Взрослые сказки: "Влюблённый сатир"

Да будет проклят тот день, когда сатир влюбился в дриаду.

Дриада была тиха и нежна, голосом её стал шепот листвы, руками служили ветви. Её тонкий лик порой проявлялся сквозь кору и улыбался лесу. Иногда, поймав золотой иль серебристый луч, она цеплялась за него, покидала свой дом-дерево и путешествовала тайными тропками, игриво улыбаясь встречным теням. Там, где опускалась её босая ступня, появлялись ландыши, где за ветку цеплялся волос – распускались кружева паутинок в капельках росы. А когда она смеялась, птицы леса звенели с ней – она любила их свободу и позволяла жить в своих ветвях.

Сатир был другой: грубый, низкий, от него разило козлом, и рога его напоминали дьявольские, куда им до ажура веточек или оленьих рожек. Но он умел любить и отказывался просто наблюдать красоту дриады. Он не слушал никого, только своё желание разделить с ней вечность. И любви в нём было столько, что сердце грозилось разорваться, если она не разделит чувство. И он сочинял ей песни, и сам же их играл на костяной дудочке. О, что это были за мелодии! Смертных они зачаровывали своей страстью и трепетностью. Дриада обожала слушать, а затем и говорить с ним, но, стоило спросить, будет ли она подругой копытному музыканту, она отвечала с материнской ласковостью к нему, несмышлёному:
– Нет.

Дальше...

Он закипал, свирепел, ломал свои инструменты и топтался по ним, рвал на себе шерсть. И только перед желанием повыдергивать вокруг весь кустарник остановился, её бы такая жестокость расстроила. Он придумывал другие способы завоевать свою музу, собирал ей в подарок самые красивые капельки застывшей смолы, неуклюже лазая по деревьям. Зачаровывал утреннюю росу, вставая до рассвета. Вылавливал в речке серебристые раковинки и прозрачные камешки, чихая и трясясь от холода, стряхивая с себя хищных водянят. Он делал ей чудесные украшения, переливающиеся на её веточках и шее. И когда спросил теперь с глупой улыбкой, будет ли она с ним, услышал усталый вздох:
– Нет.

Уши его опустились. Сатир от отчаянья выдрал половину бороды, со всей прытью он помчался по лесу и распугал впечатлительных грибников, а отдышавшись, уселся на камень в позе мудреца и так вот смотрел на небо, пока не осмыслил две вещи. Мудрецом быть неудобно, затекает всё, что пониже хвоста, это первое. А на второе: он начал строить домик в лесу, решив, что возлюбленная не станет жить в его сырой пещере, где есть только копна прогнившего сена, дудки да светлячки. Трудился сатир упорно, не замечая усталости и времени, и вот, к концу весны домик для двоих был готов. Сатир взял в подарок лучшее вино, что сумел сотворить, и отправился к своей избраннице. Выслушав его пламенные речи, сбивавшиеся на блеяние от волнения. Она промолчала, а когда он крикнул: « Ну?!», услышал: « Нет».
И он понимал, что она опечалена, не хочется ей так отвечать. Он вскричал, обиженный:
– Почему?! Что мне ещё сделать? Что не так?!
– Не нужно ничего делать, глупенький, – она отвечала. – Мы слишком разные и не будем счастливы, так не могут дать семян роза и кактус, пусть у обоих есть колючки. Мне жаль, я научилась тебя любить, мне правда жаль, но такими нас создала природа. Разными.

Сатир сплюнул с горя. Он сказал, что это чёрт знает что. Он сказал, что не собирается отступать. Он отхлебнул половину своего напитка из бутыли и швырнул остаток в кусты. Он решил просить помощи там, где это делают в последнюю очередь – у людей. И, не смотря на приближающуюся ночь, отправился к старой ведьме, что жила на краю оврага.
По дороге, стоит сказать, на него пытались наброситься разбойники, в темноте приняв за заблудившегося низенького купца, но сатир был так зол, что разбодал грабителей ко всем чертям.

Ведьма была добра, непонятно, отчего люди её боялись. Она оказалась немного глуховата, и патефон у неё ревел так, что кругом трава дрожала, но это можно и потерпеть. Правда, мало что она поняла из его рассказа. На счастье, у неё жил сообразительный козёл, кое-как говорящий. Вот он-то и перевёл хозяйке, с какими страданиями пришел горемычный сатир.
В обмен на костяную свирель-самогудку, старуха сделала подходящее зелье, что должно было навсегда поменять привычный сатиру мир. Только затребовала приделать усилитель к инструменту, пока будет готовить отвар. И всю ночь в маленьком черном домике у оврага горели свечи и вспыхивали цветные искры, бросая на танцующие травы шальные блики.
– Но имей в виду, – проскрежетала старуха, – обратной дороги тебе не будет!

Довольный сатир, получив небольшую пузатую бутылочку, поблагодарил ведьму и её козла и помчался обратно в лес, к своей красавице:
– Вот! – он стоял у подножия её дерева, торжественно подняв над собой флакон, в котором будто клокотало ночное небо. – Когда я выпью это, тоже стану древесным духом, незабудка моя! Только представь: мы навсегда вместе, переплетясь корнями…

Он не стал договаривать, открыл флакон и глотнул, дриада не успела даже вскрикнуть.

Ведьма в самом деле была доброй, но очень старой. Подслеповатая, она порой путала ингредиенты.

Сатира охватило рыжеватое сияние, что становилось всё ярче и ярче, и вот ослепляющая вспышка, казалось, уничтожила бедного влюблённого совсем! Осталось только лёгкое дымное марево…

Но ничего подобно, ведь сатир был очень упорным, он не сдался бы даже смерти. И вот там, где только что стояла пара козлиных копытцев, показались тонкие птичьи лапки. Да, там возникла серенькая мелкая птичка, удивлённо разглядывающая себя. И чем больше она смотрела, тем несчастней казалась. Уж с таким невзрачным любовником никакая чаровница-дриада даже не заговорит.

Сверху, из листвы её дерева упало несколько росинок. Грустный птах смотрел на свою любимую. Каким огромным, недостижимым теперь казался ствол её дерева и размашистая крона! Между ними и раньше была пропасть, и вот он сам перерубил мост.

Но вдруг из земли вырвалась нить корней, это дриада своей силой обвила упавший флакон. Корешок опустился в тугое горлышко, и зелье за стеклом стало исчезать. Дерево питалось магией. А через миг ещё одна вспышка озарила лес, и вот уже две птицы, несимпатичные и незаметные, скакали на моховом ковре, где раньше было могучее древо.
Пичужки склоняли головы, рассматривая друг друга, чирикали что-то смущенно, и вдруг одна прижалась к другой и впорхнула, призывая лететь следом. И они разделили свой первый полёт. И были счастливы, такого бы тепла каждой влюблённой паре!

Да будет благословенен день, когда сатир решил завоевать свою дриаду.