Утопление в чужом белье

Критик: Роман Сенчин
Рецензия на книгу Тайны жизни Ники Турбиной
Оценка: *

Мы условились с редакцией, что на этой полосе будут рецензии на две-три книги. Но сегодня особый случай – коротким отзывом здесь не обойтись.

Большая и подробная книга о Нике Турбиной рано или поздно должна была появиться. Вообще о вундеркиндах нужно писать – судьбы их, как правило, трагичны. К счастью, в последнее десятилетие мода на чудо-детей, кажется, проходит, многие родители и воспитатели детских садов, учителя начальных классов стараются подольше удержать детей в детстве.

Впрочем, хватает и тех, кто дрессирует малышей, эксплуатирует их. И в этом отношении «Тайну жизни…» можно рассматривать как предостережение, как иллюстрацию того, до какой степени можно исковеркать жизнь ребёнка, а то и погубить его.

Но у меня вызвало омерзение, как написал Александр Ратнер свою книгу. И не только у меня. Дочитав этот толстенный том, я стал искать отзывы, рецензии. Большинство из них возмущённые.

Возмущает не столько то, что автор запредельно подробно показал личную жизнь семьи Ники Турбиной (все члены которой теперь мертвы), сколько именно то, как он это сделал. Бесцеремонно, самовлюблённо, неумно… Дальше будут в основном цитаты, которые наверняка станут подтверждением моей оценки.

Автор постоянно каламбурит, обыгрывает настоящую фамилию Ники Турбиной – Торбина, приводит нелепые сравнения, параллели, рассказывает анекдоты. Вот несколько примеров:

«С девочкой носились как с писаной торбой (ведь она была Торбиной! – А.Р.)».

«Но всё это было до второго замужества Майи, как и её романы с Вознесенским, Евтушенко, Неизвестным и многими неизвестными».

«К этой записке Ника имела примерно такое же отношение, как я к революции на Кубе».

«Все будущие беды Ники Георгиевны Турбиной были заложены тогда, когда она ещё была просто Никушей. Иными словами, ружьё, заряженное в Ялте, выстрелило в Москве».

В авторской речи предостаточно словечек вроде «подсуетился», «отличилась», выражений типа «боец невидимого фронта», «семейный квинтет поэтов». Автор, лично не знавший Нику Турбину, позволяет себе называть её «Никуша».

Практически все персонажи книги в большей или меньшей степени предстают в неприглядном, а то и отвратительном свете. Почему? Видимо, чтобы показать: все они или напрямую, или опосредованно (своим примером) губили героиню, превращали её в алкоголичку, содержанку и проститутку (автор раскопал, что «стояла на Тверской»), истеричку и в итоге столкнули с пятого этажа…

Вот он мысленно обращается к давно ушедшей из жизни двоюродной бабушке Ники, поэтессе Светлане Карповой, которую вроде бы уважает и жалеет: «Вы жили в домикеразвалюхе, собирали бутылки на улице, хотя были, в отличие от Майи и сестры, абсолютно непьющей (по медицинским показаниям)». Весь Ратнер, судя по всему, в этом замечании в скобках…

О неприглядной или по крайней мере неоднозначной роли Евгения Евтушенко в судьбе Ники Турбиной известно. Не обходит этот сюжет и Ратнер. Нет, не то что не обходит, а на многих страницах возвращается к нему, повторяет одно и то же. Вот улов буквально с полусотни страниц:

«Человек невероятно предприимчивый, Евтушенко принял Нику как эстафету из рук Майи, точно шахматист, всё просчитал на много ходов вперёд и начал играть беспроигрышную партию, в которой пешку-Нику искусно провёл в ферзи, сам оставаясь при этом королём» (576 с.); «В то время ему уже было за 50, имя его не так гремело, как в середине века, нужно было что-то предпринимать, чтобы вернуть былую славу, и тут представился случай блеснуть, но не столько творчеством, сколько предприимчивостью» (585 с.); «Как оказалось, предприимчивый Евтушенко к тому времени уже давно вёл подготовительную работу в Италии <…> Евтушенко просчитал всё наперёд: шумная реклама чудо-девочке в итальянской прессе в сочетании с его известностью и авторитетом вызвали небывалый интерес к Нике и подготовили почву для получения престижной поэтической награды, которую связывали также с именем её куратора. О нём снова заговорили на родине» (626 с.).

В Сибири есть такое выражение: «одно да по тому». К стилю автора оно подходит как нельзя лучше. Ратнер талдычит об одном и том же, многократно повторяет свои мысли и оценки, цитаты. Наверное, из-за желания убедить, но эффекта добивается обратного: раздражения читателя на автора и брезгливости по отношению к нему.

