Галина Юзефович о романе «Люди среди деревьев» Ханьи Янагихары

Критик: Галина Юзефович
Рецензия на книгу Люди среди деревьев
Оценка: *

Первое и, в общем, единственное, что читатель на самом деле хочет знать о дебютном романе Ханьи Янагихары, — это похож ли он на «Маленькую жизнь». К сожалению, на этот вопрос трудно ответить однозначно. Да, «Люди среди деревьев» определенно писаны той же рукой, и многие вещи в романе покажутся вам знакомыми — от сюжетных мотивов до имен и названий. И нет, это совсем другой роман, принципиально иначе устроенный, куда менее обжигающий и куда более интеллектуальный.

Семидесятилетний ученый-вирусолог, лауреат Нобелевской премии по медицине, всемирно известный филантроп, усыновивший и вырастивший несколько десятков детей, Нортон Перина оказывается в центре громкого скандала: один из приемных сыновей выдвигает против него обвинения в сексуальном насилии. Ученый категорически отрицает свою вину, но присяжные признают его виновным и он отправляется за решетку — впрочем, на самых мягких условиях: нобелевскому лауреату предстоит провести в тюрьме всего два года, в комфортабельной изоляции, с возможностью сколько угодно предаваться размышлениям и работать над мемуарами. Именно эти мемуары и составляют основу романа.

Словосочетание «сексуальное насилие» сразу же настраивает читателя, знакомого с «Маленькой жизнью», на определенный лад, но лейтмотив «Людей среди деревьев» иной. Большая часть повествования относится не к тому времени, когда герой насиловал (или не насиловал — ответ на эту загадку Янагихара прибережет напоследок) своих приемных детей, а к более раннему этапу его биографии.

Нобелевская премия была присуждена Перине за открытие так называемого синдрома Селены, который встречается у крошечного туземного племени на острове ИвуʼИву в Микронезии и связан с употреблением в пищу мяса реликтовой водной черепахи. Носители этого синдрома фактически обретают телесное бессмертие, которое, однако, чаще всего сопряжено с тяжелой деменцией. Перина прибывает на остров в составе антропологической экспедиции, и покуда его товарищи — профессор Пол Таллент (к слову сказать, выпускник того же сиротского приюта Сент-Фрэнсис, где позднее окажется Джуд из «Маленькой жизни») и его помощница — бережно исследуют быт, традиции и обряды таинственного племени, герой совершает свое революционное открытие в сфере медицины. Однако обнаружив на ИвуʼИву «эликсир бессмертия» и обнародовав этот факт, Перина обрекает и сам остров, и его обитателей на уничтожение. Фармацевтические компании за считанные годы превращают цветущий уголок первобытного рая в пустыню, а после, осознав, что сенсационная находка не имеет практического применения, без сожалений уезжают, оставив уцелевших аборигенов доживать свои никчемные жизни на пепелище.

С этой точки во времени и пространстве для самого Нортона Перины — прямого виновника всего произошедшего — начинается тягостный и безысходный цикл вины, искупления (все усыновленные им дети — оставшиеся без попечения взрослых уроженцы ИвуʼИву и соседнего островка УʼИву, тоже затронутого «лихорадкой бессмертия»), новой вины и новой расплаты.

Все описанное выше могло бы стать основой для романа, буквально сочащегося чувствами и драмой, однако Янагихара словно сознательно сглаживает эмоциональный диапазон своего текста. Нарочито бесстрастный, бессердечный рассказчик отбрасывает длинную тень на собственную историю, и она, в свою очередь, тоже оказывается до странного выровненной, лишенной сколько-нибудь заметных пиков и спадов. Если в «Маленькой жизни» Янагихара мастерски работает на контрапункте — ровный, приглушенный голос автора против кровоточащего объекта описания, то в «Людях среди деревьев» повествовательная манера идеально гармонирует с содержанием. Как результат, даже в самых душераздирающих и болезненных моментах читателю удается без труда сохранять внешнюю позицию, с интересом, но без горячей персональной вовлеченности наблюдая за тем, что происходит внутри текста.

Внутри же происходит немало любопытного: Янагихара размышляет об ответственности и разных ее аспектах, о множественных путях, которыми развивается наука, и о возможности выбора между ними, о постколониальном сознании, о глобализме и локальной идентичности, об относительности ценностей, кажущихся нам незыблемыми, и тому подобных важных вещах. В своем первом романе писательница, намеренно или нет, но удерживает себя в пространстве собственно литературы, не прибегая к тем подлинно магическим практикам, к которым, как мы все знаем, она обратится в «Маленькой жизни». С этой — сугубо литературной, культутрно-интеллектуальной — задачей Янагихара справляется неплохо (пожалуй, даже очень неплохо), но, честно говоря, колдовство удается ей значительно лучше.

* Оценка указана редакцией Livelib