Невыносимая сложность бытия

Критик: Надежда Александриди
Рецензия на книгу Лишь краткий миг земной мы все прекрасны
Оценка: *

После громкого успеха дебютного сборника стихов Оушена Вуонга «Ночное небо со сквозными ранениями» (Night Sky With Exit Wounds), получившего в 2017 году престижные премии Уайтинга и Т. С. Элиота, автора не раз спрашивали, пишет ли он прозу. Вуонг отвечал, что работает «за поэтическим столом», а роману, возможно, придется ждать «другой жизни».

Но уже в 2019 году вышла книга Вуонга, о которой писатель Макс Портер отозвался так: «Молодой поэт-гей, родившийся в Сайгоне, написал великий американский роман». И это тот случай, когда можно позволить себе и более смелое высказывание: Оушен Вуонг создал великолепный текст, стирающий национальные, расовые и культурные границы, выходящий за рамки как западной, так и восточной литературной традиции.

Я пишу, потому что меня учили никогда не начинать предложения со слов «потому что». Но я и не собирался строить предложение, я хотел освободиться. Потому что свобода — это всего лишь дистанция между охотником и его добычей. Так мне сказали.

Оушен Вуонг, цитируя китайского поэта Бэя Дао, на протяжении двухсот пятидесяти страниц страстно доказывает Людвигу Витгенштейну, что не следует молчать о том, о чем невозможно говорить. Быть может, «краткий миг земной» (под которым в романе понимается вся жизнь) дан человеку только лишь для попытки выразить невыразимое. Тогда написать роман как длинное письмо, адресованное не умеющей читать матери, — лучший выбор.

Перечень тем, которых касается «письмо», такой длинный, что их хватило бы на целую полку актуальных романов: вьетнамская война и посттравматический синдром, историческая память и семейное насилие, гомосексуальность и поиск идентичности, иммиграция и расовая дискриминация, бедность и наркомания, переживание утраты и экология. Но не стоит представлять себе книгу, ориентированную на «повестку», — Вуонг удивит вас, даже если вы прилежно читаете все премиальные списки.

Что, если искусство измеряется не количеством, а рикошетами?

Оушен Вуонг прекрасно знает, из какого сора растут не ведающие стыда стихи: «ты наклоняешься так низко, что мир предлагает новый милосердный ракурс, панораму из мелочей», и его проза «дышит» как поэзия. Потому почти любые жанровые определения этого текста кажутся недостаточно полными. Книга предельно личная, основанная на реальных фактах из жизни автора и его семьи, но это не дневник, не автобиография, не роман воспитания, не «терапевтическая» и не документальная проза. Если сравнивать «Лишь краткий миг» с мемуарами, написанными Оушеном Вуонгом для журнала New Yorker, то особенно четко ощущается ритм романа — как произведения подлинно художественного. С точки зрения принципов сторителлинга книга может показаться почти бессюжетной, в ней можно увидеть наследование японской традиции «ватакуси-сёсэцу» («романа о себе») или же обнаружить «кисётэнкэцу» — структуру классических восточноазиатских повествований, не использующую конфликты для развития сюжета.

Но, пожалуй, для того, чтобы решить, стоит ли браться за этот роман, лучше всего просто открыть «Лишь краткий миг» на случайной странице, прочитать пару абзацев и взглянуть на мир глазами Оушена Вуонга. Можно увидеть, как мать наотмашь бьет маленького сына и на плиточный пол проливается белый ливень молока; как мужчины в военной форме ложками едят мозг умирающей обезьяны прямо из черепа; как внук пинцетом «убирает снег» с головы бабушки; как женщина просит мальчика прочитать надпись на этикетке, чтобы узнать, огнестойкое ли платье; как случайное прикосновение превращает ключицу во «флейту, спрятанную под кожей»; как обессиленные юноши-любовники с разным цветом кожи лежат словно «две запятые, которых, наконец, не разделяют слова». Жестокие, чувственные, проникновенно-нежные, мрачно-юмористические или меланхоличные сцены проецируются со страниц прямо на сетчатку глаза.

Владимир Набоков, еще один эмигрант, тоже написавший великий американский роман, говорил, что высшая мечта автора — «превратить читателя в зрителя». Оушену Вуонгу такая трансформация блестяще удается. Писателей объединяет не только интерес к бабочкам (сквозной мотив в романе Вуонга), но и общность подхода к литературе как искусству, которое решает чисто эстетические задачи, и если и призвано менять объективную реальность к лучшему, то опосредованно.

