Осужден пожизненно

Глава 11. ОТКРЫТИЯ И ПРИЗНАНИЯ

Все почувствовали этот толчок, и Пайн, который наблюдал за тем, как заковывали в кандалы последних мятежников, сразу разгадал причину.

– Слава богу! Наконец-то подул бриз! – воскликнул он.

И пока избитого, окровавленного и связанного Габбета стаскивали по трапу, доктор поспешил на палубу, чтобы посмотреть, как будет вспенивать воду «Малабар», гонимый бризом, делая пятнадцать узлов в час.

– Эй! Зарифить марсели! Убрать с марса вахтенных! Свернуть бом-брам-стеньги! – командовал со шканцев Бест.

Среди всеобщей суматохи Морис Фрер давал краткий рапорт о происшедшем, стараясь обойти вопрос о собственном своем упущении.

Пайн нахмурил брови.

– Вы думаете, что служанка участвовала в заговоре?

– Нет, ни в коем случае! – вскричал Фрер, желавший увести следствие в сторону. – Разве она могла участвовать в заговоре? Заговор! Она ведь подхватила тиф.

И действительно, открыв дверь каюты, они нашли Сару Пэрфой лежащей, там, где она упала четверть часа назад. Ни ружейные выстрелы, ни лязг сабель и крики на палубе не привели ее в сознание.

– Надо где-то еще устроить лазарет для тифозных, – сказал Пайн, недобрым взглядом окидывая неподвижную фигурку, распростертую на полу. – Хотя, по-моему, она не в таком уж тяжелом состоянии, черт бы се побрал! Сдается мне, что это она заварила всю кашу. Ничего, скоро я во всем разберусь. Я предупредил этих парней: если к утру они не признаются, то по прибытии в Хобарт-Таун каждый получит по шесть дюжин плетей. У меня просто руки чешутся наказать их поскорее. Подержите-ка ей голову, Фрер, надо вынести ее отсюда, прежде чем явится Викерс. Какой же вы, ей-богу, дурень! Я знал, что на корабле с женщинами хлопот не оберешься! Удивляюсь, что миссис Викерс до сих пор сидит в своей каюте. Эй, осторожней в дверях! Ну, что вы на самом деле? Можно подумать, что вы ни разу в жизни не обнимали девушку! С чего это у вас такой перепуганный вид? Не бойтесь, – я никому не скажу.

Поторопитесь, пока не пришел этот маленький пастор. Священники болтливы, как старые девы.

Бормоча подобную ерунду, Пайн помог Фреру донести Сару Пэрфой до ее каюты.

– Ей-богу, она красивая девушка, – сказал он, оглядывая профессиональным взглядом врача ее неподвижно лежащую фигурку. – Не удивляюсь, что вы сваляли дурака по ее милости. Между прочим, вы ведь тоже могли заразиться. Но теперь, с божьей помощью, бриз выветрит с корабля всю заразу. А этот старый болван Блант туда же, как ему не стыдно, в его-то годы!

– Что вы хотите сказать? – поспешно спросил Фрер, услышав чьи-то приближающиеся шаги. – При чем тут Блант?

– А, не знаю, – отмахнулся Пайн. – Он тоже приударял за ней, как, впрочем, и многие другие.

– О да, как многие другие, – подхватил Фрер, притворяясь равнодушным.

– Она ведь строила глазки всем мужчинам на корабле, – и Пайн рассмеялся. – Я сам видел, как она однажды целовала солдата.

Морис Фрер вспыхнул. Опытный ловелас был одурачен и, быть может, высмеян. Он не сомневался в том, что покорил черноглазую служанку, а оказалось, что это она обвела его вокруг пальца и, вероятно, даже посмеялась над его ухаживаниями вместе со своим любовником-солдатом. Неприятно думать об этом, и все же, как ни странно, представив себе вероломство Сары, он не почувствовал к ней неприязни. Бывает такая любовь, если только ее можно назвать любовью, – которая расцветает от дурного обращения. Но тем не менее он выругался с чувством, похожим на негодование.

