Взрослые сказки. Сказка о божке, барде и выигрыше.

1 часть

Однажды странник бард Лаор
Держал на север путь,
Решил дорогой среди гор,
В селенье заглянуть.
Та деревушка не мала,
Есть дюжин семь домов.
В горах крепчали холода,
А климат там суров.
Лаору грех не отдохнуть,
Поспать да песню спеть,
Вина хорошего хлебнуть.
И руки отогреть.
И напросился славный бард
К семейству на постой,
Отец – охотник, только рад,
Детишкам он – чудной,
Жена согласна – был бы спор,
И одобряет мать,
«В оплату за еду и кров,
Я буду вам играть.»

Дальше...

Живет он день, живет другой,
Ест, спит, порой поет,
Но стан селяночки одной
Покоя не дает.
Пленила сердце красотой,
И зеленью очей,
И русой длинною косой.
Он думал лишь о ней.
О, как ее прелестен взгляд!
На ней судьбы печать,
И стал расспрашивать наш бард,
Как деву величать?
«Маричка – отвечал народ, -
Но вслед ей не гляди,
Ведь ей уже на этот год
В дубраву уходить».
Что за дубрава? – не понять,
Да и не думал он,
Что чем-то может помешать,
Им свод зеленых крон.

Однажды в пасмурную ночь,
Усилилась пурга.
И сердце просто рвется прочь…
Раскарскалась карга –
Старуха повторяет все:
«Жнет ноченька темна!»
Лаор косился на нее.
В своем уме она?

Маричку утром не нашел.
«Забудь. Она ушла» -
И были сердцу как укол
Жестокие слова.
Ее в дубраву отвели,
Оставили одну.
Хаохо в жертву принесли!
…Почтили сатану!..
Бард содрогнулся. Про себя
Молитву произнес,
И прямо в бурю и в снега
Черт в лес его понес.

«Маричка!» - звал. Осип Лаор.
Нет отклика – хоть плач,
И только эхо древних гор
Смеется как палач.
Он заблудился и замерз,
Не знал куда идти.
А до деревни много верст,
И ночка впереди.
Он брел бесцельно, вдруг вдали
Дом крепкий увидал,
И ноги сами завели
Его в просторный зал.
Уже подумал, что спасен.
Но что за ерунда?
Здесь, в доме больше мерзнет он,
Чем на ветру, средь льда.
Хотя в камине есть огонь,
Но зелен его цвет,
Молился: «Страх меня не тронь…»
И Богу дал обет:
«Дай только выбраться живым,
Маричку отыскать,
И буду я, как херувим,
Три службы в ряд стоять»
Решил Лаор покинуть дом,
Да не видать дверей,
А из камина вылез гном,
И четверо зверей.
У всех бедой горят глаза,
И яростен оскал,
Один глазаст – что стрекоза,
И мерзок, как шакал.
Второй рогат, а третий сух,
Четвертый черен весь,
У них по шесть когтистых рук,
И даже крылья есть.
А гном ужаснее других,
Уродлив, зол и слеп,

Стоит он на ногах кривых,
В руках щербатый серп.
«Ты кто такой?» - воскликнул бард.
Осклабился тот гром,
Достал колоду старых карт,
«Сыграем перед сном?»
«Ты слеп, как мне с тобой играть?»
«Они – мои глаза!» -
И гном на тварей жутких рать,
Рукою указал.
«Сыграем мы на жизнь твою,
Авось и повезет.
А нет – то барду-соловью,
Не знать уж песен мед!
Давай, дружок, тасуй, сдавай,
Ночь впереди у нас.
Куда спешить? Ты только знай –
Тебя Хаохо спас.
Ты замерзал, дурак, в лесу,
А я – хозяин здесь,
Тебя дай, думаю, спасу –
Всегда успею съесть…»

«Но что за дьявол ты такой?
Ни разу не слыхал»
«Я здешний бог. Не очень злой,
Коль не грубит нахал.
Жнецом зовусь, но много лиц
Имею разных я,
И водят юных мне девиц,
Не лютовал чтоб зря»
Так рассмеялся карлик-жнец,
Завыли звери в тон,
Что еле выдержал певец
Ужасный унисон.

«Согласен на твою игру,
Ты дерзость мне прости,
Но коль удача – поутру
Маричку отпусти?..»
«Да уводи хоть всех, дружок,
Сначала обыграй,
И утром – беленький снежок,
Тебе откроет рай»

И сели Жнец с певцом играть,
При восковых свечах,
Задумал что? – не прочитать
В его слепых очах.
Глазастый зверь вовсю следил,
Рогатый скалил пасть,
Сухой молчал – он тихим был,
А черный мог напасть.
Лаор везучим был всегда,
Удачею любим,
Все б ничего, но вот беда –
Сам черт играет с ним!

