12 апреля 2015 г., 03:44
454
По странами и регионам №2. Юкио Мисима - "Золотой Храм"
Приглашаем всем к обсуждению книги.
Понравилась ли вам книга? Какие мысли и эмоции она у вас вызвала? Как вы относитесь к главным героям, к их мировоззрению? Как вы считаете, возможна ли история, описанная в книге в какой-либо другой стране, кроме Японии?
Комментарии 44
Показать все
Перед прочтением я ждала от книги тщательного эмоционального разбора мыслей и чувств человека, совершившего Поступок. Или Деяние, как он это называет. Не ошиблась. Ошиблась только в предполагаемых мотивах. Такой гаммы всевозможных переживаний и изменений я не предполагала.
У меня после прочтения осталось двойственное ощущение.
С одной стороны я была очень впечатлена неожиданными находками вроде:
И злое свершение сияло на мне подобно ордену - только подвешенному с внутренней стороны груди
Когда читаешь подобные вещи, ощущение, будто ешь вкусное пирожное. Еда ради процесса, а не ради насыщения. Смакуешь каждый кусочек и хочется откусить еще. Так можно по многу раз перечитывать одни и те же строки, чтобы еще раз почувствовать их на вкус.
С другой стороны многое осталось мне непонятным - как в общем, так и в частностях. Например, глава, где впервые описывается притча о зарезанном котенке. Для меня было очевидно, что учитель в день капитуляции Японии мог рассказать эту притчу только для того, чтобы показать роль смирения. Однако прочитав далее реакцию героя и дальнейшие интерпретации этой притчи со стороны других людей, мне стало казаться, что я, возможно, слишком поверхностно её восприняла и не поняла глубинного смысла, заложенного автором. А может смысл как раз в том, что не нужно было глубоко копать?
Где-то я не понимала следует ли мне воспринимать описание буквально или за этим кроется какая-то аллегория. С одной стороны в реальности люди так не поступают, но в чем тогда соль? Например, сцена, где женщина отвела героя к себе домой и там, услышав его воспоминания, показала ему грудь, посетовав на то, что молока там больше нет.
Несмотря на то, что герой никогда и не стремился быть хорошим в глазах читателя, и даже его оправдания своих злых поступков были какими-то "для галочки", к концу книги мне уже очень хотелось, чтобы у него получилось сжечь этот храм, его наваждение, и посмотреть, принесет ли ему это облегчение. Принесло? Не знаю...
Ну и практичные мыслишки зародились во мне: что было дальше?
Al_Donza, Я когда читала, только потому что знала, что в конце концов он его сожжет, была более-менее спокойна. А так -- постоянно как будто возникали условия, чтобы этого не произошло. Мне показалось, что уже ближе к концу он понял, что это его Деяние тщетно и смысла не имеет и он его совершает просто потому, что в голове его уже совершил.
Я в Вики подсмотрела, что было дальше
2 июля 1950 года 21-летний монах-ученик Хаяси Дзёкан (яп. 林承賢, はやしじょうかん?) совершил поджог Золотого павильона, пытаясь покончить жизнь самоубийством. Монаха удалось спасти, но павильон со всеми сокровищами сгорел[7]. Мать Хаяси наложила на себя руки, не выдержав бесчестного поступка сына, а сам Хаяси был приговорен к 7 годам заключения и умер 7 марта 1956 года от туберкулёза и психических расстройств.
А для Мисимы герой перестал существовать, после того, как деяние было совершено. Думаю, его совсем не волновало, что там было дальше.
Книга понравилась. Но на данный момент я поняла, что от Мисимы я после прочитанных подряд двух романов подустала, ибо в них много общего, подозреваю, что все его творчество проникнуто одними и теми же темами. Конечно, не могла удержаться от сравнений: если "Маска" проняла меня личным, интимным, сокровенным, то в "Храме" больше заинтересовали философствования на тему прекрасного и то, как красота воздействует на нас, чем личность главного героя (хотя главным героем романа, наверное, является сам Храм). Поэтому мне очень сложно сформулировать свое отношение к Мидзогути и его поступкам, я его вопринимала уже скорее как характерный для творчества автора типаж с его проблемами и комплексами.
