Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава 4
В это самое время в нескольких десятков стадиев от апельсиновой рощи, за которой начинался лес, таивший в себе прохладную запруду и маленький грот, на высокой Троянской стене караульные несли свою обычную службу.
Все последние годы воины дежурили по двое на участке стены протяженностью в четыре сотни локтей – так, чтобы каждая пара караульных видела соседнюю пару.
Жара сморила дежурных, и они, прохаживаясь по каменной дорожке между невысокими поребриками, старались поскорее добраться до одного из выступов, к которым поднималась с внутренней стороны лестница – чтобы, по очереди сбежав на несколько ступенек вниз, немного постоять в тени.
Со стены в том месте, где располагались громадные Скейские ворота, открывалась Площадь Коня, и воины видели сооруженные на ней солнечные часы. Они показывали немного заполдень. Этой смене оставалось нести караул четыре часа, что вовсе не радовало воинов, но они старались об этом не думать – война приучила всех относиться к караульной службе очень серьезно... И все же им было муторно – солнце палило, дрожащий от зноя воздух утомлял глаза, и они топали взад и вперед лениво и медлительно, сдвинув на затылок шлемы и даже не глядя на свои сложенные у поребрика щиты и луки, которые им, следуя приказу, нельзя было даже выпускать из рук.
Шаги, прозвучавшие на ступенях лестницы, заставили караульных поспешно метнуться к своему оружию, подхватить его, продеть руки в ремни щитов и поправить шлемы так, чтобы они, как и положено, полуприкрывали их лица. Они узнали эту легкую и одновременно твердую поступь и не ждали ничего хорошего в случае, если их застанут за небрежным исполнением службы...
– Слава тебе, Гектор! – воскликнул один из караульных, не только с искренней радостью приветствуя своего военачальника, но и предупреждая громким возгласом соседнюю пару охраны, чтобы и те успели вооружиться, как полагается.
Впрочем, троянский полководец давно уже знал все эти «военные хитрости».
– Молодец, Аквин! – проговорил он, широкими шагами одолевая последние ступени и поднимаясь на стену. – Ты прав: я мог застать твоих товарищей врасплох, и уж им бы не поздоровилось, если их шлемы и оружие валялись в стороне, а не были при них. Только, думаю, еще хуже было бы, если бы их застали врасплох враги.
– Да какие враги, Гектор? – проговорил второй караульный. – На равнине пусто, как на тарелке, вымытой после трапезы. Ахейцы сейчас присмирели – мы задали им третьего дня славную трепку! Едва ли они решатся напасть на нас.
– Едва ли, – кивнул троянский герой. – Едва ли, покуда Ахилл в ссоре с Агамемноном и не участвует в битвах. А если они помирятся? Да и в любом случае, нам нельзя быть беспечными.
С этими словами он подошел к краю стены, поставил ногу на поребрик и стал внимательно осматривать равнину.
Гектору к этому времени минул тридцать один год. Он уже достиг полного расцвета своей неслыханной силы и поистине выдающейся мужской красоты. Громадный рост, идеальное сложение, когда при очевидной исполинской силе в фигуре героя не было ни малейшей тяжести или грузности, точные и стремительные движения, царственность осанки, – все в Гекторе восхищало и привлекало внимание.
Его лицо было под стать общему облику – тонкое, умное, с почти идеально правильными чертами и будто освещенное тем скрытым огнем, который выдает силу, куда большую, чем сила железных мускулов. Высокий чистый лоб молодого человека прочерчивали черные, будто вырезанные из полосок драгоценной ткани брови. Карие удлиненные глаза смотрели спокойно, а в последние годы, в годы войны и бесконечных потерь, их взгляд стал суровым. Как все троянские мужчины, не достигшие преклонного возраста – «возраста мудрости», он не носил бороды, и его твердый, чуть выступающий подбородок подчеркивал выражение жесткой, непреклонной решимости.
Лицо героя обрамляли роскошные волосы, черные, сверкающие, густо-волнистые, слегка вьющиеся, как почти у всех Приамидов. Сзади они свободно опускались на шею, касаясь плеч, а надо лбом их подхватывал серебряный с чернью обруч. Этот обруч да неширокий браслет такого же червленого серебра, надетый на левую руку выше локтя, были единственными украшениями троянского героя. В Трое многие мужчины носили серьги, и Гектор носил их в юности, но теперь дырочки в его ушах заросли. Его одежда тоже была проста: черный, до колен хитон – сшитый, однако, из дорогой и тонкой ткани, со скупой отделкой, подхваченный кожаным поясом, да сандалии с военной высокой шнуровкой составляли весь наряд знаменитого полководца. Впрочем, в такую жаркую погоду едва ли разумно было надевать на себя что-то еще...
Гектор долго, не отрываясь, смотрел на раскаленную равнину, поворачивая голову то вправо, то влево. Ничто не изменилось, со вчерашнего дня явно ничего не произошло, не появилось ни одного подозрительного предмета.
Троянский герой вздохнул и снова посмотрел на стражников.
– Воины ночной смены говорили, что в лагерях ахейцев как будто было больше костров, чем всегда, – сказал он – Никто не заметил утром чегонибудь необычного?
– Нет, – подумав, ответил Аквин. – Дымов и точно, было много. Но я думаю, они вчера охотились: из лесу доносились крики и лай собак.
Видно, им повезло, они набили дичи, вот и хотели за ночь нажарить и накоптить побольше мяса – в такую жару его можно и до утра не сохранить.
– Это верно, – голос Гектора звучал задумчиво. – Да, нам сейчас на охоту не выйти... Однако, не слишком они напуганы после недавней битвы, если охотятся так близко к городу! Жалко, я не знал – мы бы их перехватили. Хотя, впрочем, – и тут он нахмурился, – это могла быть ловушка: однажды, шесть лет назад, нас уже заманили таким образом в лес. А теперь скажите мне: кто из военачальников обходил с утра стены?