Викерс столкнулся с ним в дверях.

– У капитана Бланта тиф. Бест зашел в его каюту и услышал стоны. Пойдемте, надо посмотреть, что с ним.

Командир «Малабара» лежал на своей койке в неловкой позе, как это бывает с людьми, спящими в одежде. Доктор наклонился над ним, потряс его за плечо, расстегнул воротничок.

– Он не болен, он пьян! Блант, проснитесь! Но командир продолжал лежать неподвижно.

– Хм… да! – проговорил Пайн, нюхая разбитый стакан. – Что это? Какой-то странный запах. Ром? Нет, не ром. Господи, да это же опиум! Кто-то здорово над ним подшутил.

– Не может быть!

– Тем не менее это так. – И доктор хлопнул себя по бедру. – Все та же чертовка! Это она опоила его, как опоила бы всякого (Фрер бросил на него умоляющий взгляд)… всякого, кто клюнул бы на эту удочку. Доуз сказал правду, сэр. Она замешана в заговоре. Могу под присягой поклясться, что это так.

– Что вы говорите! Служанка моей жены? Чепуха!

– Чепуха! – повторил Фрер.

– Нет, далеко не чепуха. Убитый солдат, хм… как «го там, Майлс, кажется. А впрочем, неважно. Теперь это уже не имеет никакого значения.

– До утра они все сознаются, – сказал Викерс, – тогда и посмотрим. – И он отправился в каюту своей жены.

Миссис Викерс открыла ему дверь. Все это время она просидела у койки дочери, прислушиваясь к стрельбе, безропотно ожидая возвращения мужа. Праздная, кокетливая и строптивая Джулия Викерс в критические минуты жизни проявляла стойкость и мужество, свойственное женщинам ее типа. Она зевала над книгой, если это не была чувствительная любовная история, она пыталась завлекать юнцов, годящихся ей в сыновья, напуская на себя смешную наивность, а при виде паука или лягушки взвизгивала, как девочка, и тем не менее она могла достойно перенести испытания, которые под силу только крепкому мужчине.

– Ну что, все окончилось благополучно? – спросила она.

– Да, слава богу, – сказал Викерс, останавливаясь в дверях. – Теперь все в порядке, хотя мы были на грани катастрофы. Как Сильвия?

Девочка лежала в постели. Ее светлые волосы разметались по подушке, маленькие ручонки беспокойно шевелились.

– Ей немножечко лучше, хотя она сильно бредила.

Алые губки раскрылись, и голубые глаза, блестевшие ярче обычного, блуждали по стенам невидящим взглядом. Звук отцовского голоса пробудил ее сознание, и она зашептала молитву:

– Боже, спаси папу и маму и всех, кто на корабле. Боже, помоги мне стать хорошей девочкой, ради Христа. Аминь.

Слова безыскусной детской молитвы были так трогательны, что Джон Викерс, который десять минут назад готов был ради спасения корабля бестрепетно подписать самому себе смертный приговор, почувствовал, что глаза его наполняются слезами. Контраст был разительный. Среди пустынного океана, за сотни миль от суши, на охваченном тифом арестантском корабле, в окружении преступников, воров и убийц детский голосок невинно и доверчиво взывал к милости неба.

Спустя два часа, когда «Малабар», избежав грозившей ему катастрофы, резко рассекал морскую зыбь, мятежники через своего доверенного Джеймса Ветча передали командованию свои признания: «Мы просим прощения и надеемся на помилование. Только страх перед тифом толкнул нас на бунт. Сообщников у нас не было ни в тюрьме, ни на воле. Еще мы хотим добавить, что зачинщиком мятежа был Руфус Доуз».

Такова была месть Габбета-Верзилы, который догадался, от кого исходили сведения, приведшие к провалу всего заговора.