Было интересно появление у героя двух друзей (Цурукава и Касиваги), олицетворяющих собой светлую и темную стороны, но, что примечательно, под конец они будто немного меняются местами, светлый друг оказался не таким уж и светлым, а темный - не таким уж и темным. Касиваги вообще постоянно ассоциировался с гессевским Демианом.
ablvictoriya, А ты статью эту прочитала? В ней сказано, что у Мисимы все герои такие. Только одно произведение у него есть, где все нормальные. До сих пор помню, читала давно сборник его рассказов, там был мужчина, он убивал женщин, из органов делал краски и ими набивал татуировку. Это ж как можно придумать такое? Два произведения подряд совершенно сложно читать, наверное. У меня возникло двойное желание: срочно прочитать что-нибудь еще у не брать его в руки еще долго.
А про друзей Мидзогути: не бывает же людей, которые только светлые и только темные... Вот так часто бывает, человек ходит счастливый, улыбается, а потом жизнь самоубийством кончает. А Касиваги -- только вспомнить, как он на дудочке этой играл и икебану собирал.. Есть еще что-то светлое в его душе, не совсем он прогнил. Да, и мне кажется, все это его поведение больше напускное было, типа защитной реакции из-за его ног.
Chagrin, А я вот Касиваги не воспринимала как плохого персонажа. Циник, мизантроп - да. Но ведь он на свой лад все время пытался как- то отговорить Мидзогути от необдуманных шагов. Сначала пробовал увлечь его подружками, потом музыкой, наконец письмами Цурукава.
Вот моя рецензия :
"Я люблю красоту. Я нигилист, но я люблю красоту. Разве нигилисты красоту не любят ? Они только идолов не любят, ну а я люблю идола !"
Ф. Достоевский "Бесы"
Это история взросления героя, замкнутого в своём внутреннем мире. Подростки, как правило, даже в своих мечтаниях мрачны, а в романе мы встречаем обособленного подростка, не имеющего возможности делиться своими страхами и тревогами, воспитанного в строгой японской культуре, в отстранённых буддийских традициях, отвергнутого первой любовью и сосредоточившегося на страдании из-за отсутствия в себе красоты. Он создаёт символ Прекрасного, преклоняется перед ним. Отношение героя к Золотому храму меняется в зависимости от этапов взросления и в свете собственных поступков. Добро постепенно меркнет, слабые образы добрых "ангелов" блекнут, зло же искушает и в итоге герой не может больше поклоняться символу Прекрасного, он чувствует острую потребность не воссоединиться с ним, как желал ранее, а растоптать его в себе, противопоставить Вечную Красоту собственному уродству. Довольно своеобразная вариация на тему Фауста.
Вообще Мисима очень вкусно употребляет слова и сравнения, но слишком уж блеклое у него добро, слишком тягучее зло, всё время присутствует ощущение, что погружаешься в бездну.
Думаю, такие события возможны лишь в культурах, подобных японской, с их философским мировоззрением. Хотя именно эта книга напоминала классическую Достоевщину.
В принципе, мог ли мальчик стать другим ? Слабый отец, изменяющая прямо рядом со своей семьёй мать, замкнутый образ жизни, Учитель, вспоминающий, как они с его отцом в юности "бегали по бабам" во время "обучения священному" и т. д. и т. п.
Hangyoku, На мой взгляд, первопричина его злости на весь окружающий мир -- его неполноценность. Причем, заикание -- это же, по сути, ерунда. Через какое-то время, человек, общаясь с заикой перестает замечать это заикание. Но Мидзогути, казалось, коллекционирует человеческие усмешки, чтобы еще больше отдаляться от всех, чтобы растить в своей душе злобу. Так же, в какой-то степени, ему льстила эта непохожесть, особенность.
Отсутствие хорошего учителя, примера для подражания тоже сыграло роль, но я задумываюсь, изменилось бы что-нибудь, будь у него другой учитель (типа того друга его наставника, что появляется в конце)? Мне кажется, это бы мало изменило, с его характером. В конце концов он бы восстал и против хорошего учителя. Как недавно прочитала у Горького: "Юности присущи мысли о собственной исключительности, поэтому ей кажется, что ее воспитывает бездарность". (цитата не точная, но смысл таков).
Chagrin, Наши первые учителя - наши родители. У героя был хороший, но слабый отец, за что тот его и презирал, не воспринимая как пример. И мать, которая думала в основном о себе. То, какие у него родители, показывает отсутствие работы родителей с заиканием ребёнка и то, что они ничем не помогли ребёнку, над которым издевались другие ребята (отец не мог об этом не знать).
