Альбертина Симоне

Альбертина Симоне (фр. Albertine Simonet) — героиня цикла романов Марселя Пруста «В поисках утраченного времени».

Альбертина — вторая по частоте упоминаний, после Рассказчика, героиня «Поисков» — юная велосипедистка «из стайки» девушек в курортном Бальбеке, ставшая его любовницей, предметом всепоглощающей ревности, пленницей, беглянкой. Объект пылкой любви и не менее пылкой ненависти рассказчика Марселя. Многократно описанная внешне, она оставлена автором — среди всех ключевых персонажей — с наименее проницаемым характером. Рассказчик как-то замечает: «я не знал женщин, в большей степени, чем она, наделенных счастливой способностью вдохновенной лжи, окрашенной в цвет самой жизни».

Сирота, привезенная из Австрии. «Ее дядя был там советником посольства», воспитанница своей тети, жены крупного чиновника, госпожи Бонтан, Альбертина на год младше Жильберты Сван, с которой некоторое время она училась в одной школе.
О возрасте Альбертины в то время странным образом свидетельствует фраза ее дяди, которую Рассказчик приводит, описывая изменения, произошедшие с Альбертиной после Бальбека: «Да ведь ей уже стукнуло четырнадцать!». Однако за три с половиной года до этого 14-15-летняя Жильберта говорила, что Альбертина младше ее на год, следовательно, теперь ей должно было быть не менее шестнадцати.

Впервые увидев тогда еще совершенно неизвестную ему Альбертину вместе с ее подругами на бальбекской набережной, юноша-Рассказчик несколько дней спустя узнает ее имя в мастерской Эльстира: «Я рассеяно смотрел на проселок, пролегавший совсем близко от мастерской Эльстира, но ему не принадлежавший. Вдруг на дороге появилась шедшая скорым шагом, в шапочке, прикрывавшей черные волосы и надвинутой чуть что не на толстые щеки, смотря, как всегда, веселым и довольно упорным взглядом, юная велосипедистка из стайки; и вслед за тем я увидел, то на этой счастливой дорожке, где каждая пылинка чудодейственно полна отрадных обещаний, под сенью деревьев девушка приветствует Эльстира дружеской улыбкой – радугой, соединившей для меня земноводный наш мир с областями, которые я до сих пор считал недоступными. Она даже подошла поближе, не останавливаясь, пожала художнику руку, и я разглядел у нее на подбородке родимое пятнышко… Эльстир сообщил мне, что ее зовут Альбертина Симоне».

В восприятии Марселя сложно сосуществуют образ и модель: «После того, как я увидел Альбертину, я каждый день подолгу о ней думал, мысленно вел с ней разговор, заставлял ее обращаться ко мне с вопросами, отвечать на мои, соображать, действовать, и в нескончаемой этой веренице воображаемых Альбертин, сменявшихся во мне ежечасно, настоящая Альбертина, та, Какую я видел на пляже, лишь возглавляла это шествие, – так создательница роли, звезд, играет только на первых представлениях, которые открывают длинный ряд последующих. Настоящая Альбертина была силуэтом, все же, что на нее наслаивалось, шло от меня: то, что любовь привносится нами, – даже с точки зрения количественной, – бесконечно богаче того, что исходит от любимого существа».
«В любви Альбертины к увлечениям было что-то от Жильберты давних времен, и объяснить это можно известным, все растущим сходством между женщинами, которых мы любим одну после другой, сходством, проистекающим из стойкости нашего темперамента, потому что ведь это он их выбирает… Они, эти женщины, суть порождения нашего темперамента, отражения, опрокинутые проекции, “негативы” нашей восприимчивости». Одновременно Рассказчик ощущал и существенное отличие Альбертины от своей прежней подружки: «Я мог бы быть слепым и все-таки прекрасно знать, что она бедовая и что есть в ней что-то провинциальное; и бедовость и провинциальность звучали в ее голосе и проступали в кончике носа».

Альбертина «была одной из тех хорошеньких девушек, которые измлада благодаря своей миловидности, и в еще большей мере – благодаря своему всегда не совсем понятному обаянию, своей всегда не совсем понятной прелести, быть может питающимися запасами жизненных сил, которыми пользуются те, кого не так щедро одарила природа, везде – в кругу семьи, среди подруг, в свете – имеют больший успех, чем те, кто красивей, чем те, кто богаче их: она была одной из тех, от кого еще до их вступления в пору любви и в особенности – когда она для них наступает, требуют больше, чем требуют они, и даже больше, чем они могут дать». «Это притяжение ощущалось даже вдалеке, в более блестящем обществе, где танцевать павану Альбертину приглашали чаще, чем девушек более знатного происхождения. Эту бесприданницу, жившую бедно, на средства Бонтана, подозрительного типа, мечтавшего от нее отделаться, звали не только на обед, но и погостить люди… которые ослепляли своим величием матерей Розамунды и Андре, женщин очень богатых, но с ними не знакомых. Так, например, Альбертина жила по нескольку недель в год в семье председателя правления крупной железнодорожной компании.

Альбертина является поводом для интроспективного самоанализа Рассказчика. Покинутый Альбертиной, он посылает ей телеграмму, умоляя вернуться на любых условиях. В ответ он получает телеграмму от ее тетушки мадам Бонтан, в которой та сообщает, что Альбертина погибла, упав во время прогулки с лошади и ударившись о дерево.

«В облике Альбертины совместились черты Мэри Нордлингер, молодой англичанки, занимавшейся немного живописью и обожавшей кататься на велосипеде, а также актрисы Луизы де Морнан, возлюбленной одного из друзей писателя. С той и другой Пруст много встречался в первые годы века; Мэри помогала ему в его занятиях Рёскиным, Луиза внушила писателю довольно сильное чувство. По крайней мере так она полагала, когда вспоминала в 1928 году: “Между нами возникло нечто вроде любовной дружбы, где не было ничего ни от банального флирта, ни от открытой связи; со стороны Пруста это было очень сильное увлечение, в котором проглядывали, конечно, нескрываемые желания, с моей же стороны это была склонность более чем товарищеская, глубоко затронувшая тогда мое сердце” (Цитата по книге: Painter G.—D. Marcel Proust: Les anne'es de naturite', Paris, 1966, p. 23.)»