Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
12. ШКАТУЛКА С ГЕРБОМ ШТОКРОЗЫ
Сознание возвращалось медленно, и Тео вспоминался странный сон, в котором он был мешком картошки. Мокрой картошки, и обращались с ним довольно бесцеремонно.
Не открывая глаз, он попытался определить, где находится. Не у себя в хижине, это точно, поскольку кровать большая и мягкая. Но и с Кэт он больше не живет, стало быть, это не ее перины... если только их разрыв не был сном, наподобие того, картофельного.
Погодите-ка... Мешок с мокрой картошкой тащил на себе двуногий слон, а рядом все время жужжала пчела, разговаривая с ним своим тоненьким голоском. Значит...
Ничего это не значит. Просто ему снился полный бред.
«Нет, погоди. Летает, жужжит. Фея. Эльфландия. Кочерыжка!»
Тео раскрыл глаза во всю ширь, вспомнив свое ни в какие ворота не лезущее приключение. Он был укрыт огромным белым стеганым одеялом, а дальше торчала деревянная спинка большой кровати. Все бы хорошо, но за спинкой виднелась серая фигура размером с промышленный холодильник.
Тео, ахнув, укрылся одеялом с головой.
– Эй, Тед, скажи боссу, что он очнулся, – громыхнул голос, точно чугунную крышку люка протащили по булыжнику.
Тео порадовался, что ничего не видит: ему совсем не хотелось смотреть на это серое чудище, от которого он спрятался под одеялом.
– Вылезай, пупсик. – Наполняющий комнату голос отдавался в почках. – Я вегетарианка.
– Тебя вообще нет. Таких не бывает, – не совсем убежденно ответил Тео.
– Ишь, забавник, – хохотнуло чудище. – Вылазь давай. Босс сейчас позовет тебя к себе – может, тебе какую-нибудь жидкость надо отлить, или что там ваш брат еще делает, когда просыпается.
«Если я на что-то смотрю, это еще не значит, что я в это верю», – решил Тео и отодвинул краешек одеяла. Сделав это, он еле сдержался, чтобы не завизжать от страха: существо у его кровати придавало заезженному выражению «страшней войны» новое, свежее значение.
Вот, значит, во что превратится теперь его жизнь? Одна жуткая, невероятная вещь за другой? Сколько же это будет продолжаться?
Сморщенное, с обвислой кожей страшилище действительно было серым, но серым не однотонно, а с множеством разнообразных оттенков, как старые бетонные стены, подверженные долгому влиянию непогоды. На таких обычно нарастают целые слои граффити, одни поверх других. При взгляде на лицо серая шкура, однако, начинала казаться прямо-таки симпатичной. Крохотные красные глазки прятались под надбровными дугами, за каждой из которых мог бы спокойно стоять бармен. Между ними помещался бесформенный бугор – только место, занимаемое им на лице, и две ноздри позволяли догадаться, что это нос. Рот был приоткрыт в ухмылке столь устрашающей, что Тео невольно опять потянул на глаза одеяло. Серая лысая громадина сидела на полу, поджав ноги, но голова ее тем не менее находилась на высоте примерно пяти футов. А весит она, должно быть, как средних размеров автомобиль, мелькнуло в уме у Тео.
– Привет, – громыхнуло чудище и наклонилось к нему, хлопая веками, напоминающими изделия народной керамики. Его дыхание вполне могло бы исходить с тыльного конца трицератопса. – Меня Долли зовут. А ты для пупсика очень даже ничего.
Во второй раз он очнулся от ветра, которым овевали его чьи-то крылышки. Некто, стоя у него на подбородке, говорил сердито:
– Не смешно. Мне хочется залезть тебе в нос и не пожалеть три месяца на розыск твоих мозгов, чтобы вышибить их назад через ноздри.
– Уж и пошутить нельзя, – пробурчало чудище. – Все они неженки.
– Ему многое пришлось испытать. – Обмахивание прекратилось. – Ну давай же, парниша, приди в себя.
Тео открыл глаза.
– И не заглядывай мне под юбку, скотина. – Фея спорхнула с его подбородка и отлетела на ярд назад, вынудив Тео со стоном приподняться и сесть. Серое чудище по-прежнему сидело на полу с несколько пристыженным видом. Неудивительно, что Тео во сне принял его за двуногого слона.
– Погоди-ка. Как я сюда попал? Это ты... меня принесла? – Он сделал паузу. – И тебя правда зовут Долли?
– Чистая правда. – Она рыгнула со звуком, который опять отдался у Тео в почках. – И несла тебя тоже я, в очередь с моим братом Тедди.
– Тедди?!
– Так огры себя называют, – пояснила Кочерыжка. – В честь своих любимых детских игрушек. Но сентиментальничать по этому поводу не стоит: медвежонком Тедди у ее братца был настоящий живой медведь, которого он так любил, что затискал до смерти. И лучше тебе, парниша, не знать, что заменяло куколку нашей Долли.