Hangyoku, О его родителях судить сложно, потому что нам показан только взгляд Мидзогути, мне кажется он во всем старался найти отрицательное. А по поводу исправления заикания и прочего... Тут они руководствовались принципами парня с сандалией на голове :) буддист, особенно буддийский монах должен обладать смирением, подавлять свою гордыню, есть специальные практики, не исключено, что отец хотел, чтобы ребенок учился смирению таким образом.
Chagrin, Я раздумывала на тему слабости и смирения и не смогла для себя четко разделить эти понятия. Отец, который наблюдает, как ему изменяет жена - слабый или смиренный? Насколько должно простираться буддистское смирение? Неужели настолько? Или это разное понимание людей, принадлежащих к разным культурам? Мне это кажется слабостью, возможно ли, что для монаха это смирение?
Al_Donza, я думаю, что это смирение. На мой взгляд, буддийский монах просто не мог поступить иначе. На мой взгляд, в таком случае подавить гордыню и ревность (которая идет от эгоизма и желания обладать единолично) тоже требуется не мало внутренней стойкости. А вот такие люди, как Мидзогути, как раз могли подобный поступок рассматривать как слабость, потому что судил он по себе: есу совсем не свойственно смирение, но слабость руководила почти всеми его поступками.
Al_Donza, Пять заповедей дословно согласно Палийскому канону
Пять заповедей (pañca-sikkhāpada) или пять добродетелей (pañca-sīla) на русском и пали звучат следующим образом:1. Я принимаю правило учения воздерживаться от убийства живых существ. Pāṇ IASTātipātā veramaṇ IASTī sikkhāpadaṃ IAST samādiyāmi.
2. Я принимаю правило учения воздерживаться от взятия того, что мне не было дано. Adinnādānā veramaṇ IASTī sikkhāpadaṃ IAST samādiyāmi.
3. Я принимаю правило учения воздерживаться от прелюбодеяния Kāmesu micchācāra veramaṇ IASTī sikkhāpadaṃ IAST samādiyāmi.
4. Я принимаю правило учения воздерживаться от неправдивых слов. Musāvāda veramaṇ IASTī sikkhāpadaṃ IAST samādiyāmi.
5. Я принимаю правило учения воздерживаться от напитков и средств, вызывающих помутнение сознания Surā-meraya-majja-pamādaṭṭ IASThānā veramaṇ IASTī sikkhāpadaṃ IAST samādiyāmi
Пять священных заповедей (Панча Шила; пали: pañca-sīla; санскр. pañca-śīla, буквально «пять добродетелей», «пять обетов» или «пять принципов»)[1] — базовый кодекс буддийской этики, принимаемый буддистами-мирянами в традициях как Тхеравады, так и Махаяны на время или на постоянной основе. Известны также как заповеди, зароки. Принятие пяти обетов — часть принятия буддизма и одна из регулярных практик буддистов-мирян обеих традиций. Соблюдающий эти правила постоянно называется упасака, или упасика. Их соблюдение также обязательно для буддистов-мирян непосредственно до и во время получения посвящений и т. д.
Содержание заповедей
отказ, воздержание от причинения любого вреда живым существам (ахимса), от убийства (прана-атипата);
отказ от воровства, присвоения того, что принадлежит другому (адатта-адана, астея);
воздержание от неправильного сексуального поведения (кама-митхьячара);
отказ от злоупотребления доверием, лжи и обмана (сатья);
отказ от употребления опьяняющих напитков (мадьяпана) и от всего, что затрудняет самоконтроль.
Четыре благородные истины.
Существование неудовлетворенности
Первая Истина — это существование неудовлетворенности. Учитывая внутреннее состояние среднего человека, неудовлетворенность (или страдание) неизбежна.
Страсть (craving) как корень неудовлетворенности
Вторая Истина состоит в том, что неудовлетворенность является следствием страсти или желания. Большинство людей испытывают привязанность ко всему позитивному и приятному и отвращение ко всему негативному и причиняющему боль. Страсть порождает неустойчивое состояние ума, при котором настоящее никогда не приносит удовлетворения. Если наши желания не утолены, нами движет потребность изменить настоящее. Если мы удовлетворены, тогда мы начинаем бояться изменений, которые ведут к новым разочарованиям и неудовлетворенности. Поскольку все вещи преходящи, радость от исполнения желаний умеряется пониманием того, что наше удовольствие носит временный характер. Следовательно, мы постоянно желаем, чтобы положение вещей было иным, нежели то, каково оно в настоящий момент. Чем сильнее страсть, тем больше наша неудовлетворенность, поскольку мы знаем, что наслаждаться достигнутым мы будем недолго.
