Вместо хи-хи

Критик: Юрий Володарский
Рецензия на книгу Как-то лошадь входит в бар
Оценка:

Давид Гроссман — один из ведущих израильских писателей старшего поколения, на русский переведены шесть из двенадцати его романов, но в наших краях он известен куда меньше, чем, скажем, недавно ушедший из жизни Амос Оз или Меир, дай ему бог здоровья, Шалев. Еще одна любопытная деталь: посвященная Гроссману русская страница Википедии пестрит неблагожелательными, а порой и откровенно уничижительными отзывами. По всей видимости, у писателя хватает врагов из числа советских и постсоветских репатриантов, что нетрудно объяснить политическими взглядами Гроссмана. Они еще более левые, чем у Джонатана Коу, а леваков, выступающих за мир с палестинцами, воинственно настроенный «бывший наш народ» обычно не любит.

Левые взгляды Гроссмана в романе, о котором пойдет речь, проявляются не сразу и не самым очевидным образом. Герой книги, опубликованной в оригинале в 2014 году, Довале Джи, 57-летний провинциальный стендап-комик, худой, болезненного вида очкарик, представляет свою программу в одном из баров курортной Нетании. Давшая название роману фраза «Как-то лошадь входит в бар» является началом известного анекдота о лошади, заказавшей выпивку, и на удивленную фразу бармена, мол, никогда не видел пьющих виски коней, ответившей: «Больше и не увидите — с такими-то ценами». Подобных хохмочек у Довале вагон и маленькая тележка, но зрителям будет не до смеха. Комик приготовил им сюрприз.

В зале есть два особых человека. Одного из них, выступающего в качестве рассказчика, Довале пригласил специально: сорок лет назад они были близкими друзьями, но с тех пор не встречались и отношений не поддерживали. Второй оказался на представлении случайно: это пожилая карлица, жившая с семьей Довале по соседству и знавшая его с детства. По большому счету, шоу адресовано им двоим. Потому что на самом деле это вовсе не стендап и совсем не комедия. Начав с бородатых анекдотов и неполиткорректных шуток, Довале незаметно переходит к рассказу о трагедии, случившейся с ним в отрочестве и коренным образом изменившей его жизнь. Юмористический вечер к явному неудовольствию слушателей превращается в горькую, полную отчаяния исповедь.

«Довале поначалу вызывал у меня даже отвращение, — пишет Гроссман в послесловии. — На первых страницах книги он откровенно потешается над собравшейся публикой, обижает ее, несдержан, грубоват и даже агрессивен». При этом писатель отмечает: «Мне интересны люди трудные, с внутренними противоречиями, с бурными переживаниями, с обостренными чувствами». Довале, этот желчный, озлобленный, крайне эгоистичный человек, именно таков и есть. Сорок три года назад он столкнулся с чудовищным равнодушием окружающего мира и теперь пытается словно прожить тот жуткий день заново. День, когда ему намеками сообщили о смерти близкого человека, но так и не сказали, кто именно умер, жестокий тираничный отец или робкая, нежно любившая его мать.

Исповедь не может ничего изменить, но может принести облегчение. События далекого прошлого нельзя переиграть, но, пережив их заново, можно успокоить душу — даже такую, поросшую толстой броней, как душа посредственного стендап-комика Довале Джи. Катарсический роман Гроссмана получил высокую оценку критиков и читателей: в 2017-м он был отмечен Международной букеровской премией, а к началу 2019-го его перевели на 44 языка. Эти факты вызывают гораздо большее доверие, чем отзывы на русской странице Википедии.