Взрослые сказки: "Через замочную скважину"

(Большинство моих историй адресованы потерявшимся взрослым и написаны не по правилам детской сказки, все же они не имеют возрастного ограничения и будут понятны на каком-то уровне ребятенкам, хотелось бы С: ).

Хелли и остальные жили на высокой полке за синей дверью. Сквозь небольшое окно под крышей им доставало лунного света. Через щелку замочной скважины было видно весь мир: узкий, повторяющийся и беспокойный. Они смотрели на глупые предметы и обитателей дома: непоседливых чудаков, создававших шум, и обсуждали их. Видно было, как Рыжая гладит одежду, а Мелкий – кота. Как утюг выпускает пар и как яростно иногда пар выпускает Бородатый. Хелли тосковал, его манила череда резных зелёных узоров, что тянулись к свету из низких ваз с землёй. В круглом сосуде с водой сновали рыбы, непонятные, бессмысленные, к чему они все время петляют кругами? Хелли так хотел расспросить их. И потрогать этих, в горшках. Холодные ли они? И вот бы один из чудаков открыл синюю дверь, взял его на руки, покрепче прижал к себе, будто он кот или Мелкий, или пакетик вкусняшек, или желанное письмо… Зачем только ему хотелось таких странностей?

Дальше...

Один глаз Хелли был выпуклой черно-красной пуговицей, как уголёк. Может поэтому он словно бы видел чуть больше прочих полочников? А второй глаз оторвался, но это не мешало: Хелли смотрел больше чем-то внутри себя, чему не знал названия. Уж точно не набивкой, правда?

– Вот бы быть с ними, полезным, участвовать в чем-то, – прошептал он как-то, глядя, как Малышка Хвостики поливает зеленые узоры, стоя на табурете, а Мелкий крошит крекеры перепуганным рыбкам.
– Глупое дитя! – прошипела, склонившись к Хелли тонкая Игольница. Она выполнена была много искуснее его, больше походила на человека и жила на полке дольше, так что уж знала, что говорит. У неё даже было лицо-маска. Даром что в трещину. – Эта суета ни к чему. Погрузись в себя. С каждой минутой размышлений я становлюсь мудрее, чувствую, как зажигаются звезды идей. Во мне уже целый космос. Мелкие радости ничтожны – все обратится в тлен.
– Но пока мы живы, – возразил Хелли. – Может мне спрыгнуть с полки и посмотреть на узкий мир из-за двери?
– Дурак! – прохрипел на него устаревший РадиОн-91 своей фонящей коробкой.
– Мы сидим на высокой полке, Хелли, – томно рассуждала Игольница. – Отсюда видно всех, значит мы выше них. Глупо спускаться до их уровня.
– Да ты хоть знаешь, несмышлёный, что случается с теми, кто спускается с полки? – гаркнул РодиОн. – А? То-то же!
Хелли понятия не имел, что там с ними случается, но РадиОн считал, что всё сказал, и настроился на тихую похрапывающую волну революционных песен. Позже Хелли узнал историю стеклянной неваляшки, которая всё металась из стороны в сторону, не могла определиться в желаниях, пока не наклонилась слишком, сорвалась с полки и разбилась.
Но может, если всё продумать, с полки можно спуститься целым?

Дело было под Рождество. Праздник пытался дотянуться за синюю дверь через замочную скважину запахом хвои, мандаринов и воска, и шоколада с ликером; блеском огоньков и звонким смехом, и шуршанием тайных подарков… На полке отвергали торжество. Полочников занимала гостья.
– Уроды, – говорила крыса. – Жаль им, что ли, кинуть кусочек колбасный крысиному брату? Жрут сколько. Без совести, – она принялась грызть драный бок, вычесывая и проклиная паразитов.
– Права! Как права! – бухтела ей в ответ дырявая прихватка. Она не жила на полке, но уж сколько дней висела рядом. – А я им говорю: хватит меня эксплуатировать! Я им: оставьте меня в покое! Тираны! Деспоты! И всё своё, садисты: норовят прижечь побольнее, сунуть в самое пекло!
– Но ведь тебе не больно, тебя же так пошили, – заметил Хелли. – Разве не радостно, что ты помогаешь создавать, например, свежие кексы, которые так радуют малышей? Насколько счастливее была бы твоя жизнь, пожелай ты принять себя.
– Ерунда! – воскликнула рукавица, закачавшись. – Я всегда хотела быть балериной! Фаянсовой или вроде того, уж не знаю, что они там делают, но это моя судьба.
Хелли промолчал. Он рассудил, что, если уж тебе случилось быть рукавицей, так лучше стать хорошей прихваткой, чем прожить жизнь дурной балерины.
– И вот, теперь, – не унималась та, – я так разозлилась, что сама сунулась в открытый огонь! Я пожертвовала собой, чтоб отомстить этому эксплуататору, неумёхе. Сюрприз он решил сделать, видите ли! Не умеешь – не берись. Да, во мне теперь дыра, но и он пострадал, негодяй, – торжественно закончила рукавица.
– Браво! – крыса щелкнула зубами.
– Да! Права! Но что они сделали, а? За все эти месяцы каторжной работы, за мой рабский труд и мучения они вышвырнули меня сюда, в кладовку, будто я хлам какой-то!
– Теперь ты в покое, как и хотела, – заметила Игольница.
– Ну уж нет! Я хотела быть балериной!
Хелли понял: бесполезно помогать тому, кто выбирает самые невозможные цели, только чтоб упиваться своим несчастьем и ничего не делать. Так что можно просто висеть-болтаться да жаловаться.
Он собрался спуститься.
– Ты куда это присматриваешься, джентльмен, – сощурилась крыса. – Уж не думаешь ли по трубе отопления съехать вниз, шальной? Ну-ну, так имей в виду: там, за безопасной дверью, мир сумасшедший, оглушающий, он выжжет твой единственный глаз своей яркостью, ослепит уродством. А внизу бродит этот их кот, что раздерёт тебя, стоит только попасться. Сколько наших распотрошили его клыки! Клочки твои он растащит по всему дому, по уличным свалкам, так что не сошьёшь. Вот это будет боль! Он же не в себе, этот тронутый кот. Имя ему – Смерть
– Смерть?
– Да. Конец. Финита. А ещё скорее хозяева сами заметят тебя рваного-драного и вышвырнут в мусор.
Хелли вздрогнул и грустно уселся обратно. Дни снова заволокло тиной обыденности: ворчал РадиОн, застрявший в ушедших годах, тянула ненужные речи игольница, кряхтела прихватка да захаживала всклокоченная серая крыса. А за замочной скважиной были объятья и шутки, игры по вечерам и кто-то творил прекрасную фортепьянную музыку. Разве может застоявшийся покой перевесить пусть короткую, но такую яркую жизнь?