«Человек охвачен своими желаниями, подобно пауку, опутанному собственной паутиной» (Dhammapada,Lal, 1967).
Искоренение страсти
Третья Истина заключается в том, что искоренение страсти ведет к избавлению от страдания. Согласно буддистской доктрине, можно научиться принимать мир таким, каков он есть, не испытывая при этом чувства неудовлетворения из-за его недостатков. Искоренение страсти не означает уничтожения всех желаний. Если ваше благоденствие зависит от исполнения ваших хотений или если ваши желания управляют вами, тогда это нездоровые страсти и они должны быть укрощены. Другие желания — например, есть и спать — жизненно необходимы. Желания также способствуют повышению нашего осознания. Если все наши хотения будут немедленно удовлетворяться, мы можем легко скатиться в пассивное, бездумное состояние самодовольства. Приятие мира предполагает спокойное состояние наслаждения осуществленными желаниями без жалоб на те неизбежные периоды, когда сбываются не все наши мечты. Мы учимся признавать, что жизнь такова, какая она есть, и не может быть иной. Тем самым, действуя подобающим образом сегодня, мы сможем сделать ее лучше, не привязываясь при этом к достигнутым результатам.
Восьмеричный путь
Четвертая Истина предполагает, что существует способ искоренения страсти и неудовлетворенности: это Восьмеричный, или Срединный, путь. Большинство людей стремятся испытать как можно большее чувственное наслаждение. Другие, понявшие недостатки этого подхода, склоняются к другой крайности — умерщвлению плоти. Буддистский идеал — умеренность.
«Монахи, избегайте этих двух крайностей. Каких двух? Во-первых, низменного, вульгарного, постыдного и бесполезного потворства страстям и роскоши; во-вторых, мучительной, постыдной и бесполезной практики самоистязания и умерщвления плоти.
Первое, что я прочитала у Мисимы стал "Весенний снег". Несмотря на трагический финал, тот роман не оставил такого тяжелого осадка, как "Золотой храм". Это произведение насквозь пропитано одержимостью храмом и презрением к людям. Главный герой решился на "Деяние", так как хотел , чтобы его заметили окружающие (не прилагая особых усилий, но при этом с претензией на собственную философию). На протяжении всей книги ГГ кидался из крайности в крайность: либо был наблюдателем, либо совершал неприятные или отвратительные поступки, задаваясь вопросом:" А как отреагирует на это Настоятель или другие люди? Заметят ли?"
Может быть моё мнение поверхностное и я многое неправильно поняла. Во всяком случае я вернусь к этой книге позже. Роман настолько многогранен, что каждое прочтение будет как первое.
P.s Хотела бы ознакомиться с творчеством других японских писателей. Все ли японцы пишут такие пессимистичные книги?
Book_Owl22, Я прочла только одного японца (помимо Мисимы) и там все так же пессимистично. Но мне этот сборник в десятки раз больше понравился! Эта книга едва ли не единственное исключение из моего "правила": терпеть не могу сборники рассказов!))
Book_Owl22, Я думаю, он совершал эти поступки не с вопросом "А как отреагирует на это Настоятель или другие люди? Заметят ли?" , а у него была цель -- вызвать те или иные реакции и чувства у людей. Но мне, правда, не совсем была понятна эта его одержимость в конце: добиться ярости учителя, чтобы он от него отказался до конца. Странно, что для того, чтобы сжечь храм, ему нужно было быть изгнанным из этого храма.
Book_Owl22, Вообще, конечно, Мисима один из самых мрачных японских авторов.
Мне лично очень нравится Акутагава, но и у него встречаются очень глубоко пессимистичные вещи, впрочем, он тоже покончил с собой..
Банана Есимото и Харуки Мураками -- оба современные, полегче и светлее.
Гг-ой крайне неприятная личность. Мне показалось, что он так сильно погрузился в свой "недостаток", настолько считал заикание уродством, что начал наслаждаться этим, своего рода мазохизм.
И на фоне этой психологической проблемы он с одной стороны понимая свою неполноценность (лично я не считаю заикание неполноценностью, я высказываю, как мне показалось, позицию ГГ-я), с другой наслаждаясь, начал ненавидеть все "прекрасное". Первы "звоночек" прозвенел в истории с кортиком и моряком. И дальше все понеслось по наклонной.
Я думаю во всей этой истории огромная вина родителей Мидзогути. Ребенком надо было заниматься, а не предаваться созерцанию или обустраивать личную жизнь.
