Кровь драконов

Другие дороги, другие дни

Огонь трепетал, танцевал и ластился. Он нетерпеливо касался закопченных стенок никогда не чищеного очага, жадно облизывал потрескивающие дрова, ласкал железную, черную как ночь решетку… Огонь был другом. Он дарил тепло. Он успокаивал. Он надежно хранил тайны… Одна из них как раз сейчас превращалась в угольки.

Девочка поворошила золу кочергой, припрятывая предательски уцелевшие остатки: несколько спекшихся бусин, стеклянная пуговица, почти расплавленное колечко из дешевого мягкого металла… То-то Шаррона теперь разозлится, не обнаружив своего сокровища! Девочка мимолетно улыбнулась, предвкушая, и машинально потерла синяк на скуле – огромное, безобразное лиловое пятно, появившееся на ее лице благодаря злючке Шарроне. И это тогда, когда девочку пригласили на Прощальную ярмарку в городе!

Смутный переполох в глубине дома заставил ее насторожиться и прислушаться.

«Где эта маленькая дрянь?! – донесся плачущий женский вопль, – Вы посмотрите только, что она натворила!.. Да?! А кто же еще?!.. Пустите, я ей глаза выцара… Пусти!» – вопль взметнулся до истерического визга и грохот в глубине дома опасно приблизился.

Девочка не стала дожидаться расплаты, а привычно скользнула в темный закуток за очагом. О его существовании помнила только она и использовала как убежище в подобных ситуациях. Надо ли говорить, что похожие ситуации возникали частенько…

Комната наполнилась возбужденными людьми, пытающимися сдержать разъяренную фурию – высокую молодую женщину с размазанной по лицу косметической краской. Искаженная ненавистью физиономия заметно уродовала ее, но в обычной обстановке, наверняка, не один мужчина внимательно глядел ей вслед. Да что там, если говорить открыто, не один мужчина платил хорошие деньги, чтобы провести с нею пару часов. Потому что лишь совсем неискушенный наблюдатель, увидев эту толпу кричаще одетых и аляповато накрашенных женщин, не догадался бы, где происходит дело.

Женщины принялись разноголосо вопить и скандалить, как-то незаметно забыв, зачем они примчались сюда и лишь появление новых действующих лиц заставило их умолкнуть, да и то, только после резкого окрика хмурой седовласой дамы, облаченной в строгое темное платье. Женщины стихли, поспешно поправили пострадавшие прически и кокетливо заулыбались, привычно выставляя свои прелести, поскольку вместе с седовласой в дверь вошло целых три мужчины, и судя по внешнему облику, отнюдь не оборванцев. Добротные костюмы, уверенные лица, твердые взгляды… Может быть слишком твердые, для приличных людей, но заведение моны Каримы не отличалось фешенебельностью, и ее девочки не привыкли привередничать.

Но к величайшему всеобщему разочарованию мужчины, за исключением одного, самого толстого, даже не взглянули в сторону кокеток. А единственный, кто заинтересовался, выбрал, естественно эту стерву Шаррону, проигнорировав даже слой размазанной косметики на ее мордашке. По знаку седовласой Каримы недовольные женщины скрылись, а двое оставшихся мужчин устроились в деревянных креслах у очага. Девочка, лишенная возможности незаметно исчезнуть, притихла. Но и ее тоже поджидал сюрприз. Карима подошла к очагу и постучала по решетке:

– Крошка, я знаю, что ты там, вылезай!..

Встревоженная девочка перестала дышать, затаившись и надеясь, что Карима пошутила или просто лишний раз страхуется. В детстве ее часто обманывали подобным образом. Но мона Карима снова постучала по решетке, на этот раз сильнее и обойдя очаг, заглянула за каменную кладку:

– Выходи, милая. Эти люди хотят поговорить с тобой… – и добавила свистящим шепотом: – Вылезай, мерзавка, иначе вытащу за космы…

Сердце девочки замерло на целую вечность, замороженное ужасом, а потом забилось часто, неровно, толкаясь в ребра. И каждый толчок отдавался резкой болью. Девочка знала, что рано или поздно случится нечто подобное, что она услышит роковой зов, что это произойдет обязательно и с ней, как со всеми остальными, в конце концов, она росла в публичном доме, а не в оранжерее и глупо было бы надеяться… Но она надеялась до сих пор.

– Вылезай! – прозвучал третий строгий оклик, и девочка завозилась, выбираясь наружу. Деваться все равно некуда.