– Полит, – ответил младший из воинов. – Он и расставлял нас всех в караулы.
– А Париса вы не видели? – нахмурился Гектор.
– Сразу после восхода? – простодушно воскликнул юноша. – Да разве Парис когда-нибудь встает так рано?
Он осекся, заметив испуганный жест своего товарища. Но если Гектор и был разгневан такой неучтивостью в отношении царевича, своего брата, то не счел нужным это показать. Он как бы не обратил внимания на слова воина.
– Хорошо, – герой повернулся и глянул на площадь, на солнечные часы. – Сегодня очень жарко, поэтому я приказал, чтобы через час вас сменили. Дневные дежурства в эти жаркие дни будут короче.
– Слава великому Гектору! – радостно воскликнули оба воина.
– Хорошо, хорошо, не надо так громко, – усмехнулся полководец.
Я пройду вдоль всей стены и, когда закончу обход, как раз начнется смена караула.
Он зашагал по стене от поста к посту, проверяя, все ли на месте, и попутно заглядывая в стоящие через каждые двести шагов глиняные кратеры: в них три раза за день рабы наливали свежую воду, чтобы несшие дежурство воины не испытывали жажды. Кратеры были прикрыты толстыми крышками, дабы вода в них не нагревалась и не испарялась, а рядом с каждым кувшином лежал деревянный черпак.
Осматривая равнину, лес, предгорья, с юга и с запада близко подступающие к городу, Гектор то и дело бросал взгляд в другую сторону, на обнесенный этими мощными стенами город.
Троя дремала, как обычно в жаркий полдень, полупустая. По ее улицам, в той части, где жили люди состоятельные и знать, двигались только одинокие фигуры рабов и рабынь, выполнявших какие-то поручения, либо шедших в верхний город за покупками, либо спешивших в один из храмов – принести жертвы, покуда хозяева отдыхали и не нуждались в них. В верхнем городе движения было куда больше: работали мастерские и лавки, в небольших садиках, появившихся на свободных участках улиц за годы войны, хлопотали их хозяева, поливая деревья либо собирая созревшие гранаты, маслины или персики. Дети с шумом носились по улочкам ремесленной части Трои – их жара не пугала. Иной раз какой-нибудь мальчишка, завидев на городской стене всем хорошо знакомую фигуру Гектора, махал ему рукой и приветственно кричал, и остальная ватага вслед за ним принималась вопить: «Эвоэ! Слава Гектору!».
Но все это мало походило на бурную жизнь великого города в прежние, довоенные годы. Гектор хорошо помнил Трою радостной и полной движения, помнил, как шумели даже в эти жаркие дневные часы базары верхнего города, теперь почти пустые – в город давно не приезжали купцы, помнил, сколько людей шло в храмы, как толпилась на площадях молодежь, устраивая игры и затевая споры, а то кто-нибудь принимался сочинять песенки, аккомпонируя себе на лире или ударяя в тимпан.
Теперь на пустых улицах жила лишь память об этом.
Герой закончил обход, проверил, явилась ли смена караула, которую привел его брат Полит, и спустился по той же лестнице вниз, в город.
Он прошел через Скейскую площадь и, дойдя до невысокого белого храма Афины Паллады, быстро поднялся по ступеням. В храме дымился жертвенник, и молодой жрец завершал обряд жертвоприношения, а две женщины, принесшие сюда драгоценное сандаловое масло, просо и белого ягненка, только что поднялись с колен и поправляли свои покрывала, собираясь уходить.
– Пойдем, Эфра, – произнесла одна из них серебристым, мягким голосом. – Я слышала, как прошли мимо храма воины, значит уже поменялся караул, и Гектор вот-вот придет за мной.
– Я уже пришел, Андромаха, – произнес герой и, преклонив колени перед жертвенником, низко поклонился, а затем встал.
Женщина, та, что говорила, подбежала к нему, не замечая, что ее светлое покрывало соскользнуло на плечи, открывая чудесную головку, украшенную большим узлом волос цвета темной меди. Эта строгая прическа, подчеркнутая простотой небольшой серебряной диадемы, очень шла к прелестному, совсем юному личику двадцатилетней женщины, к ее нежной светлой коже, абрикосовому румянцу, к ее изумрудно-зеленым, большим загадочным глазам. Андромаха была среднего, скорее даже небольшого роста, и когда Гектор опустился на колени, она оказалась с ним вровень, когда же они стояли рядом, ее голова была ниже его груди. Тоненькая, хрупкая, вся будто светящаяся, она выглядела лепестком розы на его ладони. И в ее глазах, обращенных к мужу, было столько радости, восторга, детской неподдельной любви, что потеплело бы и самое холодное сердце, а сердце Гектора никогда не было холодным. Он тоже любил свою жену Андромаху, любил и безгранично верил в ее любовь. И это был тот случай, когда святому доверию мужчины ничто не угрожало.
– Пойдем, моя хорошая, – он обнял жену и ласково кивнул ее рабыне Эфре, в это время собиравшей в корзинку кувшинчики изпод масла и проса и лепестки с цветочных гирлянд, которыми они украсили алтарь и статую богини Афины.
Андромаха прижалась к мужу, обвив гибкой рукой его талию – как ни велик был Гектор, его талия была достаточно тонкой, чтобы молодая женщина могла его обнять.
– Что на стене? – спросила Андромаха, когда они вышли из храма. – Все ли сегодня в порядке?
– Как обычно, – ответил Гектор – Все как обычно, как все эти годы, и именно это плохо. Люди от этого дико устают. Идем, я хочу позавтракать с тобою вместе, а потом у меня много дел.