P.S. посмотрела картинки с изображением Золотого храма (я думаю это был уже восстановленный храм), и я честно говоря не могу себе представить как можно было уничтожить эту древнюю красоту. А она к сожалению уничтожена. Тот храм, что был восстановлен уже не Золотой храм.
Forane, Он очень хотел выделиться, но, так как не обладал никакими достоинствами, нашел в себе недостатки и считал, что они его делают особенным. Вспомните его детские мечты, он сам говорил, что вместо того, чтобы мечтать о том, что он сделал что-то достойное, что бы его превознесло над остальными, он мечтал о том, что он является суровым правителем и казнит всех направо и налево. Мне уже тогда стало все ясно))
Chagrin, Как я ни пыталась, читая эту книгу, уйти от мыслей о Герострате, кажется обсуждение всё равно ведет к аналогичным мотивам. "Не могу сделать ничего хорошего, запомнюсь тем что могу".
И все-таки мне кажется, что мнение окружающих для героя было даже не второстепенным, а каким-то уж совсем даже не в первой десятке по важности. Хоть он и обращал на это внимание (вспомните, как он проститутке говорил о том, что через неделю она увидит его имя в газетах). И все-таки размышляя о своих поступках он крайне редко думал о том, как их воспринимают окружающие. Чаще исследовал свои собственные эмоции на эту тему.
Chagrin, Это все от воспитания. А точнее от его отсутствия. Если ты священник, "пропагандирующий" смирение и невмешательство, то и детей заводить не стоит. Или на худой конец, подбери достойную жену. А тут к детской ненужности примешивается столь заметный недостаток. И над Гг-ем начинают издеваться сверстники. И этот ребенок обозлился на весь мир. И каким образом одинокий, никому не нужный, унижаемый ребенок захочет себя реализовать (по крайней мере, в мечтах). Разумеется человеком, которого будут бояться его обидчики, перед которым все "лучшие", красивые, успешные будут ползать на коленях. Это неправильная, но совершенно логичная в этом случае мечта.
Вот и получается, что с одной стороны я к герои испытываю страшное неприятие, а с другой мне его жаль. Попади он в другое окружение, скорее всего, все было бы по-другому.
Hangyoku, Я согласна. Дети всегда выбираются себе жертву в своей "стае". Да, ребенку будет доставаться в кругу "друзей", но ведь если дома его хвалят, говорят, что он лучший, что он молодец, такой разрушительной реакции не было бы. Кроме того, еще Демосфен смог вылечить заикание, т.ч. можно было что-то сделать с этим недугом. Пусть не убрать полностью, но как-то снизить.
Вот моя рецензия:
Перед нами главный герой, Мидзогути. В нем мало приятного. Он из той породы людей, что всегда найдут оправдание своей слабости. Такие люди знают два вида "борьбы" -- злоба и побег от любого препятствия. Они заранее настроены на провал и, те усилия, что прилагают они, для того, чтобы избежать работы, хватило бы на несколько успешно завершенных дел.
Мидзогути доставляют удовольствие человеческие страдания, он умышленно унижает свою мать и злит своего наставника, все это дает иллюзию некой власти над ними. Темноту своей души он сравнивает с темнотой ночи и очень гордится этим. Основой его существования была убежденность в том, что он недоступен ничьему пониманию. Прекрасное отсутствует в нем и тем острее он воспринимает прекрасное извне. С самого раннего детства, с подачи отца, олицетворением всего прекрасного, мерилом его, становится для мальчика храм Кинкакудзи.
Преклонение перед прекрасным перерастает в одержимость и, однажды, храм встает между Мидзогути и женщиной. Он отрезает юношу от жизни, то, к чему он так стремится, отныне становится для него недосягаемой целью.
В романе присутствует две противоположности -- свет и тьма, Цурукава и Касиваги. Цурукава -- олицетворение добра, во всех поступках своего друга видит только хорошее. Присутствуя рядом с Мидзогути он сдерживал его темную сторону, был его совестью. С уходом Цурукавы Мидзогути полностью овладевает Касиваги, его Мефистофель.
Первым шагом на пути зла Мидзогути была порча ножен от кортика своего товарища. Первое наслаждение от дурного поступка, удовольствие, полученное при соприкосновении ноги с телом лежащей проститутки, швырнуло Мидзогути глубоко во тьму.
Итак, что мы имеем в конце?