Выбралась, отряхнулась, не глядя ни на кого, вскинула надменно подбородок. Зеленые глаза стрельнули вокруг и погасли лишь тогда, когда их обладательница убедилась – пути к бегству перекрыты. Карима заранее все предусмотрела и заперла лишние двери. Уж она-то знала нрав своей воспитанницы.

– Малышка, – проговорила Карима почти ласково, поправив складку на помятом платье девочки. – Эти добрые люди хотят, чтобы ты спела для них…

– Что?! – хрипло переспросила пораженная девочка. Ей показалось, что она ослышалась.

– Люди рассказали им о твоем чудесном голосе, и они пришли послушать, как ты поешь… – сообщила Карима, вкрадчиво улыбаясь молчаливым посетителям.

Девочка изумленно моргала. Пришли в публичный дом послушать пение?.. С другой стороны, куда же им еще идти, если она здесь живет? Девочка на всякий случай с сомнением посмотрела на молчунов в креслах и увидела отчетливый кивок одного из них. Что ж, если они так хотят… Возможно, это только вступление к дальнейшему. Сердце болезненно трепыхалось.

Девочка встала поближе к огню, чтобы хотя бы со спины чувствовать себя защищенной, сжала кулаки, спрятав их в складках юбки, подумала несколько мгновений, выбирая песню и стараясь немного успокоиться, иначе, голос не послушается ее, а потом запела.

Нет, что бы ни случалось, что бы не происходило с девочкой, голос – звонкий, сильный, покорный – никогда не изменял ей. Петь она начала так давно, что не помнила, как это случилось впервые. Ей временами казалось, что даже в колыбели она пела. Пела так, что люди вокруг бросали свои дела и слушали только ее. Никто никогда не учил ее владеть голосом, но она знала как это делается инстинктивно. Тарита, которая в отличие от самой девочки помнила момент ее появления в заведении моны Каримы, говорила, что хозяйка согласилась купить у оборванцев-родителей их трехлетнюю дочь лишь из-за ее необычного голоса. Кариме казалось, что это может привлечь внимание клиентов к ее заведению. Но она ошиблась. Клиентов, как правило, не особенно интересовало музыкальное сопровождение. Да и девчонка оказалась чрезвычайно строптивой. Так что последние несколько лет Карима чаще жалела, что взяла в дом эту хамку. Редкую радость ей доставляли только выезды девочки на городские ярмарки, откуда она привозила денег зачастую больше, чем иная девица заработает за неделю. Люди слушали маленькую певицу. И платили деньги за ее талант. Но Карима чуяла, еще год-два и своенравная девчонка, скорее всего, сбежит однажды ночью. Поэтому появление этих двух сумрачных типов с, безусловно, интересным предложением было как нельзя кстати. Если девчонка им понравится, они обещали сумму, какой Кариме с лихвой хватило бы на ремонт старого здания, где щели в полах были такими, что крысам приходилось перепрыгивать их с разбега.

Карима, хотя и привычная к пению воспитанницы, невольно заслушалась. Незнакомая, мрачная мелодия лилась из дрожащего горлышка лядащенъкой девчонки переливчатым потоком. Как ей это удается? Карима с удовлетворением отметила, что двое в темном определенно заинтересовались. Сидят, не спускают глаз с малышки, даже не переглядываются. И ни у одного в глазах нет таких знакомых похотливых искорок. Хотя с другой стороны, чем способна привлечь мужчину это худышка, похожая на лягушку?

– Хорошо! – внезапно сказал один из молчунов, которые, кстати, даже не соизволили представиться. – Достаточно…

Девочка запнулась и смолкла, кажется, впервые в жизни растерявшись. Еще никто не осмеливался прервать ее пение. С верха лестницы спускавшейся в комнату, донесся легкий переполох, когда обитательницы дома моны Каримы, привлеченные пением, торопливо исчезали за дверью. Девочка машинально взглянула туда, лишь бы только не смотреть на своих слушателей. Успокоенное пением сердце снова заныло… Что-то теперь будет?

– Что с ее лицом? – вдруг осведомился второй из молчальников.

– Споткнулась и упала неудачно, – поспешно отозвалась Карима. – Знаете, эти дети… Это скоро пройдет, – добавила она горячо. – Вообще же она очень хорошенькая, особенно при свете дня. А еще через пару лет станет красавицей!..

Девочка изумленно уставилась на Кариму, которая не далее, как сегодня утром обозвала ее жабьей мордой. Посетители переглянулись. Потом первый спросил, словно не замечая присутствия девочки:

– Она не испорчена?

– Что? – переспросила слегка сбитая с толку Карима. – А!.. Конечно! Ей же только восемь!