– Правильно. Лучше не знать. – Тео огляделся, чтобы поменьше смотреть на серую великаншу Долли, которая снова заухмылялась. Все здесь было незнакомым и странноватым, кроме кожаной куртки, утешительно висящей на одном из столбиков кровати. Просторная комната походила на те, которые можно получить в пансионате типа «постель и завтрак». Тео и Кэт как-то останавливались в таком, когда ездили в Монтерей, и Тео удивлялся, сколько денег можно слупить с приезжих, пуская их ночевать в свою свободную комнату, если в вазе на камине у тебя сухой ковыль, а на стенке висят рыболовные снасти. Здесь на стенах висели драпировки из мягкой мерцающей ткани, а на столике у кровати стояло некое приспособление из стекла и дерева – часы-радиоприемник, по догадке Тео, хотя загадочных символов на треугольном циферблате было больше, чем цифр на стандартных часах. Однако здесь в отличие от комнаты в монтерейском пансионате и прочих комнат, которые не являются камерами, не было окон. Никаких отверстий для вентиляции тоже не было, не считая вделанного в одну из стен аппарата с шелковым экраном, похожего на кондиционер. Кондиционеры в Эльфландии? В голове не укладывается.
– Где я, собственно? – спросил Тео. – И что со мной такое стряслось?
– Ты прыгнул в реку, ни у кого не спросясь.
– Как это не спросясь? Ты сама мне велела! За нами гнались какие-то люди! – Нет, не люди, вспомнил он, а злобные эльфы. Это тоже часть проблемы.
– Спрашиваться надо было не у меня. Нельзя прыгать в чужую реку, не спросив разрешения. Невежество – это не оправдание. Взгляни на свою руку – нет, на другую.
Только теперь он увидел, что вокруг его левого запястья обвязан мокрый зеленый стебель. Тео попытался стряхнуть его, но стебель даже не шелохнулся. Ни разорвать, ни развязать его Тео тоже не смог – не трава, а суперпрочное волокно космической эры.
– Ты его не снимешь. Скажи спасибо, что отделался так легко. Это называется русалочья метка, и означает она, что за тобой большой долг. Мне пришлось здорово поторговаться, иначе тебя просто утопили бы, если не хуже.
– Хуже?
– Ладно, хватит вопросов. После объясню. Радуйся, что Дельфиниум и Маргаритка когда-то объединились и выгнали из реки всех зеленозубых, не то бы... ну, да на этом лучше не останавливаться. Зеленозубая, в отличие от обыкновенных русалок, не душит, а грызет. Поднимайся.
Тео перевел взгляд с неестественно прочных водорослей на парящую летунью. Ясно, что в этой проклятой стране ему никаких толковых ответов не получить. Придется усваивать все на лету.
– Я так и не понял, где мы.
– Это единственное место, где ты можешь находиться, оставаясь живым, – фыркнула Кочерыжка. – Дом Пижмы в фамильной усадьбе Маргариток – в Солнечной Коммуне, про которую я тебе говорила.
– Он малость того, наш босс, – вставила Долли. – Любит проигранные дела и всякие диковинки. Смертных, к примеру.
– Ну, любит – это немного сильно сказано, – возразила Кочерыжка. – Но этот ему для чего-то нужен, так что мы пойдем.
– Можешь его забирать, – пожала плечами Долли. – Я уже посмотрела, нет ли при нем чего недозволенного, прежде чем в постель его уложить. – Она одарила Тео еще одной улыбкой, и он впервые обратил внимание на то, что лежит не в джинсах и рубашке, а в чем-то среднем между пижамой и костюмом каратиста из скользкого серого шелка. – Он такой гладенький весь, – добавила Долли. – Мне понравилось – что-то новенькое по крайней мере.
Тео еще долго ежился, идя за Кочерыжкой по широкому, застеленному ковром коридору. Поверх шелковой ниндзя-пижамы он надел кожаную куртку – вид нелепый, но приятно иметь на себе хоть что-то родное. Все здесь, в общем, было не таким странным, как он ожидал: мягкие сапожки на меху, заботливо поставленные у кровати, оказались очень удобными, оштукатуренные стены коридора ничем не поражали глаз – светильники на них, правда, несколько вычурны, но сам свет...
– Электрические лампочки? – спросил Тео. – У вас в Эльфландии есть электричество?
– Я ничего в этом не смыслю, хотя мне много раз объясняли. Это наука, вот что. Магия.
Мозги у Тео до сих пор еще плохо шурупили, тем не менее он заинтересовался, почему в книге у Эйемона освещение газовое или даже керосиновое, как в викторианском Лондоне, в то время как сам он имеет дело с вполне современной бытовой техникой. Эйемон Дауд, похоже, промахнулся лет на сто, а то и больше.
Он устал от всех этих несообразностей, и ему хотелось домой. Сейчас он повидается с этим Пижмой, который так любит смертных, ответит на его вопросы. Может, ему нужна книга Эйемона? Испугавшись, что потерял ее, Тео ощупал карман куртки, но Долли, хотя и обыскала его без всяких церемоний, тетрадку оставила на месте.
Итак, он встретится с Пижмой, отдаст ему книгу, если она ему нужна – оставаться здесь только ради того, чтобы ее сохранить, определенно не стоит, а потом попросит Пижму отправить его домой. Теперь, после всего пережитого, он, Тео, станет совсем другим человеком. Наладит свою жизнь, даже, может быть, роман напишет и прославится. Использует идеи Эйемона и то, что сам видел... вряд ли это так уж трудно – писать в жанре фэнтези.
