропустил тройным одеколоном с ваточкой...
Не хотите ли купить тот вытрезвитель,
чтобы завладеть моей фотокарточкой?!

Но искра разбивает скорбные будни, получаются гимны там, где им вроде бы нет места. Из посвящения Бродскому:

А если лошадь, то подковы,
что брызжут сырью и сиренью,
что рубят тишину под корень
непоправимо и серебряно.
Как будто Царское Село,
как будто снег промотан мартом,
ещё лицо не рассвело,
но пахнет музыкой и матом.
Целуюсь с проходным двором,
справляю именины вора,
сшибаю мысли, как ворон
у губ с багрового забора...

Виктор Александрович Соснора (1936 - 2019)

Родился в Крыму на гастролях своих родителей - ленинградских цирковых артистов. Был эвакуирован из блокадного города на Украину, попал в оккупацию. Был найден отцом, к тому времени командиром Войска Польского, в 8-9 лет научился метко стрелять, стал «сыном полка» и был назначен снайпером, дошёл с войсками до Франкфурта-на-Одере. До окончания школы воспитывался отцом во Львове. После окончания школы переехал к матери в Ленинград. На «Невском заводе» Соснора знакомится с девушкой Мариной, ставшей одним из прообразов цикла «Песни Бояна».

Публиковался с 1962 года. Много публикаций – книги стихов, исторические романы. Признавался лучшим русским поэтом. В творчестве ощущается тяготение автора к футуризму. Разброс темы в поэзии Виктора Сосноры крайне широк, как и стихотворный инструментарий. И для каждой темы автор находит свои слова, рифмы, у него тема подаётся даже ритмически. Это можно увидеть в таких стихотворениях как «Пёс Александра Македонского» (отрывок):

…Так выведите льва! Ну носик-песик!
Лев — царь царей! Он — Искандер! Он — Я!»
Льва вывели... Сто тридцать семь солдат
спустили цепи, обнажили шлемы
к сандалиям... Действительно: был лев.
Стоял на лапах. Львиными двумя
не щурясь на лежащего не льва
смотрел, как лев умеет...

или «Бой Мстислава с Редедей» (отрывок):

…Из рощи,
где ропщет
в трясине осока,
ведет русых руссов Мстислав на косогов.
Из бора,
где ели
у кромки редеют,
ведет горбоносых косогов Редедя.
И сдвинулись армии.
Встали, горланя
орлами голодными
перед бранью
с орлами голодными…

При чтении стихотворений Виктора Сосноры непросто остановить наплывающие смыслы и содержания, они идут потоком – аллюзии, ассоциации, параллели, пересечения, повторы, якоря, цитаты:

***
А ели звенели металлом зеленым!
Их зори лизали!
Морозы вонзались!
А ели звенели металлом зеленым!
Коньками по наледи!
Гонгом вокзальным!
Был купол у каждой из елей заломлен,
как шлем металлурга!
Как замок над валом!
Хоть ели звенели металлом зеленым,
я знал достоверно:
они деревянны.
Они - насажденья. Зеленые,
стынут,
любым миллиграммом своей протоплазмы
они - теплотворны,
они - сердцевинны,
и ждут не дождутся:
а может быть - праздник?
Зима не помедлит,
и не поминдалит.
В такие безбожные зимы,
как наши,
обязано все притворяться металлом,
иначе...
известно,
что будет
иначе...
1963