Воск убывал, кончалась ночь,
Лаор, как неживой,
Уж в пальцах дрожь не превозмочь,
Уж сам он – что слепой.
А карлик бодр, смеется зло,
Сдает, берет, вновь пас…
Лаору жутко не везло,
Но наступил тот час –
И гном повержен, картой бит!
Шипит Стрекозоглаз,
А бард гостеприимством сыт
Ему б уйти сейчас!

«Ну что, божок, ты проиграл!» –
Лаор смеется вслух.
В ответ лишь гномий злой оскал.
…У-у! Повелитель мух!
«Иди, Лаор, свободен путь,
Благодари судьбу,
Забрать Маричку не забудь,
И девушек гурьбу».

На свет слепящий вышел бард,
Вдохнул прохладу гор,
Устал от карлика и карт,
Но горд собой Лаор.

Он оглянулся и притих:
Стоят они в кругу -
Двенадцать девушек слепых…
Нагие на снегу.
Они бледны, они молчат,
Позвал – и подошли,
Не мерзнут девы, не дрожат,
Склонились до земли.
Маричку он едва узнал,
Ее лицо – как снег,
Ее по имени назвал –
Не отозвалась… нет…
Вдруг понял бард – они мертвы!
И ужас охватил,
От их могильной красоты,
Его озноб пробил.

Он, спотыкаясь, убегал
А девушки за ним
И этот странный ритуал
Был мало им любим,
Шаг в шаг в молчании скользят,
Следов нет на снегу….
Таким попутчицам не рад.
«Я больше не могу! –
Взмолился он, - Уйдите прочь!»
Не слышат… Бард затих.
И кто силен тебе помочь? –
Ты в карты выиграл их!

Шли долго. Сядет отдыхать.
Они к нему прильнут.
Но их дыханья не слыхать,
И муторно от пут,
Связавших их в дубраве той.
Знать, тронулся умом
Когда за дьявольской игрой
Такое взял ярмо.

К деревне отыскал тропу,
Людей увидеть рад.
Но проклял бард свою судьбу –
Все девушки шипят!
Оскал звериный, блеск в глазах,
Их кровь к себе влечет
Людей обуял черный страх.
По жилам жуть течет…
И начался тут сущий ад.
В деревне визг и стон,
Привел в селенье смерть наш бард,
Но ведь не думал он…
Кричал он девам, запрещал –
Да где там! Всех грызут!
Тех, кто Хаохо почитал,
Молитвы не спасут.

Нашел гитару бард свою
И стал играть с тоски,
«Помочь не в силах – хоть спою»,
Ослабил ад тиски.
И прекратилась кутерьма,
Девицы замерли,
Уж не сошел ли он с ума? –
Их песни увлекли!
Стоят нагие… все в крови…
И слушают романс,
Твои они, ты их зови,
Вошли чертовки в транс…
И за поющим в лес бредут,
Звенит в горах струна,
Покой, увы, не обретут…
Им смерть и кровь нужна.

И говорят, что среди гор,
Видали много раз,
Как шел с гиратою Лаор
Своих покойниц пас…
Он, говорят, божка искал,
Чтоб вновь за карты сесть
Но карлик прятаться тот стал,
Боится барда – весть…

И много-много долгих лет,
Прошло с тех самых пор
Никто не знает в чем секрет,
Но не старел Лаор.
Ходили девушки гурьбой,
За грустным пастухом
Идут и в дождь, и в снег, и в зной,
Не знают, где их дом.
Куда ведет их тот певец?
О чем он им поет?
Он может сам давно мертвец?..
Вновь переливы нот
Звучат в горах, текут в лесах,
Рыдает струнный звон,
И отступают боль и страх,
Когда играет он.
Томится бедная душа,
Обманут был певец,
И над бедой его кружа
Хохочет злобный Жнец.

2 часть

И было лет так через сто,
В деревне жил кузнец,
Вдовцу на свете тяжело,
Он дочери отец.
Аришей звали. И она
Так набожна была,
Что днями без еды и сна,
Молитвой жить могла.

Хаохо позабыл народ,
В дубраву не ходил,
Но хлеб растет, родится скот,
И Жнец им не вредил.
Но говорили старики –
Заслуга в том певца,
Играть как станет не с руки
Лаору – жди конца!

И вот за ягодами в лес,
Ариша раз идет,
И видит чудо из чудес:
Покойниц хоровод.
В кругу печалится Лаор,
Молчит, сидит в тоске,
Туманен, дик усталый взор
И седина в виске,
Хоть сам, как юноша – не стар,
Гитара рядом с ним,
Он адский стережет пожар,
Нечистыми любим…

Лаор Аришу увидал,
И тут же начал петь –
Так от покойниц защищал,
Им плоть живая - снедь
Аниша слушала его
Не сдерживая слез,
Вокруг Лаора все мертво –
А музыка – свет грез!
«Послушай, дева, уходи, -
Так пел ей чудный бард, -
Хаохо в сеть не попади,
Жнеца здесь страшный сад.
Оставит жизнь твои глаза,
И не увидишь свет.
Сильна здесь тьма тебя связать.
Беги – вот мой совет!
Судьба печальна у меня
Жить больше не хочу,
Но смерти не узнать мне сна,
Хаохо я ищу»

Задумавшись брела домой
Дочь Дора-кузнеца
С ней образ яркий и живой
Печального певца…

Все говорили, что совсем
Девица не в себе,
Постится, молится зачем
Так много? Быть беде?
Ведь не успела нагрешить,
Чтоб все колени в кровь?..
И начала едва лишь жить,
Не обрела любовь.
Не знали молится о ком
Ариша в темный час.
Подслушал это гадкий гном
И зло задумал враз!