Творческие замыслы Тео прервала еще одна способная довести до инфаркта фигура, вышедшая из мрака в конце коридора. Пол слегка прогибался под ее весом.
– Привет, Комарик, – пророкотало чудище.
– Не подлизывайся, куча навозная, – почти любовно прощебетала Кочерыжка. – Мы к твоему боссу пришли.
Тедди, еще менее привлекательный, чем его сестра (если такое возможно), кивнул огромной башкой.
– Он вас ждет, заходите. А ты, пупсик, смотри без глупостей. Я тебя выловил из реки, могу и обратно закинуть – прямо отсюда.
Тео торопливо прошел за Кочерыжкой в скромно обставленную приемную – такой дизайн вполне устроил бы монаха-трапписта с артистическими наклонностями. Оглянувшись через плечо и убедившись, что его не слышат, Тео спросил:
– Огры все такие, как эта парочка?
– Не совсем. – Кочерыжка уселась ему на плечо. – Особо крупных мало кто соглашается в доме держать – уж очень страшны. – Она ущипнула Тео за ухо. – А Долли-то, мне сдается, влюбилась в тебя.
– Заткнись, а?
В комнату вошел мужчина лет тридцати с лишним, в длинном белом халате и с длинными белыми волосами, связанными в хвост. Смерив Тео холодным взглядом с ног до головы, он отвернулся и бросил через плечо:
– Входите.
– Это еще кто? – шепнул Тео Кочерыжке.
– Граф Пижма, ясное дело. И советую тебе повиноваться ему без рассуждений.
– Но ведь... – Кого он, собственно, ожидал увидеть? Добродушного старичка? Только потому, что Кочерыжка аттестовала Пижму как доктора?
Из аккуратной приемной они вступили в куда более хаотическое помещение. Тео вспомнились ранние дни компьютерной эпохи, о которых он знал только по фотографиям и журнальным статьям – когда персональные компьютеры первого поколения устанавливались в самодельные деревянные футляры, поскольку массового производства пластмассовых корпусов еще не наладили. Потом он присмотрелся получше и понял, что эта техника намного сложнее. Машины неизвестного назначения стояли повсюду, хотя предпочтение действительно отдавалось деревянным футлярам, не говоря уж о панелях со стеклянными трубочками вместо привычных кнопок и переключателей.
Пижма надел очки, чтобы разглядеть Тео получше. Очки увеличивали фиолетовые глаза эльфа, но не делали его более похожим на добродушного старого изобретателя – скорее уж на европейского концептуального художника, который старается соответствовать техно-минималистскому декору. Под лабораторным халатом – последний теперь казался Тео несколько претенциозным для спецодежды – виднелось что-то не менее белое. На свой ястребиный лад Пижма был весьма импозантен и даже красив.
«Он похож на ангела, который отказывает тебе в доступе на небеса, поскольку ты не забронировал место заранее», – решил Тео и протянул Пижме руку, чувствуя себя не совсем ловко.
– Здравствуйте. Я Тео Вильмос...
– Да. – Пижма кивнул, и Тео, подержав руку на весу, убрал ее. Кочерыжка тем временем слетела с его плеча и уселась на одну из полированных деревянных поверхностей, болтая ногами. – Ты опоздала на неделю, летуница. В чем дело?
На неделю? Тео взглянул на свое обвязанное водорослями запястье. Неужели он столько времени провалялся без сознания? Быть того не может. Или Кочерыжка просто слишком долго до него добиралась?
Летуница представила чисто технический отчет об их встрече со сборным мертвецом и прибытии на землю Шпорника, используя термины наподобие «утечка», «траектория» и «входное смещение». На волшебное путешествие в страну эльфов это никак не походило. Тео не мог не заметить, что его крошечная проводница держится сейчас совсем иначе. Вся из себя деловая, даже перебарщивает немного со специальными терминами – ни дать ни взять бригадир дорожников, объясняющий начальству, почему его бригада повредила силовой кабель.
– Хорошо, – прервал ее Пижма, щелкнув длинными пальцами, и снова посмотрел на Тео – не сердито, но и без особого человеческого тепла, скорее как на собаку гостя, чем на самого гостя. Он затратил столько трудов, чтобы доставить Тео сюда, а сам еще и словом с ним не перемолвился.
«Он не человек, вот в чем дело – какое уж тут человеческое тепло? И даже не очень похож на человека. Если этот лиловоглазый из тех, что сочувствуют смертным, то каковы же тогда их противники?» – с внезапным холодком подумал Тео.
Не бывать, видно, смертному в Эльфландии мистерам Популярность.
– Почему вы послали за мной? – спросил Тео.
Пижма вскинул тонкую, белую, словно кокаином проведенную бровь.
– Потому что я единственный, кто сумел вас найти.
– Это не совсем отвечает на мой вопрос, – подумав, заметил Тео.
– Подождите, пока я не закончу с летуницей. Ты имеешь сообщить еще что-нибудь? Нечто важное?
– Боюсь, что много всего. – Кочерыжка покинула свой насест и зависла в воздухе с весьма раздраженным видом. – Во-первых, этот мертвяк не оставит его в покое. Если он нашел его там, то и здесь найдет.
Пижма взглянул на нее поверх очков.
– По-твоему, я сам не способен разрешить эту задачу?