Как «Лолита» не роман о «проблеме педофилии», так и «Лишь краткий миг» не книга о военных и семейных травмах или об опыте жизни вьетнамских беженцев в США. Оушена Вуонга интересуют не абьюзеры и жертвы, а «человек рядом с человеком внутри жизни». И три прошедшие огонь женщины, воспитывающие одного бесконечно любимого мальчика, поневоле воспроизводя насилие, из потенциальных клиенток психотерапевта превращаются в сложные мифологические фигуры. Просто потому, что «слово клан заперто внутри заклания». Выживание семьи порой невозможно без жертв, это несправедливо, но не лишает клан ни ценности, ни целостности.

Я разбиваю нас на мелкие осколки, чтобы перенести в другое место — куда не знаю.

«Другое место» — художественный текст, существующий по особым законам, где синтез всегда важнее анализа. Вуонг проявляет необыкновенную для современного писателя смелость, отказываясь проблематизировать героев и сводить их к совокупности травм, неврозов, сексуальных предпочтений, «болей, бед и обид». Проблемами — психологическими, социальными, этическими — занимаются другие специалисты, а писатель пристально всматривается в ткань жизни и ищет средства для описания мира во всей его полноте и многогранности. Можно сказать, что главным героем романа становится язык.

Волчонок, альтер-эго Оушена Вуонга, с раннего детства находится в особых отношениях с языком на всех возможных уровнях — от бытового (родные почти не говорят на английском, и им нужен переводчик, пускай и пятилетний) до мистического (он знает о могущественной силе имен, меняющих судьбу) и философского (героя занимают вопросы о возможностях и функциях языка). История жизни Волчонка — лингвистическая, он будто бы с рождения усвоил тезис Хамахера о том, что «в основе филологии — рана», потому, стремясь быть понятым, изучает диалекты ласки и насилия, пытается разобраться в значениях улыбок, кивков, молчания, пауз, он исследует знаковую систему труда, состоящего из «мириад сообщений», и постигает язык чего-то «более жестокого, более абсолютного, чем труд», — желания.

Считается, что в изучении языков помогает хороший музыкальный слух, — Волчонок же наделен даром «долгого» взгляда, доставшимся от матери.

Посмотреть на что-то — значит заполнить этим всю свою жизнь, пусть и на миг.

Предельно внимательный и сострадающий взгляд позволяет рассмотреть в матери монстра, принять его и восхититься как чудом, ведь монстр — это невероятное «гибридное создание», которое «одновременно и убежище, и предостережение». Такой взгляд в равной степени лишен и цинизма, и идеализма, не имеет ничего общего ни с подставлением второй щеки, ни с постулатами популярной психологии о поиске во всем хорошего, ни, тем более, с сомнительной максимой Ницше о пользе того, что нас не убивает.

Вуонг предлагает своему герою особый путь, требующий не твердости и целеустремленности, а чуткости и пластичности. Искусство жить — это значит со всей возможной открытостью впитывать мгновения, наполняться их светом и тенью, не избегая соприкосновений с миром.

Это и есть искусство? К тебе прикасаются, и ты уверен, что твои ощущения только твои, хотя на самом деле это другой нашел тебя от большой нужды.

«Быть прекрасным» — это рискнуть быть видимым, несмотря на то что «на тебя будут охотиться», не испытывать к охотникам гнева и не отращивать толстую шкуру, залечив раны. «Лишь краткий мир» можно прочитать и как диалог Вуонга с Сэлинджером и Фолкнером. Если юный Холден Колфилд злится на несправедливо устроенный мир «взрослых» и мечтает ловить играющих у края пропасти детей, то его ровесник Волчонок не может перестать думать о стаде буйволов, несущихся к обрыву. Что если они просто бегут за своей семьей? Можно ли их спасти? И в тот момент, когда герой Оушена Вуонга находит выход, жизнь из почти безысходной фолкнеровской «полной шума и ярости истории, лишенной всякого смысла», превращается в полный сочувствия «рассказ о животных».

Из чего «художник должен создать надежду» в то время, когда нас окружает «безликое несчастье мира?», — спрашивает нобелевская лауреатка 2020 года Луиза Глюк в поэме «Октябрь», посвященной трагедии 11 сентября, — и Оушен Вуонг своим романом отвечает на этот вопрос.

* Оценка указана редакцией Livelib