Приводя массу примеров, которые должны уверить нас в правильности его версий, в достоверности происходящего, автор то и дело себе противоречит. Вот он раз за разом пишет, что, переехав из родной Ялты в Москву, где окончила школу, Ника Турбина стихов почти не писала, и в то же время приводит больше десятка их или целиком, или в отрывках. Вот так же настойчиво сообщает, что стихи она на публике во взрослом возрасте не читала, и одновременно даёт свидетельства обратного:

«У меня в то время были спонсоры, они оплачивали мои выступления, на которые я с собой брала Нику, – рассказывает преподаватель Турбиной в Институте культуры Алёна Галич. – Мы ездили с ней в Казань, у нас там был вечер, она там выступала и, как всегда, замечательно читала свои стихи». «Она безумно любила сцену, при мне ездила на гастроли со своими стихами…» – вспоминает друг Турбиной актёр Александр Миронов.

Особенно достаётся бабушке Ники Людмиле Карповой и её матери Майе Никаноркиной. Да, наверняка они дрессировали маленькую Нику читать стихи с выражением, скорее всего, что-то писали за неё или основательно редактировали её произведения (нужно учесть, что Ника стала сочинять – или слышать диктующий голос – раньше, чем научилась писать), но своими обвинениями, повторяющимися множество раз одними и теми же словами автор добивается того, что покойницам начинаешь сочувствовать, возникает желание их защищать.

Бабушка, работавшая в гостинице в Ялте, по версии автора, кагэбэшница, «ублажала представителей сильного пола», чтобы «добывать нужную информацию». А вот о Майе: «О том, что у неё с мамой одно сердце на двоих, Ника говорила сплошь и рядом. Действительно одно, потому что у Майи сердца не было». И подобного на протяжении книги – не счесть.

Не обошёл вниманием автор и дедушку Ники, известного писателя Анатолия Никаноркина. Вроде бы Ратнер ему сочувствует (его буквально выжили из дома), но насаждает нам мысль, что и он принимал участие в «лаборатории по производству стихов». И если не писал за внучку, то «редактировал».

«Редактирование» автор раз за разом ставит в вину семье Турбиной, хотя сам несколько раз упоминает, что редактировал её стихи, вошедшие в посмертные сборники. Которые сам Ратнер и издал.

А кто он, собственно? Биографию Ники Турбиной Ратнер начинает не представившись, без разгона: «Ника Турбина (Торбина) родилась в Ялте 17 декабря 1974 года…» Поначалу мне это понравилось, пока автор из бесстрастного повествователя, хроникёра жизни своей героини не начал превращаться в судию. Дальше – больше: он принялся вставлять в книгу свои стихи по случаю, а в сносках указывать выходные данные своих стихотворных сборников. Вот пример самой большой, скажем так, нескромности:

«Тогда же Людмила Владимировна принесла мою книгу, которую они втроём читали последние дни, и предложили мне что-нибудь из неё прочесть». Ладно, любой автор, даже автор биографического произведения, вправе немножечко напомнить о себе, но Ратнеру этого мало – после слова «книга» он ставит «1» и указывает: «Ратнер А. Так дышит вечность: Стихотворения. – Днепропетровск: Монолит, 2004. – 184 с.: ил.». В этих подробных, по всем правилам оформленных выходных данных мне видится нечто патологическое.

А в суждениях о бабушке и матери Ники, какими бы плохими он их ни считал, сквозит подлость. Автор много лет был вхож в их дом, его там любили, чуть ли (по словам самого Ратнера) не боготворили, доверяли ему семейные тайны и рукописи. Он им улыбался, к ним прижимался, что демонстрируют фотографии на вклейках, но стоило им уйти из жизни, он решил сказать всю правду… Кстати, в таком к ним отношении автор винит их самих: зачем, мол, передали ему компромат на себя?

В одном из интервью Ника Турбина сказала: «Самое низкое для газеты – рыться в чужом белье». Так вот, Ратнер буквально утопил и себя, и нас, читателей, в этом чужом белье.

Книга не только бестактно, но попросту плохо, а порой и неграмотно написана: «Умела фантазировать, иногда на грани с ложью, и переходить эту грань»; «…губы поджаты, лицо и весь он напряжены…».

А как понять вот это сообщение: «Значительная часть архивов семьи Никаноркиных – Карповых – Торбиных хранится у меня, и некоторые из них ещё ждут своего открытия»? Во-первых, автор «полной биографии Ники Турбиной» признаётся, что архивы ещё им изучены не до конца, а во-вторых, фраза построена чудовищно.

В финале автор не забывает подстраховаться. Замечает, что это его «первый опыт в прозе», ну и заранее нападает на критиков: «Возможно, из-за этой книги на меня обрушится столько гнева, сколько славы на Нику после выхода книги «Черновик». Но слава, как мы уже убедились, вредит, а гнев закаляет. Заранее знаю: возмущаться будут те, кто на словах захлёбываются от любви к Нике, ничем эту любовь не подтвердив».

В выходных данных «Тайн жизни…» указан и редактор, и корректор, но их работы не видно. Книгу, быть может, мог спасти автор комплиментарного предисловия Дмитрий Быков. Фигура Ники Турбиной, знаю, интересует его давно – не исключаю, что рукопись Ратнера он прочитал внимательно. Но не взял на себя труд поработать над этой рукописью. Получается, поучаствовал в выпуске в свет агрессивного уродца…

Я написал немало рецензий. Это вторая, в которой я настоятельно советую: «Не читайте эту книгу».

* Оценка указана редакцией Livelib