– Нет. То есть да. Разумеется, способны. Еще вот что: когда мы уходили с земель Шпорника, этот парень ухнул в реку. Поэтому я полетела прямиком сюда и послала Долли с Тедди принести его домой.
– В реку? Ты имеешь в виду Серую Быстрицу? Странно, что русалка позволила...
– Не позволила – то есть позволила, но не сразу. – Она приподняла левую руку Тео, чтобы Пижма мог видеть запястье. – Мне пришлось дать согласие пометить его.
– Это дело смертного, не мое, – пожал плечами эльфийский лорд.
– Это может помешать ему путешествовать.
– Возможно, ему не придется. – Новое пожатие плечами. – Заканчивай свой доклад.
– А когда мы наткнулись на охоту Шпорника, мне пришлось использовать собственные чары, потому что ваши я истратила раньше, сражаясь с тем чучелом. Ничего серьезного, небольшой отвод глаз, который я приобрела по дисконтной карте своей подруги, но это была моя последняя защита. Теперь у меня нет совсем никакой, сэр, – надеюсь, вы меня понимаете.
– Я, разумеется, компенсирую... – начал Пижма.
– Минутку, – перебила Кочерыжка и залилась краской – Тео заметил это даже на расстоянии нескольких футов. – Извините, что прерываю, сэр. Прошу прощения. Но вы только что сказали, что ему, возможно, путешествовать не придется. Могу я спросить, что это значит?
Этот вопрос Пижму явно не устраивал, но и обострять ситуацию он, видимо, не желал.
– Видишь ли, у нас кое-что изменилось.
– Что именно? – Кочерыжка переместилась чуть ближе к Тео, словно желая его защитить.
– Как я уже говорил – а возможно, и не говорил, – мне самому этот смертный не нужен. Его транспортировкой я занимался по желанию других особ. – Пижма грациозно опустился в низкое кресло. Тео только теперь заметил, что крыльев у знатного эльфа нет, как не было их ни у кого из охотников. Кажется, Эйемон писал что-то об эльфах высшего класса и крыльях. – Им интересуются некие лица в Городе, – продолжал Пижма, – группа, куда входят как Симбионты, так и Эластичные...
– То есть Вьюны и промежуточные, – пояснила Кочерыжка на ухо Тео, – противники Сорняков.
Пижма, обладавший, по-видимому, острым слухом, нахмурился.
– Должен сказать, что мне не нравятся эти грубые наименования. Наихудшая форма гоблинского просторечия. Мы, Эластичные, никакие не «промежуточные», не прослойка между двумя более динамичными партиями. Скорее уж эти две партии грешат экстремизмом, мы же представляем умеренное большинство, от которого зависит судьба всего нашего общества. – Сейчас он, как ни странно, казался Тео куда более человечным, и даже его бледные щеки слегка порозовели. – Как бы там ни было, кое-кто из моих соратников-эластичных счел нужным доставить сюда этого смертного...
– Я Тео Вильмос, а не «этот смертный».
– Доставить сюда мастера Вильмоса, – небрежно отмахнулся Пижма. – И хотя я занят множеством других, очень важных проектов, они убедили меня помочь. Я обязался доставить его... то есть вас... сюда, а один из молодых представителей дома Штокрозы, семьи видных Симбионтов и примерных граждан, несмотря на некоторую политическую наивность, – должен был приехать и проводить вас к вышеупомянутым заинтересованным лицам.
– И что же? – спросила Кочерыжка. – Они отменили встречу?
Пижма, помолчав, подошел к стеллажу с приборами, чьи мерцающие экраны не вызывали у Тео никаких аналогий со знакомой ему электроникой. Казалось, что они сделаны не из твердого материала, а из какой-то струящейся жидкости. Пижма провел пальцами над одним из экранов, отчего тот засветился, и закрыл его шторкой. Тео, хотя и не проникся к Пижме особой симпатией, не мог не любоваться им. Все жесты эльфа, даже случайные, казались, как и жесты охотников в лесу, тщательно отрепетированными, будто в балете. Можно подумать, эти эльфы проходят курс прикладной грации, как только родятся на свет.
Вслед за этим Пижма выдвинул ящик, достал оттуда серебряную шкатулку величиной с книгу в твердом переплете и поставил ее на стол. Кочерыжка подлетела посмотреть, и Тео, немного поколебавшись, подошел тоже.
– Я получил это вчера, – сказал Пижма. – Шкатулку мне принес стукотун, рабочий с нашего рудника, а ему ее передал некий незнакомый эльф, которого у нас в коммуне никто раньше не видел.
Шкатулку украшал узор из птиц и древесных веток, эмблема на крышке изображала цветок.
– Это ведь герб Штокрозы, да? – сказала Кочерыжка.
– Да, – кивнул Пижма. – Но не думаю, что мне прислали ее родные юноши, который собирался приехать за мастером Вильмосом. Взгляните. – Эльф откинул крышку, отчего в комнате запахло чем-то пряным и немного едким. Внутри на белых лепестках лежало что-то величиной с детский кулачок, завернутое в красную бумагу. – Это сердце, – сказал Пижма, – высушенное и начиненное рутой. – Он издал короткий сухой смешок. Лица его Тео не видел, потому что граф отвернулся. – Полагаю, что нам не стоит больше ждать вашего провожатого. Это все, что от него осталось.