И ночью, когда узоры на окошке впитали лунный свет, и тихонько похрапывал РадиОн, Хелли съехал по теплой трубе, придерживая свой цилиндр, и прыгнул на пол. Ему было жутко, но ещё хуже казалось и дальше сидеть на месте. Он тихо-тихо приоткрыл дверь и зажмурился, чтоб не ослепнуть, но нет… Просто мир для него навсегда изменился.
Сколько тут было чистого хвойного воздуха, красоты и праздника. Сколько интереснейших вещей манили его! Сперва он подбежал к столику, а это было не просто: как давно его ноги были недвижны! Запрокинув голову к аквариуму и придерживая шляпу, он спросил рыбок, почему же они всё кружат.
– Все так делают, – отозвался золотистый малёк. – Возвращаются на начало циклов и хорошо, если им во время путешествия удалось поменяться, не повторят ошибок. Так делают все, просто наш круг меньше твоего и ты успеваешь его увидеть.
Он хотел пойти к растениям, но тут что-то накинулось на него! Ах нет, просто бесшумно приземлилось рядом. Хелли сжался и боязливо выглядывал из-за рукава. С ним рядом было существо серо-черное, безглазое и будто бы бестелесное. Он был почти уверен, что это не кот, хотя оно и походило на кота. Однако все живые в доме, кроме крысы, были золотисто-рыжими, даже рыбки.
– Кто ты? – спросил он.
– Тень кота, – ответила Тень.
– А где же он сам?
– Гоняет крысу, ясное дело, – Тень обнюхала его и принялась вылизывать призрачную лапу.
– Мне говорили, кот очень опасен!
– Конечно. Если ты крыса, – согласилась Тень.
– И ещё мне говорили, тут уродливо, невозможно ярко…
– Ну разумеется! Как для крысы. Значит, ты решился поучаствовать в жизни?
Хелли не знал пока, что именно он решил, но дальше сидеть на полке не мог, подумать о планах он не успел: послышалось шлёпанье босых ног.

– Ой-ой! – заволновался он, меня же вышвырнут!
– Давай сюда, – Тень схватила его проявившимися зубами и затащила под диван.
Мелкий в смешной пижаме в клевер, потирая глаз, приплёлся в гостиную, подозрительно посмотрел в их сторону и шепотом позвал:
– Эльфики?
Тогда тень мяукнула, и он успокоился. Став на коленки, он подлез под нарядную ёлку, поискал там, вздохнул и выбрался. В соседней комнате случилось громко мяукнуть настоящему коту, раздался крысиный визг. Мелкий бросил испуганный взгляд под диван и убежал, на ходу подтягивая штаны.
– Обошлось, – Тень лбом выпихнула Хелли на коврик. Она сообщила, – Ещё больше недели до праздника, но он проверяет каждый день. Потерял любимого безголового солдатика и начиркал письмо эльфикам, чтоб, если можно, прислали обратно. Родители уже купили ему новый набор, но, сам понимаешь, это не то, у того была история.
И тогда Хелли кое-что придумал.
Он прятался от хозяев, находил потерянные вещи и возвращал их ловко и незаметно. А особо интересные подкладывал под ель. Как же это радовало людей, а от того и сам он расцветал. Да, шрамы и раны на нём не зарастали, он терял набивку и сильно истощал, рука грозила оторваться, но Хелли был как никогда счастлив. Тень стала довольно мурчать, когда вскоре к ночным походам Мелкого присоединилась Хвостики. Мало-помалу, обсуждая чудеса этого Рождества, дети перестали ссориться, щипаться до крика и тягать друг друга за волосы. А как-то и сам бородатый украдкой сползал, кряхтя, под ель, воровато озираясь. Мелкие, получив обратно утерянный набор фокусных карт, решили и сами делать подарочки, мастерили их своими руками на радость родителей. Рыжая украшала ими поначалу холодильник, а потом и гостиный зал. Это потому что она стала всё успевать, ведь Хелли выучил примерное её расписание и старался, чтоб нужные вещи оказывались в подходящее время на местах. Бородатый, снова обретя треснутые очки, перестал хмуриться и ворчать.
– Мне нравишься, – говорила ему Тень кота, когда они играли с лунным зайчиком.
С самим котом он тоже познакомился. Кот был не такой мудрый, как его тень, и часто гонял Хелли, а поймав – слюнявил, покусывал и играл в кошки-мышки. А бывало – тёрся тёплой шеей о бок и обнимал хвостом. А растения, Хелли стал иногда поливать их из чайника, когда чудаки забывали, они, растения, на ощупь были бархатистые или гладкие, и умели петь, очень тоненько.

