Все, что нужно знать о новой книге Виктора Пелевина «Искусство легких касаний»

Критик: Егор Беликов
Рецензия на книгу Искусство легких касаний
Оценка: *

«Искусство легких касаний» — новая книга российского писателя Виктора Пелевина: постмодернистский роман и одновременно сборник, состоящий из трех, на первых взгляд, не очень-то связанных между собой произведений — двух повестей, «Иакинф» и «Искусство легких касаний», и одного рассказа под названием «Столыпин».

«Иакинф»

Классическая повесть без второго дна, с неожиданным (в меру) поворотом в финале. Пелевинский стиль здесь можно описать устойчивым выражением «старый добрый». Главный герой/злодей, Акинфий Иванович (настоящее имя — Иакинф, отсылающее читателя, видимо, к Иакинфу Бичурину, православному китаеведу и путешественнику, ставшему известным в начале XIX века), кочевой экстрасенс-жрец, отдаленно похож на персонажа рассказа «Колдун Игнат и люди» , первой опубликованной работы Пелевина, а ироническая хоррор-концовка явственно напоминает лучшие произведения Стивена Кинга.

Жертвы беспощадной авторской постиронии здесь — двадцати-с-чем-то-летние герои, следующее поколение экономически активных российских граждан после тех, что автор описал в незабвенном романе «Generation П», то есть дети тех, кому удалось или не удалось накопить первичный капитал в девяностые:
- Тимофей, ведущий политических теле-ток-шоу (даже не в прайм-тайм), для Пелевина — пример той псевдоуспешной молодежи, напрасно коптящей небо и генерирующей ВВП;
- Андрон, банковский брокер в костюмчике, словно позаимствованный из «Американского психопата» Брета Истона Эллиса;
- Иван, сейлс-агент в компании, что ставит плохие пластиковые окна (забавно, что в книге немало шуток про ремонт и ипотеку — кажется, Пелевин обзавелся новым жильем);
- Валентин, «социолог-евромарксист и, как он всегда добавлял, социальный философ», пустомеля, вечно рассуждающий о судьбах доставшейся ему родины.

Все они отправляются на трекинг в кабардино-балкарские горы, где на свою беду встречают Иакинфа. Его руками и с огромным предстарческим удовольствием 56-летний Пелевин приносит бездумных миллениалов, которых девяностые закалить не успели, в жертву всем возможным богам, в том числе карфагенскому Баалу (использовать в качестве персонажей древних эзотерических божеств — его старая привычка и примета авторского стиля).

Несмотря на некоторую монотонность (большую часть действия составляет монолог Иакинфа, формально поделенный на пять дней странствий команды по горному маршруту), «Иакинф» затягивает так же, как когда-то захватывали его ранние повести типа «4исел» или «Омон Ра»; увлекает так, как может увлечь только хороший современный постмодернистский худлит; удивляет повсеместными отсылками к нашим реалиям, зашитыми в повествование, размеренное лишь с виду.

Но настоящая ценность этого сюжета раскроется только в следующей части.

«Искусство легких касаний»

«Искусство легких касаний», в противовес сюжетно понятному «Иакинфу» — повесть, составляющая основное содержание книги, построенная очень причудливо. Это якобы краткий хейтерский пересказ на двести страниц другой, несуществующей, придуманной Пелевиным книги за авторством некоего Константина Параклетовича Голгофского (и, надо думать, такое имя у героя неслучайно). Причем этот пересказ якобы опубликован в некоей платной рассылке «Синопсис для VIРов» (пародия на многочисленные нью-медиа). Таким образом, в передаваемый третьими лицами сюжет «Искусства легких касаний» Пелевину удается вставить собственные едкие комментарии по теме современной повестки, замаскированные под ремарки авторов пресловутого пересказа, которые Голгофского весьма презирают за мизогинию, гомофобию и трансофобию. За то же активисты разных мастей в соцсетях ругают и самого Пелевина, и так, очевидно, он показывает им всем традиционный средний палец.