– И что с того? – равнодушно спросил мужчина.

– У нас честное заведение! – с неожиданной обидой отозвалась Карима. – Мы не развращаем малолеток!

– Вы их просто продаете незнакомцам, – закончил насмешливо собеседник.

Карима озлилась:

– Вас заинтересовал ее голос, а не умение раздвигать ноги. Мне подумалось, что вы хотите дать девочке шанс выбраться отсюда, где ее талант никому не нужен. Если же вам нужны цветы-малышки, загляните через улицу… – продолжая говорить, Карима мелкими шажками приблизилась к двум мужчинам и сейчас нависала над ними коршуном. Или раздраженной гусыней, если быть объективнее.

Изрядно озадаченная девочка, которой прежде никогда не доводилось видеть мону Карима такой, наблюдала за сценой со смешанными чувствами. И заметила, что путь к входной двери открыт, только когда стало слишком поздно для бегства. Один из мужчин поднялся и сообщил спокойно:

– Мы забираем ее, если вы еще не передумали. Вы получите за девчонку столько, сколько запросили. И еще монету сверх, если соберете ее за две минуты и вытащите из постели вашей шлюхи толстого борова, что ушел с ней…

Карима, собиравшаяся что-то сказать, захлопнула рот и унеслась по лестнице с необычной для ее возраста прытью, оставив окаменевшую воспитанницу наедине с двумя незнакомцами, которые только что в ее присутствии купили девочку, как мешок морковки. За ее короткую жизнь подобное происходило уже второй раз. В первый раз ее продали родители, у которых детей было больше, чем мышат, и их девочка могла если не простить, то понять. Но Карима продала ее просто ради денег, в которых не особенно нуждалась. В конце концов, на Прощальной ярмарке, и на Весенней, и на десятке других маленькая певунья зарабатывала совсем неплохо и никогда не была никому обузой…

– Сколько вы за меня заплатили? – вдруг спросила она незнакомцев.

Те взглянули на нее с любопытством. Тот, что повыше усмехнулся;

– Тебя это и вправду интересует?

Девочка промолчала. Ей хотелось заплакать, но в присутствии этих надменных типов и вернувшейся предательницы Каримы она не могла себе этого позволить, и лишь снова вскинула подбородок. Что ж, сделанного не воротишь. Никого умолять она не станет. А как только представится благоприятная возможность…

– Даже не помышляй бежать, – с пугающей проницательностью молвил один из незнакомцев. – От нас не бегают. Ты знаешь, кто мы? Ловцы смертников…

Сердце девчонки грызли черви.

Огонь, мятущийся в очаге, дрогнул и с шелестом лизнул решетку. Все кроме девочки заметили во вскипевшем пламени темную тень. Карима машинально сделала защитный жест, прижав к груди собранный для воспитанницы узелок, а двое мужчин переглянулись удовлетворенно.

Никакими Ловцами смертников они не были. Девочка поняла это очень скоро. Нокр приврал для солидности, как это за ним водилось. А оказались они обычными, может быть чуть более наглыми, чем другие, контрабандистами. Сбежать от них было трудно, но возможно, однако девочка не стала делать этого по одной простой причине. Как-то она краем уха услышала, куда направляются Нокр и его партнер Джам, а так же что они собираются сделать с ней самой, и желание слинять исчезло. Контрабандисты держали путь до Гнезда Драконов, и намеревались перепродать девочку Гнезду. По словам Джама (который, в отличие от своего напарника привирать не любил), за дар певицы там могут заплатить вчетверо больше, чем потратили они на покупку ребенка. Пораженная девочка долго приходила в себя после этого сообщения… Ее! В Гнездо Драконов?! Зачем?!.. Но Нокр и Джам ничего не делали напрасно, поэтому она решила продолжить путешествие с ними. В конце концов, если Гнездо откажется ее покупать, сбежать можно и потом. Тем более что вопреки ее опасениям, контрабандисты девочку не обижали, кормили сытно, купили неплохую одежду. Даже работу поручали посильную. И ни один из них, кроме Толстяка, не делал попытки дотронуться до девочки. Более того, они даже отгоняли Толстяка, у которого, похоже свербило в одном месте и на шаловливые пухлые руки которого девочка постоянно натыкалась. Толстяк был хорошим оценщиком, и лишь за это Нокр и Джам терпели его, но по их же словам, неприятностей от Толстяка было больше, чем пользы и они планировали избавиться от него в ближайшее время. Толстяк знал об их планах, и свою досаду срывал на девочке. До сих пор ее оберегала не столько защита Нокра и Джама, а собственная сноровка и несколько весьма эффективных приемов, которым малышку обучили подруги в заведении моны Каримы.