Проходя как-то мимо зеркала, Хелли заметил, что он почти совсем разорван. Почти мёртв. Он улыбнулся и кивнул, принимая это, и продолжил делать задуманное. О бесполезном сидении на полке вспоминать было страшно.
День рождества должен был стать особенным, но Хелли не догадывался, что именно с ним должно стрястись. Тыкаясь в него призрачным носом, Тень разбудила его, рассказав, что нашла солдатика без головы: на шкафу, в коробке со старыми открытками, в баночке от плёнки. Очень высоко. Хелли подскочил и обнял тень, она вскоре вывернулась, смущённо ругая сентиментальность.

И Хелли, собрав остатки сил, стал по шторке забираться наверх, к карнизу. Он был слаб, но ради солдатика, ради счастливого Рождества для Мелкого, заставлял себя карабкаться. Он взобрался наверх. Как же это было высоко, даже в голове кружило! Тень с тревогой наблюдала снизу, дёргая ухом: она не могла двигать предметы, не могла ему помочь. Хелли потянулся к шкафу, зацепился за край… и вдруг нить треснула – его рука оторвалась.
Он полетел вниз, громко ударившись о клавиши фортепиано. Семья сбежалась в зал. Все замерли. Обессилевший, израненный и разорванный Хелли лежал на полу, понимая, что всё для него закончилось. Неужели он так и не сумел достать солдатика? Похоже – нет.
– Эй, это же мой Хели-Хейл! – радостно воскликнула Рыжая. – Я играла с ним в детстве, ещё бабуля мне дарила этого чудика. Это, знаете ли, викторианский домовой.
Она улыбнулась, подошла в своих мягких тапках, высочезная и тёплая и бережно взяла его на руки, рассуждая, что он, должно быть, упал со шкафа.
– Какой чудной! – обрадовался Мелкий, аккуратно гладя Хелли по голове.
– Совсем он порватый, бедняжка, – расстроилась Хвостики. – Отдайте-ка его мне, я подлатаю, подберу глазик и сделаю рыженький парик, чтоб на нас похожий был!
– М-да, – пробормотал Бородатый. – У всякого может начаться новая жизнь. Помниться, Рыжик, у тебя ещё кукла-игольница была. В кладовку мы их сунули при уборке, что ли?
Хелли едва не заплакал от счастья, но он не хотел всех напугать и был недвижим, а Тень кота улыбалась за него, даром, что не было у неё рта.

В тот день синяя дверь долго оставалась открытой. Чудаки затеяли большие рождественские поиски воспоминаний, а ненужное решили раздать нуждающимся. Смущённая игольница переехала с полки в комнату Хвостики и вскоре преобразилась. А мелкий загорелся идеей починить РадиОн-а. Только прихватку Бородатый, просунув палец через дырку и хмыкнув, оставил ещё повисеть, очень уж она хотела быть балериной. И где-то внизу, в тёмном углу кладовой блестели завистливые крысиные глаза. Может это была и не та крыса, но таких крыс много на свете и все они одинаково злобны к чужой радости. Но и котов тоже много, и у каждого есть мудрая тень.

Теперь-то уж Хелли знал, что случается с теми, кто отказывается подсматривать жизнь через замочную скважину, кто спускается с полки: они становятся живыми, видят двумя глазами и находят приключения. Он праздновал Рождество, сидя вместе с Мелкими за столом, под праздничные песни РадиОн-а. Неподалёку Игольница спустилась с новой полки, чтоб познакомиться ближе с интригующим подсвечником. А под искристой елью, между золотисто-алыми упаковками, сторожил их счастье бравый солдат, самый лучший из всех наборов. Он бы подумал, как здорово иметь храбрость что-то менять, и что начать новую жизнь не поздно никогда, да, он бы подумал об этом и многом ещё. Но у него, к сожалению, не было головы.