Заикающийся, полный комплексов подросток, разъедаемый желчью и злобой, собственными руками лишивший себя будущего, ленивый, уверенный в том, что он не может быть никем любим, никем понят, одержимый Прекрасным. В смерти он видел прекрасное, в смерти Прекрасного -- высшее проявление красоты.
Приняв решение сжечь храм, Мидзогути обрел гармонию, испытал подобие счастья. Он избавился от наваждения, познал женщину. Но, увы, так и не испытал того наслаждения, которого ожидал. Зато он окончательно отвел себе решающую роль. Роль человека, изменившего мир.
Как известно, роман основан на реальных событиях. Даже поверхностно зная особенности биографии Мисимы, я не удивлена, что он заинтересовался этой историей и решил ее рассказать, по-своему.
Мисима одинаково с упоением размышляет о прекрасном (хризантема и пчела, храм в лунном свете, женщина, с оголенной белой грудью), так и совершенно отвратительном: ноющий гнилой зуб, выпущенные наружу внутренности, бездомный пес с подбитым глазом.
Впервые я эту книгу читала 10 лет назад. Тогда мы, первокурсники, передавали друг другу книги, сенсационные, далекие от школьной классики, новую литературу, созвучную нашему бунтарскому духу. Но тогда это произведение не нашло отклика в моей душе, сейчас же она здорово порадовала маленького внутреннего Мисиму, который есть в каждом из нас. Тогда он, видимо, еще не созрел.
Есть книги, которые вызывают эмоции и чувства, а есть такие, которые порождают мысли. Для меня "Золотой храм" была именно "мыслительной" книгой.
Так же рекомендую всем (кто не читал) прочитать статью Григория Чхартишвили "Жизнь и Смерть Юкио Мисимы", там интересно рассказано и о жизни автора и о романе, переводчиком которого и является Чхартишвили.
Chagrin,
не уверен, что это так, ибо в Японии совершенно другое отношение к проституции.
Читал один раз и тоже довольно давно. И Чхартишвили тогда же. Сочетание уродливого и прекрасного. Но акт сожжения не воспринял как тупой поступок Герострата - таким образом, как я понял, главный герой уничтожил своего мучителя - свой идеал совершенства, до которого ему было не доковылять никогда. Этот саморазрушительный акт на тот момент я связал с общей доктриной Мисимы, стремлением умереть. На фоне бесконечности колеса сансары, еще одно мнение на тот момент, Мисима знал, что переродится и хотел стать чем-то более простым, чистым и примитивным. Ибо мозг - основное. что ему мешало.
А "Золотой храм" нужно перечитать. По глупости я начал с "Шума прибоя"
Shishkodryomov, Мне кажется, там не столько дело в проституции и отношении к ней, сколько в причинении страданий, в податливости человеческого тела и физическом контакте. Это было первое противостояние наставнику, первая ложь, ужасные муки совести и т. д.
Chagrin, Обстоятельств. к сожалению, уже не помню. От книги осталось ощущение чего-то гадкого, причудливым образом сочетающееся с красивым
Shishkodryomov, О, очень интересная мысль про уничтожение своего недостижимого идеала, я с этой стороны его поступок не рассматривала!
slonixxx, По существу это убийство Бога. Не то, что имел в виду Ницше - смерть христианского божьего сына, а убийство собственных стремлений к совершенству, что заложены природой. Битва с природой - это гораздо сложнее, чем отрицание какой-то там религии
Shishkodryomov,
Мне кажется, тут даже не борьба с природой, а с тем, что тебе дорого. Уничтожение любых привязанностей. В данном случае -- храм был равноценен божеству, и он реально мешал жить. А как только храм был разрушен, сначала в мыслях, потом на деле, сразу пришло спокойствие и ясность мысли.
Chagrin, Это сюжет. Речь о самой идее. Сжеты Мисимы я на веру не принимаю, ибо он реальный врун. Ответ сокрыт в личности автора, которая до сих пор лично мне не открылась. Хотя читаю его уже во второй раз. Если можете ответить на вопрос - сознательное или подсознательное у Мисимы ощущение красоты, то очень мне поможете
Shishkodryomov, Честно, я на этот вопрос не могу ответить даже в отношении себя, чего уж говорить о незнакомом мертвом японце.
Chagrin, Но вы на него ответили от лица Мидзогути. Будь это какой-то другой автор, то можно бы было восприятие главного героя принять на веру. Тем более, если правильно помню, там повествование от первого лица идет. Но у Мисимы я уже сталкивался с противоречивыми несоответствиями и все были от первого лица