Внутренний сюжет отдаленно напоминает «Код да Винчи»: Голгофский, который является в своей нон-фикшн книге главным героем, летает по всему миру, разговаривает с очевидцами и понемногу раскрывает едва ли не центральную тайну механизма управления людскими массами, который активно используют спецслужбы, как наши, так и чужие. Здесь обнаруживается, что главный сверхбог Баал, позаимствованный Пелевиным из древнейших верований, «бог над всеми богами», синонимичен другому, новому божеству, признанному новой, вновь атеистичной богемой, основным. Это бог Разум, бог осознанности и майндфулнесса. Впрочем, Пелевин, подмигивая, намекает, что это всего лишь очередное имя древнейшего Баала, и все так же человечество приносит ему живых жертв в обмен на исполнение вполне конкретных молитв пропагандистского толка. Силами мысленных химер, которых создает разум (здесь Пелевин цитирует дословно название известнейшего офорта Франсиско Гойи «Сон разума рождает чудовищ» ), согласно местной мировой теории, свершилась и Октябрьская революция, и современная гендерная революция в США.

Тотальная тяга к осознанности, использованию мозга на все сто процентов и прочей белиберде родом из бессоновского фильма «Люси» откровенно раздражает Пелевина, уже несколько десятков лет изучающего весь мировой эзотерический опыт. «Искусство легких касаний» — это эпических масштабов насмешка над тягой просвещенного человечества классом выше среднего к майндфулнессу, коммерциализированной версии медитации, известной с древнейших времен.

Пелевин даже употребляет такой новояз, как слово «макмайндфулнесс», издевательски спаривает в одной идиоме «майндфулнесс» и «макдональдс», намекая, что в погоне за эфемерным просветлением потребитель только тупеет. Другой составляющей «Искусства легких касаний» оказывается привычное для писателя пересмешничество на тему новостной повестки прошедшего отчетного года. Пелевин упомянет совсем свежие события вроде январского паломничества в Париж на показы сверхфильма «Дау» Ильи Хржановского. Сложнейшая пикировка со всем миром, явленная в этой центральной части, показывает, что Пелевин вовсе не сдулся, он на пике формы. В замысловатой повести даже совокуплению жабы и гадюки (имеется в виду известная русская идиома) найдется доисторическое метафизическое объяснение.

«Столыпин»

Крохотный в сравнении с «Искусством легких касаний», всего на 50 страниц рассказ, буквально продолжающий и дополняющий сюжет предыдущей весьма успешно раскупленной книги Пелевина «Тайные виды на гору Фудзи».

На арену возвращаются олигархи Федор Семенович и Ринат Мусаевич, в прошлом романе искавшие за любые деньги вселенского буддистского счастья. Здесь они переоткрывают русский буддизм, со своим «тибетским» наречием, своими мантрами и сводом правил праведной жизни. В поисках они доходят до самого глубинного русского народа — блатных на этапе, запертых в тюремный вагон, и по сей день иронично называемый «столыпиным» в честь царского министра-прогрессивиста.

Традиционная для Пелевина выдуманная им на ходу символическая теория заговора здесь с самого начала еще очевиднее, чем обычно, но удовольствия от этого нисколько не меньше. Начатый еще в «Generation П» мотив об иллюзорности посконной России, искусственности ее положения в мире и представлениях об этом положении у населения самых разных экономических страт — от зэков до олигархов.

Все вместе

Как ни удивительно, но столь разнородная книга по прочтении складывается в голове во что-то единое. В противовес тому, что Пелевин сам называет в книге «голливудским салом», то есть всяким киновселенным Marvel или DC, он собирает свою литературную вселенную под одной обложкой. Напоминая о добром десятке своих предыдущих трудов и продолжая их, Пелевин, видевший в жизни всякое, утверждает, что любые модные веяния — не больше, чем рябь на воде, и что всякие поиски божественного оборачиваются поисками исключительно разумного глубинного смысла под видом потустороннего, проще говоря, любые бренные самокопания — не больше, чем обман, попытка разума скоротать время перед свиданием с вечностью, перед смертью.

Да, «Искусство легких касаний» — это во многом фан-сервис для тех, кто наизусть помнит все циклы произведений и постоянные темы писателя. С одной стороны, это несомненный самоповтор, с другой, это не Пелевин повторяется, а просто толком ничего не меняется в нашем бренном мире, и вечная актуальность свежей книжки Виктора Олеговича, который по-прежнему может легко писать по новому тому в год, обусловлена тем, что человеческая природа, особенно в России, неизменна.