Отцовская юдоль

Критик: Юрий Володарский
Рецензия на книгу Дети мои
Оценка:

Три года назад дебютный роман Гузели Яхиной «Зулейха открывает глаза» стал сенсацией — он был отмечен первой премией «Большой книги», самой авторитетной и денежной литературной наградой России. Три года спустя писательница татарского происхождения выпустила свою вторую книгу, не менее масштабную и амбициозную, чем первая. На этот раз героями романа стали не татары, а немцы, местом действия не Сибирь, а Поволжье, главным персонажем не женщина, а мужчина. Кроме того, если «Зулейха» почти не выходила за рамки реализма, то «Дети мои» изобилуют событиями невероятными, сверхъестественными, фантасмагорическими.

Сходств между двумя книгами тоже немало. В обеих временем действия стал приблизительно один и тот же период российской/советской истории, правда, действие «Детей» начинается несколько раньше, в период Первой мировой. Герои обоих романов частично отрезаны от цивилизации: в предыдущем это были ссыльные поселенцы, выживавшие на берегу Ангары, в нынешнем — обитатели хутора, спрятанного за холмами недалеко от берега Волги. И в «Зулейхе», и в «Детях» присутствует тема болезненной, полузапретной любви: в первом случае — между репрессирующим и репрессируемой, во втором — между взрослым учителем и юной ученицей. Еще одна важная деталь: героям обоих своих романов автор откровенно и неприкрыто симпатизирует.

Центральная фигура «Детей моих» — шульмейстер, то бишь школьный учитель, Якоб Бах, добропорядочный обыватель из поволжской немецкой колонии Гнаденталь, что в переводе означает «благодатная долина». В первой главе романа Яхина изображает его в манере Гоголя и Чехова: Бах человек педантичный, нелюдимый и довольно скучный. Картинка меняется, когда зажиточный хуторянин Удо Гримм, живущий на другом берегу Волги, приглашает Баха преподавать своей 17-летней, нигде никогда не учившейся дочери Кларе всевозможные науки. Учитель и ученица не видят друг друга, между ними, чтобы не дай бог, стоит ширма, но все эти глупые механические препятствия для настоящей любви не помеха.

После бегства Клары во время возвращения Гриммов в родную Германию, после того как грешную парочку отвергает благочестивая гнадентальская коммуна, Бах с Кларой поселяются на пустующем хуторе Гриммов. Тут-то обычный реализм романа начинает постепенно превращаться в магический. Удивительным образом место обитания влюбленных оказывается практически недоступным для чужаков. Земля на хуторе родит как нигде, рыбы в реке лови — не хочу, в хозяйстве найдутся инструменты и материалы на все случаи жизни. По духу «Дети мои» становятся все больше похожи на сказку — например, братьев Гримм. Кстати, остальные персонажи романа тоже носят исключительно знаменитые фамилии — Дюрер, Вагнер, Вендерс, Бёлль. Это и постмодернистская игра, и оммаж немецкой культуре.

При всей отдельности хутора происходящие в стране потрясения его не обходят. Революция, гражданская война, голод, радикальные перемены в социальном устройстве сказываются на жизни поселенцев самым непосредственным и трагическим образом. Вторжение группы грабителей и насильников становится для Баха и Клары метафорическим изгнанием из рая. Некоторое время спустя жизнь на хуторе полностью меняется: Баху приходится в одиночку воспитывать Анче, дочку умершей от родов Клары, и сделать это без контактов с Гнаденталем возможности нет.

1930-е становятся для отшельников эпохой возвращения, и тут между двумя романами Яхиной начинает просматриваться еще одна характерная связь. Как бы не лязгала и не скрежетала Большая История, маленькой частной жизни надлежит продолжаться. Там снаружи несправедливость, жестокость, террор, а ты знай себе возделывай свой сад, копай огород, расти детей. Только помни, что со временем дети непременно уйдут от тебя, изгоя, в Большой Мир, такова печальная родительская судьба. Отец сделал свое дело — отец может уходить. Бах уходит по дну Волги: ближе к финалу роман Яхиной приобретает совсем фантасмагорические черты, и вот в этом уже ничего удивительного нет.

«Дети мои» — роман масштабный, обо всех его ярких сюжетных ходах и смысловых трюках в отзыве скромного объема написать не удастся. Упомяну лишь одно: после смерти Клары потерявший от горя дар речи Бах (немой немец — это, согласитесь, красиво) будет покупать для вскармливания Анче козье молоко у советского начальника, коммуниста-романтика Гофмана. В качестве платы Бах станет сочинять сказки, которые Гофман будет публиковать под своей фамилией в областной газете Wolga Kurier. Твое счастье сгинет, ты станешь немым отверженцем, твой труд у тебя отберут — а ты все равно не ропщи, делай что знаешь и будь что будет. Вот такие нынче в России сказки; впрочем, не только нынче, а, пожалуй, всегда.