Наталья Кочеткова: рецензия на книгу «Два года, восемь месяцев и двадцать восемь ночей»

Критик: Наталья Кочеткова
Рецензия на книгу Два года, восемь месяцев и двадцать восемь ночей
Оценка:

Кажется, что новый роман Салмана Рушди пошит из той же ткани, что и «Голодный дом» Митчелла: разве что у одного отрез в горох, а у другого — в клеточку, у одного временные лабиринты и пожиратели душ, а у второго — верхний и нижний миры, джинны и ифриты. Однако разница между ними — примерно как между статичной картинкой и трехмерным подвижным изображением. Если вспомнить формулу, что произведение искусства — это попытка познания бога, человека и мироздания, то роман Салмана Рушди в полной мере удовлетворяет именно этому запросу.

Британский писатель индийского происхождения известен не только своими литературными достижениями — романом «Дети полуночи», за который получил Букеровскую премию, местом члена Королевского литературного общества, рыцарством, пожалованным королевой Великобритании, — но и политическими скандалами. В 1989 году аятолла Хомейни проклял Рушди за «Сатанинские стихи» (кто не знает — это роман) и объявил убийство писателя богоугодным делом. С тех пор прошло чуть менее трех десятилетий, фетва все еще в силе, цена за голову писателя растет (в прошлом феврале к ней прибавили еще 600 тысяч долларов, и теперь она перевалила за 3 миллиона). О том, что такое быть преследуемым религиозными фанатиками, Салман Рушди подробно описал в автобиографии «Джозеф Антон», которая вышла на русском в 2012 году. При всей фантастичности, мифологичности и мистико-реалистичности новый роман Рушди «Два года, восемь месяцев и двадцать восемь ночей» — своего рода продолжение «Джозефа Антона».

Мир устроен сложнее, чем кажется. Даже не мир, а миры, потому что их два: верхний и нижний. Это история о том, как «джинны после долгого отсутствия возвратились в нижний из двух миров — в наш мир — и напали на него, вернее, развязали войну внутри него. Так называемая Война миров, обрушившая на землю хаос, была битвой не только между миром джиннов и нашим, но, сверх того, еще и гражданской войной между джиннами, которую они вели на нашей территории, а не на своей. Человечество стало полем боя между светлыми и темными силами, а также, благодаря анархической натуре джиннов, сражением между светом и светом, тьмой и тьмой».

В этой войне окажутся задействованы все: люди, мифологические существа и чудесные дети от браков между джинном и человеком — отличить их можно по странной форме ушей без мочки. Именно последним предначертано предопределить исход противостояния, которому отпущено сроку два года, восемь месяцев и двадцать восемь ночей — или тысяча и одна ночь.

Опираясь на известный корпус текстов о персидском царе Шахрияре и его жене Шехерезаде, арабские мифы и легенды, переселяя их обитателей в современный Нью-Йорк, Салман Рушди с одинаковой серьезностью посвящает читателя в тонкости характеров джиннов: «Джинны суетливы и назойливы, любят вмешиваться в чужие дела: того возвысить, этого низвергнуть, ограбить пещеру с сокровищами, вставить волшебную палку в колеса богатея. Им нравится создавать беспорядок, хаос, анархию».

Втягивает в богословский спор: «В тот день, когда Адам и Ева изобрели бога, (…) они сразу же утратили власть над ним. С этого началась тайная история мира. Мужчина и женщина изобрели бога, который выскользнул у них из рук и сделался могущественнее своих создателей, а к тому же и злее. Словно суперкомпьютер из “Терминатора”: что Скайнет — “Небесная сеть”, что небесный бог — итог один. Адам и Ева перепугались, потому что было ясно: теперь до конца времен этот бог будет преследовать их, чтобы наказать за страшное преступление, за то, что они его создали».

Предлагает задуматься о природе божественного: «Бог живет в иного рода времени. — Существуют разные виды времени? — Мы живем в том, что можно бы назвать временем становления. Мы рождаемся, становимся самими собой, а потом, когда приходит Разрушительница Дней, мы перестаем быть и становимся прахом. Прахом, одаренным, в моем случае, речью, но все же прахом. А время Бога — вечно, это время бытия. Прошлое, настоящее и будущее присутствуют для него совокупно, и сами слова прошлое, настоящее, будущее теряют смысл. В вечности нет начала и конца. Она неподвижна. Ничто не начинается. Ничто не кончается. Бог в своем времени не имеет ни конца во прахе, ни яркой тучной середины, ни пискливого начала. Он просто есть».

В финале же Рушди буквально одной фразой распутывает клубок логических ловушек, расставляя все на свои места: «Жизнь хороша. Но порой нам хочется, чтобы сны возвратились. Иногда — ведь мы не вовсе исцелились от человеческой извращенности — мы призываем кошмары». Извращенность человеческой природы способна сломать хрупкие заграждения интеллигентности и цивилизованности, заставить одних поддаться слепой ненависти, других — скитаться в поисках убежища, впустить в нижний мир древних джиннов глубинных человеческих инстинктов и сделать сказочный кошмар реальностью сегодняшнего дня.