Арише горлицу послал
Хаохо в снежный день,
И заманил ее меж скал,
В дубравы черной сень.
Одна Ариша. Холод злой,
Пробрал ее мороз.
Вдруг – карлик перед ней слепой,
И говорит всерьез:
«Теперь ты, девушка, - моя!
Служи мне иль умри,
Мои от века здесь края!
И горы здесь мои!
Не согласишься – изведу
Я всех твоих родных,
Ты будешь жить, но как в аду,
В твои проникну сны!
Тебя отец не защитит,
Не отыграет бард,
И даже Бог – тебе не щит,
Объял меня азарт,
Мечтал давно заполучить,
Чистейшую из душ,
Тебя я стану злу учить,
Тебе я буду – муж!»

И ей бы испугаться здесь,
Но страха нет совсем,
Звучит в уме Лаора песнь,
Сияет в ней Эдем.
В ней дух воителя живет,
Хоть и кротка на вид
Злым словом люд не назовет,
А сатане – влетит!
«Сейчас тебе, бесовский дух, -
Девица говорит,
Я покажу, чьи горы тут,
И кто кого почтит!»
Ариша держит крест в руке,
Читает «Отче наш»
И вьется гном, как на шнурке –
Какой уж тут кураж?!
Ее слова для черта – яд,
А крест ему – огонь,
И он как пламенем объят,
Кричит: «Меня не тронь!»
Достал свой серп и машет им,
Но все ей нипочем!
Она грозна, как херувим
С пылающим мечом!
Щербатый серп ей отнят был,
И выброшен в сугроб!
Хаохо тут от страха взвыл,
Его пробрал озноб.
Зовет зверей – вернейших слуг,
И лезут из земли,
Глазасты, черны, с кучей рук,
Рогаты – упыри.
Они шипят, они рычат,
И капает слюна,
Кривые когти, мутный взгляд,
Поляна им тесна.
Всё лезут! Нет числа гнилью!
Аришу злость взяла,
И Словом Божьим нечисть всю
В капусту посекла.
Таких воителей давно
Не видела земля!
Ей было, видно, суждено
Чертям накостылять.
Стоит, запыхавшись, она
Вокруг ошметки тел.
Еще не кончилась война –
Хаохо уцелел.

Ох, натерпелся бедный гном!
Пришла к нему беда,
Но победит в борьбе со злом:
Молитва, крест, вода!
И тем оружие сильней,
Что помыслы чисты,
Плохие, понял, шутки с ней –
Накрутит всем хвосты!
«Ариша! Смилуйся, душа!
Я ж не хотел чего…
Ты, как воитель, хороша,
А я не знал того.
Не стану больше здесь шутить
Уйду в другой я край,
Меня изволь ты пощадить,
Что хочешь забирай!»
Сложила руки на груди,
И смотрит сверху вниз
«А ну-ка, гном, сюда поди,
Меня послушай, лис!
Лаора помнишь ты, певца?
Двенадцать мертвых дев?»
«А как забыть мне храбреца?
Он обыграть сумел…»
«Так вот, его освободи,
И чары зла развей!
Ну а тогда уж – уходи,
Прочь убирайся, змей!»

И стал тут карлик колдовать,
Шептал, руками плел,
Боялась девушка моргать:
Лаор с холма сошел.

За ним покойницы идут,
Он, как всегда, поет,
«Теперь пусть мертвые умрут,
Живой же – пускай живет!» -
Волшбу Хаохо завершил.
Исчезли девы все,
А бард в сугроб упал без сил –
Знать выдохся совсем.

«Спасибо, - говорил Лаор, -
Арише в вечер тот,
Я пленник был средь этих гор,
Но побежден урод.
И больше здесь не господин
Хаохо – злобный дух.
Все ж грустно – я теперь один,
И жаль моих подруг.
Сто лет я по лесам бродил,
Привык к молчанью их,
И пусть сто лет несчастлив был,
Живой средь неживых…
Но все ж Маричку я любил,
Она – моя душа,
Теперь мне белый свет не мил,
Когда она ушла…»

И отвечала: «Не грусти!
Пойдем со мной, певец!
С собой гитару прихвати,
Услышит пусть отец.
Средь мертвых мертвые лежат,
Тебе же – к людям путь,
Не возвратить, увы, назад
Былого. Все забудь.
Твоя развеется печаль,
В душе растает лед,
Любви потерянной мне жаль,
Но сердце вновь споет!» Дальше...