Дважды фаворит

Критик: Юрий Володарский
Рецензия на книгу Крепость
Оценка:

Когда главные российские литературные премии объявили шорт-листы нынешнего года, оказалось, что только два писателя попали в финал и «Большой книги», и «Русского Букера» — Леонид Юзефович с «Зимней дорогой» и Петр Алешковский с «Крепостью». Причем в обоих случаях и того, и другого рассматривают как фаворитов. Для Петра Алешковского, племянника легендарного писателя-диссидента Юза Алешковского, это безусловный успех. Еще ни одна его книга не имела такой резонанс, как нынешняя.

В «Крепости» два главных героя, разделенных семью веками и огромными евразийскими пространствами. Первый — Иван Мальцов, современный историк и археолог из провинциального Деревска, в котором угадывается лежащий на полпути между Москвой и Великим Новгородом Торжок. Второй Туган-Шона, доблестный воин из тюркского племени киятов, спо-движник сперва Мамая, потом Тамерлана, а после и вовсе Тимофей Туганович, слуга русского князя Юрия Дмитриевича. Пути Аллаха неисповедимы и порой приводят к Христу.

Мальцов — человек достойный, но непоследовательный, принципиальный, но неудачливый. Преданный науке, но вынужденный постоянно то ввязываться в разрушительные конфликты, то соглашаться на неприятные компромиссы. Нежно любящий жену намного моложе себя, но не умеющий дать ей ту надежность и защищенность, в которой она, этакая стерва, нуждается. То срывающийся в запой и блуд, то затворяющийся в деревенском одиночестве. Вовсе не трусливый, но никак не победитель.

Туган-Шона — умелый и преданный воин, но судьба складывается так, что ему трижды приходится менять и войско, и господина, и религию. Колода тасуется причудливо: Мальцова и Туган-Шону связывают не только научные интересы первого, но и пьющая-гулящая мальцовская соседка Танечка — она из крымчаков, а крымчаки — дальние потомки киятов. Танечка выполняет роль медиума: опаивая Мальцова таинственным снадобьем, она отправляет его в сновидческие путешествия по истории и географии. В какой-то мере роман Алешковского — это портреты людей на фоне эпох и пространств, рассказ о том, как отдельные нити судеб вплетаются в общее полотно цивилизации.

«Крепость» — настоящий Большой Роман (я почти уверен, что призовая тройка «Большой книги» без него не обойдется), с характерным для такого жанра тематическим разнообразием. Здесь и нынешняя российская вертикаль власти с ее тотальной коррупцией, и монгольское присутствие на Руси в период ордынских усобиц, постепенно добивавших осколки крупнейшей империи мира, и тихое алкогольное вымирание русской деревни, печально контрастирующее с геополитическими амбициями российского государства.

А еще это непременные разговоры о главном. О перманентном отрицании русским народом свободы как ценности. О парадоксальном сочетании в русском характере жалости и жестокости. О русской привычке к смирению и непротивлению. О том, с какой легкостью русский человек склоняется ко греху, и с какой естественностью покаяния чередуются со все новыми и новыми грехами. Примечательно, одним из ключевых мотивов романа становится слово «прости». Еще более примечательно, что обычно оно предсмертное.

В сети есть статьи о «Крепости» с явными признаками спойлера. Ни в коем случае их не читайте — испортите себе впечатление. При этом я понимаю рецензентов, которым трудно было промолчать о финале романа, — очень уж он эффектный. Какой именно, конечно же, не скажу, зато отмечу, что в нем Алешковский приводит популярную ныне и весьма убедительную версию о том, что настоящим убийцей великомучеников Бориса и Глеба был не Святополк, а Ярослав. Тот самый Мудрый, номер один по версии проекта «Великие украинцы».

Казалось бы, не спорные Хмельницкий или Бандера, а однозначно положительный персонаж, но нет, без червоточины не обошлось и тут.