– Как он это сказал, Боже правый! Точно ему все равно. – Тео сидел на кровати – ноги у него до сих пор еще дрожали.
Кочерыжка устроилась на предполагаемом кондиционере.
– Они не такие, как мы, Цветы эти. Эх, сказанула! Ты и подавно не такой.
Небрежность, с которой Пижма отпустил его, Тео воспринял едва ли не менее болезненно, чем известие о безвременной смерти посланника тех, кто питал к нему хоть какой-то интерес во всем этом безумном мире.
– Вот гадство. Как же мне быть-то теперь?
– Не знаю. Он сказал, что вечером побеседует с тобой еще раз. Ты не дави на него, Тео, мой тебе совет. Они все с придурью, Цветы, и торопить их не надо.
– Мне-то что. Я сюда не напрашивался, а теперь и вовсе не знаю, что делать. – Тео встал и начал ходить по комнате. – Как насчет того, чтобы отправить меня домой? Ты это можешь?
– Не могу, – потрясла головой Кочерыжка.
– Не можешь или не хочешь? – Тео повысил голос, испытывая стыд от того, что кричит на женщину размером с солонку. – Есть тут кому-нибудь дело до того, что меня попросту вырвали из нормальной жизни, не спрашивая согласия? Попросту похитили, Боже ты мой!
Долли просунула голову в дверь.
– Эй, пупсик, у меня от тебя уши болят. Сядь и веди себя тихо.
Тео сел, сцепив зубы. Он, конечно, зол, но не настолько глуп, чтобы ссориться с парой тысяч фунтов живого веса – кроме того, по словам Кочерыжки, эта громадина бегает в гору быстрее, чем большинство смертных под гору.
Летуница опустилась на одеяло рядом с ним.
– Мне жаль, что все так обернулось, но не будем передергивать. Я тебя не похищала, а только открыла дверь без подготовки, потому что большой и страшный бяка собирался высосать мозг у тебя из костей, даже не обглодав их при этом. И напустила его на тебя тоже не я – он сам явился. И силком я тебя, парниша, в ту дверь не выпихивала.
Тео посмотрел на нее и закрыл лицо руками.
– Да, конечно. Ты права. Извини. Ты... не сердись только. Поговори со мной. Может, вместе мы что-нибудь и придумаем. Почему ты не можешь отправить меня обратно домой? Ведь этот... зомби рано или поздно найдет меня здесь.
– Здесь тебе все-таки спокойнее, по правде-то говоря. Пижма хорошо защищен. И потом, отправить тебя назад не так-то просто – на это требуется много энергии, особенно если ты не хочешь, чтобы кто-то заметил. Если даже оставить в стороне эффект Клевера, послать кого-то в другой мир – это все равно что построить большой корабль. Отнимает много времени и труда.
– Но ты ведь это уже сделала один раз.
– Это все он устроил. У меня самой вряд ли получилось бы, даже если бы я не истратила свой лимит – я ведь не ученый, как граф Пижма.
– Если он ученый, то вроде доктора Менгеле*. Относится к людям, как к подопытным крысам. Раньше ты говорила, что он послал тебя, потому что сам не мог к нам отправиться. Почему не мог?
– Из-за эффекта Клевера. Был такой Цветок, тоже все науками занимался. Эффект действует с тех пор, как у нас не стало короля с королевой. Раньше мы путешествовали туда и обратно, когда хотели, хотя в одни места попасть было легче, чем в другие. Теперь каждый из нас может побывать в вашем мире только один раз, и обратно вернуться тоже. – Кочерыжка, сидя на одеяле, убрала с глаз рыжие волосы. – Называется «лимит». С вашей стороны это работает точно так же, если ты, конечно, не дух бестелесный вроде того, что хотел тебя убить – эти могут перемещаться сколько угодно и добывать себе плоть на месте. Короче, тебе, чтобы вернуться домой, нужен кто-то вроде Пижмы и его друзей.
– Выходит, я должен сидеть здесь и надеяться, что у твоего босса хватит волшебной фигни, чтобы уберечь меня от зомби, пока он не решит, что со мной делать?
– В общем-то да, как ни жаль.
Тео в изнеможении привалился к изголовью кровати.
– Как тебя только угораздило попасть на службу к такому, как Пижма?
– Я выросла в этой коммуне.
– Почему «коммуна», собственно говоря? Коммуна – это место, где все равны, так ведь? А здесь, похоже, всем заправляют Цветы, как и везде у вас.
– Это название сохранилось со старых времен. Маргаритки были радикалами когда-то, в Эру Первых Чудес. Они дорожат традициями, потому и сохранили старое название.
– Значит, ты здесь живешь?
– Не совсем так. Теперь я живу в Городе, но почти все мои родные так и остались здесь. Мы, Яблоки, арендуем фруктовый сад, и все, кто живет дома, в нем работают, даже Черенок и Семечко, которые по старшинству идут сразу после меня – они все время сбежать собираются, потому что терпеть не могут эту работу.
– Сад принадлежит вашей семье?
– Земля – нет, я уже сказала, – только деревья. Целых десять акров, больше тысячи, – с гордостью сказала летуница.
– А что это за деревья?
Фея закатила глаза.
