Генри Лайон Олди «Свет мой, зеркальце». Непривычные Олди

Критик: Александра Королёва
Рецензия на книгу Свет мой, зеркальце
Оценка:

Писатель Борис Ямщик случайно оживляет собственного зазеркального двойника — причём у отражения явно недобрые намерения по отношению к оригиналу…

«Свет мой зеркальце, скажи, да всю правду доложи…» Признавайтесь: кто не произносил эту пушкинскую цитату, обращаясь к обычному зеркалу? В детстве ли, когда веры в чудо достаточно, чтобы оживить целый полк отражений, или повзрослев и придирчиво рассматривая новую стрижку в зеркале парикмахерской… И, возможно, некоторые пытались представить: а что, если бы отражение действительно ответило, как в сказке?

Из этого «а что, если…» и вырос новый роман Олди. Что называется, на ровном месте, из бытового мусора писатели создают целую альтернативную реальность — зазеркалье, которое не описывал Льюис Кэрролл. Обратная сторона реальности работает по странным, но вполне понятным законам. Она становится зримой и осязаемой только в тех своих фрагментах, которые отражаются в зеркалах, и превращается в картину Пикассо или Дали, если отражающие поверхности чем-то отличаются от ровной глади амальгамы. Описывая зазеркальный мир — а от этих описаний порой кружится голова, — Олди попутно придумывают весьма убедительные объяснения, например, того, почему в доме покойника нужно закрывать зеркала. Или почему в зеркало не стоит сливать негативные эмоции — злобу, ненависть, нелюбовь к себе. Или как в зеркала попадают бесы — самые настоящие, которым «имя легион»…

К зазеркальному мирозданию, правда, всё равно остаются вопросы — но в рамках одного романа Олди, скорее всего, и не ставили перед собой цели создать новый мир. Потому что книга, как всегда у этого двуединого писателя, не о мироздании, а о людях. «Свет мой, зеркальце» — это в первую очередь история главного героя, которому — хочешь не хочешь — пришлось разительно поменяться, столкнувшись с враждебностью собственного отражения. В начале романа Ямщик — самодовольный брюзга, который третирует нелюбимую безответную жену и с нескрываемым отвращением относится к людям вообще (впрочем, не только к людям — коту Арлекину тоже достаётся). Чтобы герой изменил отношение к себе и миру, этот мир понадобилось в буквальном смысле вывернуть наизнанку. Герой постепенно учится любви и ответственности, начинает ценить простые радости «посюстороннего» существования, которые, оказывается, стоят того, чтобы за них бороться. И находит из запутанной ситуации элегантный выход — роман стоит читать очень внимательно, потому что в финале стреляют совершенно неожиданные ружья, включая те, которые ружьями совсем не казались. Хэппи-энд, впрочем, вышел не стопроцентным — но это же Олди, они любят неоднозначные, долго не отпускающие читателей финалы.

Борис Ямщик пишет романы ужасов — но «Свет мой, зеркальце» хоррором не назовёшь. Здесь нет чудовищ, и даже выходцы из ада выглядят противно-обыденно: нагломордые карлики с папиросами в зубах. Обе реальности, по обе стороны зеркала, до отказа наполнены бытовыми деталями, весомы и ощутимы. Порой эта точность в передаче нашей повседневности становится назойливой — без упоминания многих сортов сыра, марок пива или брендов верхней одежды читатель бы прекрасно обошёлся.

Это уже совсем другие, непривычные Олди — не творцы миров, а «бытовые мистики», которым достаточно лишь слегка сместить угол зрения на наше привычное мироздание, чтобы оно разлетелось на зеркальные осколки. У такого подхода к фантастике больше адептов в кругах «большой литературы» (на ум приходят Мария Галина и Сергей Кузнецов), чем среди авторов «меча и магии» или «бластеров и звездолётов». Да и читатели не всегда любят находить под фантастическими обложками живую неприглядную жизнь, притчу под маской мистического хоррора. Зато, по меньшей мере, харьковскому дуэту снова удалось нас удивить. А нового мифологического фэнтези или «ещё чего-нибудь про Ойкумену» любители «тех самых Олдей» и так наверняка дождутся.

Итог: завораживающий и очень убедительный магический реализм в декорациях неприглядной современности.