Девочка собрала посуду в котел и направилась к ручью. Нокр и Джам, уже привыкшие к тому, что девочка послушно возвращается, даже не повернули головы, чтобы проводить ее взглядом. Они изучали карту, прикидывая завтрашний маршрут. А Толстяк, к счастью, еще засветло отпросился прогуляться до соседнего селения. Так что можно было не беспокоиться. Поэтому девочка не торопилась, с удовольствием вдыхая прохладный ночной воздух. Близилась весна и на некоторых деревьях уже трескались набухшие почки. Скоро придет лето. Еще недавно оно казалось невообразимо далеким. И тогда уж точно девочка и представить себе не могла, что ее ждет такое приключение…

Вода в ручье обжигала руки холодом, но девочка не замечала этого. Она рассматривала небо, расцвеченное высыпавшими к ночи звездами. Где-то среди них пугающее Око. Недавно Нокр неохотно показал ей драконье созвездие, но с ходу выделять его среди других звезд она еще не научилась. Это, говорят на севере и востоке, кроме Ока Дракона никаких звезд почти не видно, а здесь они крупные, яркие, как цветы. Впрочем, если приглядеться и здесь Око переливается отчетливее остальных, как самоцветы среди стекляшек… И отчего люди его боятся? Нет, конечно, она слышала миллионы россказней и про кровь драконов и про проклятия, несущие беды, но разве мало бед выпало на ее долю, хотя девочка родилась в благоприятный сезон, когда Око Дракона почти неразличимо? А драконы… Они великолепны!

– Вот она ты где, цыпленочка, – полился в уши липкий, мерзкий шепот, а пухлые, мягкие, но при этом неожиданно сильные руки сжали локти девочки.

Занятая звездами, девочка забыла о земле, и не заметила, как подкрался вернувшийся Толстяк, Она забилась, пытаясь вырваться из его захвата, но было поздно. Рот ее залепила чужая ладонь, в предусмотрительно надетой перчатке, кусать которую было бесполезно. Да и брыкаться бессмысленно. Толстяк без труда одолеет восьмилетнюю девчонку. Но она рвалась, изворачивалась зверьком, выкручивалась, пытаясь дотянуться ногтями до круглого и рябого, как приметная недобрая монета, отвратительно ухмыляющегося лица, до масленых глазок, полных вожделения, пнуть пяткой в оттопыренный бугорок на штанах…

– Ах ты, птичка, – бормотал Толстяк, скручивая свою жертву, как куклу. – Ах, как бьется твое сердечко…

Сердце в самом деле колотилось о ребра бешено и неровно. За несколько прошедших спокойных недель девочка и забыла, как может оно неистово болеть. Словно прошила его раскаленная игла, и бедное сердце пытается соскочить с нее, но тщетно… Ненависть, гнев, бессильная ярость захлестнули ее с головой. В глазах потемнело. И даже пораженный Толстяк чуть ослабил захват.

Внезапно что-то произошло. Теряющая сознание девочка еще успела различить, как посерело лицо Толстяка, смотрящего куда-то через плечо своей жертвы. Как слюняво распустился его рот, рождая суматошный крик. И как чужая тень наползла на них обоих – охотника и жертву…

… – Урод, – угрюмо сказал Нокр. – Чуть все дело не испортил… Козел похотливый!

– Он точно не успел? – спросил Джам.

– И ты урод, – с чувством отозвался Нокр. – Можно подумать было бы незаметно!..

– Что-то она, как неживая…

– С сердцем у нее нехорошо… Стучит неровно. Сейчас, вроде, получше. Похоже, оклемается…

– Где этот придурок?

– Побежал заливать свою потерю… – Нокр хихикнул. – Думаю, у него это навсегда. Такое не лечится. Страх хуже топора.

– Ты… – Джам замялся. – Ты тоже видел Это? Что это было такое?

– А тебе как померещилось? – раздраженно ответил Нокр. – По-твоему, зачем мы тащим ее в Гнездо? Песню им спеть?

– Никогда не думал, что это так происходит, – признался Джам,

– Происходит по-разному, девчонка просто напугалась сильно, вот так и вышло. Да и талант у нее редкий, сильный…

– А зачем так блюсти ее невинность? Голос ее не пропадет, если кто-то попортит ее.

– Не знаю… Просто в Гнезде дают больше за девственных. Говорят, их драконы слушают лучше… Смотри, кажется, очнулась…