– Меня зовут Кочерыжка, папу – Ранет, маму – Папировка, братьев – Кожица, Семечко и Черенок, одну из сестер – Шарлотка. Так какие же деревья, по-твоему, мы выращиваем?
– А, да. Понятно.
– Ну, ты ж у нас шустрый, прямо колибри.
– Я ведь просил не дразнить меня, – огрызнулся Тео. – Как может такое маленькое существо быть таким языкатым? Или вы, феи, все такие? Мама окунула тебя в реку Вредности, когда ты была младенцем?
– Очко тебе, парниша, – засмеялась она.
– Ты так и не объяснила, почему работаешь на Пижму.
– Ну да. Усадьбой здесь в коммуне владеет его кузен Зенион Маргаритка, и он же в парламенте заседает – у него мы и арендуем свой сад. Но Маргаритки по Цветочным меркам считаются вроде как вольнодумцами – поместьем управляют все сообща и другими интересующими их делами тоже занимаются вместе. Почти все решает сестра Зениона, Диспурния. Пижма и раньше пользовался моими услугами – в основном чтобы травы собирать. Он помешан на науке, но в травах не очень-то смыслит. В Городе я тоже исполняла его поручения, книги разыскивала, например, и разные редкие чары. С работой в Городе трудно, и когда он мне предложил это дело, я согласилась – он хорошо платит.
– Но почему же он не послал кого-нибудь... ну...
– Кого-нибудь побольше? Ладно, не прикидывайся, я знаю, что ты хотел сказать. Вот и видно, что ни шиша ты не понимаешь. Чем меньше входящий, тем меньше разрыв, а значит, и энергии меньше требуется. Спорю, что из-за моего рейса свет все равно везде вырубился.
– Значит, для отправки меня назад понадобится огромное количество энергии, помимо всего прочего? – вздохнул Тео.
– А ты думал. Это материя хитрая, потому и зовется наукой.
– Да, попал я, одним словом. – Тео почувствовал себя бесконечно несчастным. Говорят, что по дому можно скучать только в разлуке с ним – а как насчет целого мира?
Кочерыжка долго смотрела на него и наконец сказала:
– Знаешь что? Поговорю-ка я с Пижмой сама. Для Цветка он неплохой парень.
– То есть не бьет своих слуг до смерти? – уныло предположил Тео.
– Ладно, кончай себя жалеть. Сиди тут, я скоро. – Она взлетела с кровати и помедлила, как будто хотела сказать еще что-то, но потом раздумала и стрельнула за дверь.
Тео в полной депрессии встал и начал прохаживаться по комнате, трогая драпировки на стенах. Они ласкали кожу скорее как влага, а не как ткань. Потом он занялся предполагаемыми часами и долго разглядывал незнакомые знаки на их треугольном циферблате. Вылитые часы-радио. Может, музыку послушать, пока Кочерыжки нет? Ведь интересно же, какая у них тут музыка.
Он нажал на одну из серебристых выпуклостей в деревянном корпусе, но если это была кнопка, то за ее нажатием ничего не последовало. Тео нажал другую и в изумлении уронил прибор на кровать, услышав оттуда шепот, звучащий как вопрос на непонятном ему языке. Устройство подскочило пару раз, натянув провод до отказа, и шепчущий голос умолк.
Выждав пару минут, Тео взял загадочный прибор в руки и нажал третью кнопку. Это тоже как будто не произвело мгновенного действия, но вскоре он ощутил, что дерево у него в руках нагревается. Он вскрикнул и снова швырнул ящик на кровать. Оттуда уже шел дым, и Тео в панике поднял его за провод.
– Вот черт! Что делать-то? – Он говорил сам с собой – плохой знак. Старина Пижма не полюбит его за то, что он спалит фамильную усадьбу.
Окаянная штука продолжала нагреваться – Тео чувствовал это за целый фут. Он задом отодвинул кровать от стены в надежде добраться до розетки, продолжая держать прибор подальше от всего, что могло воспламениться. Пока он шарил за кроватью, корпус на шнуре качнулся и стукнул его по голове. Ощущение было точно как в тот раз, когда он схватился за один из фенов Кэт, не заметив, что тот включен, и Тео взвыл от боли.
В конце концов он взялся за провод около того, что походило на розетку – деревянный квадрат, вделанный прямо в стену, – и дернул, но провод не пожелал отсоединиться. Часы снова качнулись к нему, и прядь у него на виске завилась в тугой локон. Тео уперся бедром в спинку кровати и дернул еще раз, изо всех сил. Провод оторвался с громким «поп» и вспышкой голубовато-зеленого пламени. Теперь заполыхало огнем отверстие розетки, но вскоре оно затянулось деревом и исчезло.
На конце шнура болтался совершенно бесформенный, словно от слоновьего бивня отпиленный набалдашник.
Адская машина уже успела остыть.
Тео высунул голову в коридор. Кочерыжки не было уже около часа, и он места себе не находил. Лаборатория Пижмы, или как она там называлась, находилась в той стороне, но Тео не хотелось бы усугубить неприязнь эльфа к смертным, ввалившись к нему в неподходящий момент. Лучше пройтись в другую сторону. Он ведь как будто не в плену – хотя кто знает?
Тео постоял в коридоре, который почему-то показался ему длиннее, чем в первый раз. Интересно, велик ли сам дом? И что он собой представляет – главное здание этой самой Солнечной Коммуны или отдельное строение? Хорошо бы посмотреть в окно, а на воздух выйти было бы еще лучше.
В потолочном окне виднелся кусочек неба. Сейчас, по прикидке Тео, был ранний вечер, и цвет небесного овала подтверждал это предположение.
Не помешало бы, пожалуй, бросать позади себя хлебные крошки. Это напомнило Тео, что он пока еще ничего не ел и не пил в стране эльфов, кроме речной воды, да и то случайно. «Вот она цель, – решил он. – Пойду поищу, где тут кухня».
Это, как и следовало ожидать, оказалось куда труднее, чем он думал. Дом, в отделке которого отдавалось предпочтение белой штукатурке, казался очень большим и очень бестолково распланированным. Думая, что вот сейчас, повернув за угол, он попадет в главный коридор, Тео каждый раз оказывался в комнате вроде гостиной, с бассейном и живыми деревьями, растущими в отверстиях пола, или у входа в кладовую, уставленную мешками и жестяными коробками. Здесь явно хранились съестные припасы, но многие контейнеры шевелились на полках сами собой и даже повизгивали – Тео как-то не очень хотелось проверять, что там внутри.
Еще более странными были комнаты, исчезавшие прямо у него на глазах – особенно те, где имелись окна. Кусочек неба маячил перед ним в конце длинной анфилады, но стоило Тео дойти до последней комнаты, он оказывался в другом коридоре без всяких намеков на окна. Однажды он набрел на что-то вроде салона с широкими низкими диванами и занимающим всю стену панорамным окном, где успел разглядеть вершину лесистого холма, освещенную последними лучами заката, и розовеющие облака. Но как только Тео ступил в комнату, окно превратилось в глыбу отполированного черного камня. Приняв это за фокусы поляризации, Тео опять отступил за порог, но бывшее окно, красиво отражая свет, осталось при этом матово-черным.
Может, они не хотят, чтобы он увидел что-то снаружи? Или чтобы его кто-то увидел?
Он часто слышал чьи-то голоса, но на глаза ему никто не показывался. Однажды ему даже почудился за портьерой звонкий голосок Кочерыжки, но, откинув завесу, он наткнулся на глухую стену. Ему слышались низкие голоса огров и другие, еще более странные, но все они доносились непонятно откуда. Может быть, в деревянных стропилах скрывались вентиляционные шахты, проводящие не только воздух, но и звуки? Если так, то обнаружить их он все равно не мог.
Когда свет начал меркнуть, а потом погас совсем, Тео испытал момент невыразимого ужаса. Он замер на месте, как мышь перед открывшейся кошачьей дверцей. Окружившая его тьма казалась осязаемой, но еще плотнее была полная, абсолютная тишина – ни шепотов, ни гула, только тишина преждевременного погребения. Тео острее некуда осознал свое одиночество в совершенно чужом для него месте.
Может, у них такие отключения в порядке вещей? Или дело обстоит намного хуже? Он не смел двинуться с места. Ему вспомнилась картинка из детской книжки: Тезей в темном лабиринте, не ведающий, что за спиной у него навис Минотавр.
Тео не знал, сколько времени длилось затемнение, но наконец свет зажегся опять, и он обрадовался призрачным голосам, как пришедшим домой соседям за стенкой.
Возвращение света и звуков не решило, однако, других его проблем. Он прошел уже столько комнат, Что мог бы погрузить редакторов «Архитектурного обозрения» в нирвану, а настоящих архитекторов – в ступор; он видел поющие фонтаны, истекающие из живых, но лишенных коры деревьев, видел толстые ковры, неохотно отпускавшие его ноги и говорившие что-то ему тихими голосами, но так и не нашел ни кухни, ни своей собственной комнаты и не встретил ни единой живой души.
Растущая паника лишила его всякой стеснительности. Он остановился и закричал:
– Кочерыжка! Кочерыжка! – Если он действительно слышал ее голос сквозь толстую стену, то и она его может услышать. – Где ты? Ау! Кто-нибудь!
– Что вам угодно? – спросил женский голос, холодноватый и собранный, как у стюардессы, зачитывающей правила безопасности скучающим командированным в самолете. Тео посмотрел по сторонам, но не увидел ничего, кроме декоративного деревца в прямоугольной кадке.
– Вы где? – на всякий случай спросил он у дерева.
Здесь, в доме. – Спокойный голос, насколько он мог судить, исходил прямо из воздуха. – Вам требуется помощь?
– Думаю, да. А вы кто?
– Хоббани этого дома. Я знаю, вы гость графа Пижмы. Чем я могу вам помочь?
Так просто? Жаль, что он раньше не додумался.
– Не могли бы вы показать мне дорогу? Обратно в мою комнату, например?
– Разумеется. – В бестелесном голосе сквозил легкий намек на то, что ему жаль тратить свое время на такие пустяки.
– А как насчет того, чтобы выйти наружу?
– Из дома? – В голосе прорезалось чуть заметное раздражение. – Прошу прощения, но без графа Пижмы это невозможно.
– Ага. – Это уже о чем-то говорит – говорит даже больше, пожалуй, чем ему хотелось бы знать. – А кухня? Вы можете мне сказать, как пройти на кухню?
– Вы хотите пойти туда пешком?
– А как еще – на роликах, что ли? Или на вагонетке? Если это недалеко, могу и пешком.
– Я перенесу ее к вам, если пожелаете.
Час от часу не легче.
– Спасибо, я лучше сам.
– В таком случае дойдите, пожалуйста, до конца коридора и поверните направо, а затем сразу же опять направо.
– Отлично. Благодарю.
– Всегда рада служить вам.
Он не слышал, как она подошла, если она это сделала, но почувствовал, как она удалилась. Странное ощущение – как будто свет погас в доме, на который он смотрел, думая о чем-то другом.
Чертова магия. Весь этот мир на ней держится, а он ни фига в ней не смыслит. Ох и влип же он.
До кухни он добрался только с третьей попытки. «Поверните направо, а потом сразу опять направо», – сказала эта женщина, но он хоть убей не мог найти места для второго поворота. Решив придерживаться инструкции буквально, он вернулся к дереву в кадке, снова дошел до конца коридора и там повернул направо и еще раз направо, приготовясь стукнуться носом о стену – но стена вдруг расступилась перед ним.
Огромная теплая кухня со светлыми стенами и темным плиточным полом сверкала ярко начищенной медной посудой. Над большой блестящей плитой стояло на табуретке маленькое жесткошерстое существо – оно выкрикивало распоряжения куда-то в потолок и работало руками, как дирижер оркестра. За обеденным столом сидели другие персонажи – меньше десятка, но гораздо больше на вид, поскольку двое из них были ограми.
– Эй, пупсик! – крикнула Долли, чем привела медные кастрюли на крюках в состояние вибрации.
– Здорово, сосед, – пророкотал Тедди.
Их сотрапезники с интересом разглядывали застрявшего в дверях Тео – ростом с маленьких детей, круглолицые и весьма похожие на людей. Из-за их одинаковой серой униформы вся сцена напоминала обеденный перерыв в какой-нибудь инопланетной столовке. У коротышек были кустистые брови, а у мужчин – уж в этом Тео вряд ли ошибался – большие лохматые бороды.
– Можно мне войти? – спросил он.
– Само собой, – весело ответила Долли. – Мы тут как раз про тебя говорили.
– Это ты говорила, а я ел. – Тедди издал звук наподобие мусоровоза, поднимающего полный бак.
– Свет погас только там, где я был? Или у вас тоже? – Тео неожиданно для себя обрадовался этой парочке уродов.
– Последнее время это постоянно случается, – сказал Тедди. – На станции одни сачки работают. На студень бы их пустить.
– Есть хочешь? – спросила Долли у Тео.
– Если только не студень, – ответил он.
– Давай присоединяйся. – Она придвинула поближе хлебную корзинку и потеснила локтем брата, очистив для Тео кусочек скамьи между двумя их могучими серыми телами. Маленькие человечки смотрели во все глаза, как Тео втискивается туда.
«Все равно что поставить велосипед между двумя самосвалами. Если кто из них дернется, от меня только мокрое место останется».
– Сказать по правде, я здорово проголодался.
– А тебе разрешено принимать пищу? – спросила Долли. Человечки перешептывались.
– Не понял.
– Разве со смертных не слетают головы, когда они отведают нашей еды?
– Что-что?
– Ладно тебе, Долл, – вмешался Тедди. – Ничего с них головы не слетают. Просто они делаются все красные, и дух из них вон. Не только от еды. Они еще могут не тот камешек положить в рот или перескочить не через ту ветку. Мало ли от чего смертный может тут помереть.
Тео, протянувший руку за ломтем хлеба, отдернул ее.
– Это вы шутите так, да?
Один из человечков напротив влез на скамью, сравнявшись с Тео.
– Они тебя разыгрывают, недомерок. – Голос у него звучал так, словно он только что выиграл чемпионат по дыханию гелием. – Смертные не умирают от нашей еды, они просто не могут больше вернуться к себе в Морталию.
– В Морталию? – повторил другой.
– Ну да, в страну смертных.
– Много ты понимаешь, брауни. – Тедди, похоже, рассердился, но человечки, учитывая, что он мог запихнуть полдюжины из них в рот одним махом, не слишком встревожились. – Все вы круглые дураки. Нам про это мама рассказывала. Про смертного мальчика, которого звали Перси Фон. Он намазался салом и пролез в щелку из ихнего мира в наш, а потом съел гранит и помер*.
– Смертные камни не едят, дубина, – фыркнула Долли. – Правда ведь, Пупсик? Ты ведь камни не ешь?
Тео, несмотря на муки голода, расхотелось даже прикасаться к съестному. Слетевшая с плеч голова – достойное завершение нынешнего дня. Ему не совсем в это верилось, но рисковать тоже не стоило – вдруг он и правда не сможет потом вернуться домой?
– Нет, – сказал он. – Камни мы не едим.
– Шибко умная, да? Ну, значит, это не гранит был, а что-то другое, похожее. Он его съел и хотел вернуться домой, а потом упал и помер.
– Ты сказал, что они сначала красные делаются, – напомнила Долли.
– Он упал, покраснел весь и помер.
Тео сидел и слушал сквозь урчание в желудке, как они спорят у него над головой. Брауни, кажется, находили все это крайне забавным.
