Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
1
Джереми распахнул старую, с металлической решеткой дверь, в два прыжка пересек веранду, спрыгнул с лесенки, состоявшей из трех расшатанных деревянных ступенек, и успешно приземлился на пожелтевшую траву. Рот у него был вымазан шоколадом и сливочным мороженым. Он вытер его тыльной стороной руки, ладонь, в свою очередь, вытер о вылинявшие джинсы и с удовлетворением собственника окинул взглядом лежащий перед домом пустырь.
Проржавевшие местами останки разбитых машин поблескивали в лучах обжигающего солнца. На белом капоте старого «крайслера», водитель которого разбился насмерть двадцать лет назад в новогоднюю ночь, спал черный кот.
Джереми очень любил этот «крайслер», хоть и не было у того ни колес, ни лобового стекла: этот тип как раз через него и вылетел, наткнувшись на ствол поваленного дерева, – погода в ту зиму, говорят, была просто ужасная; «крайслер» нравился Джереми больше всего из-за конфетти. Целые горсти конфетти, обесцвеченные временем, намертво прилипли к полупровалившимся, изъеденным сыростью кожаным сиденьям. Самая подходящая тачка для этакого страдающего снобизмом вампира. Лучи солнца косо били по корпусу, поэтому машина отбрасывала на землю невероятно длинную тень, увенчанную огромной шишкой, – то была тень свернувшегося в клубочек на капоте кота. Джереми удовлетворенно вздохнул. Все-таки здорово, когда дед у тебя – жестянщик.
Однако, вспомнив про Деда, он тут же решил, что стоит, пожалуй, смотаться отсюда как можно скорее, иначе как пить дать придется заняться какой-нибудь нудной работой. Дед питал довольно странные идеи относительно того, чем следует заниматься Джереми, – к примеру, он был убежден в том, что двенадцатилетнему мальчишке куда полезнее чинить какую-нибудь старую пакость, чем носиться невесть где. А поскольку Дед в свои шестьдесят восемь был способен запросто голыми руками согнуть пополам железный прут, спорить с ним обычно как-то не хотелось.
Вот невезуха: только Джереми пустился бегом с пустыря, как тут же раздался Дедов громоподобный голос:
– Джем! Куда это ты собрался?
– К Лори. Нам нужно уроки делать.
– Ты, видно, дураком меня считаешь: уроки! Как бы там ни было, в твоих интересах явиться домой к восьми, иначе без ужина останешься!
Джереми на бегу согласно кивнул. В любом случае, вряд ли можно по-настоящему считать, что он солгал: собрался-то он и в самом деле к Лори.
А Лори жил как раз по другую сторону кладбища – в небольшом, но очень красивом и современном доме, построенном по заказу ее отца. Потому что денег у отца Лори просто куры не клюют. Он торговый представитель фирмы, продающей стиральные машины. В гараже у них стоит сразу две тачки: одна – его, вторая – жены. А у Лори – шикарный велосипед. Восемнадцать скоростей. Типа «вездеход». У самого же Джереми – пара ног, и больше ничего. Бросив взгляд на свои старые кроссовки, он вздохнул. Может, если Дед вдруг умрет, родители Лори усыновят его? Хотя нет, вряд ли: он не умеет вести себя как следует за столом, да к тому же слишком уж белый. Зато моется не так уж часто – сэкономил бы им массу воды…
Так, поглощенный своими мыслями, Джереми добрался до свежевыбеленной кладбищенской стены. Отступив на несколько шагов, он вскарабкался на «свою» иву, затем прошел по толстой длинной ветке вперед и – совсем как Тарзан – прыгнул вниз, оказавшись, таким образом, уже по другую сторону кладбищенской стены. Срезая путь через кладбище, он тратил на дорогу по крайней мере на десять минут меньше. К тому же тут было очень красиво. Большие деревья, ветви которых раскачивает ветер, ухоженная лужайка, могилы, украшенные роскошными цветами… Правда, не все, конечно. Но Джереми очень нравились и старые, заброшенные, невзрачные на вид могилы – с полустершимися эпитафиями, изъеденными мхом статуями и портретами множества людей, которых он никогда в жизни не увидит, которых, может быть, никто уже даже не помнит…
Особенно одна из них: она притягивала его как магнит. Джереми всегда делал небольшой крюк, чтобы пройти мимо нее. Во-первых, сделана она была в виде маленькой часовенки. Это была очень старая часовенка, выкрашенная изнутри в голубой цвет – точно такой же, как покрывало на гипсовой статуэтке Святой Девы, стоявшей на почетном месте в комнате Деда. Вход в часовенку был закрыт узорной решеткой. А внутри находился небольшой алтарь с двумя толстощекими позолоченными ангелами. Один из ангелов давно упал и разбился. Голова его закатилась в угол, и ее полностью засыпало старыми опавшими листьями. Но Джереми знал, что она там, эта голова, с толстыми, как у ребенка, «употребляющего в пищу слишком много мучного», щеками – так непременно сказал бы мистер Симпсон, преподаватель естествознания, длинный и тощий как жердь, поклонник диетической пепси-колы.
Джереми прислонился лицом к проржавевшей решетке. Из залепленной грязью вазы торчали скелеты давно засохших роз, стебли которых напоминали теперь колючую проволоку. Надпись над алтарем почти совсем стерлась, ее едва можно было разобрать: «… tiempo pa… recuer– do… q… da». Томми Уэйтс, здешний сторож, объяснил однажды Джереми, что это – одна из самых старых могил на кладбище. Она сохранилась еще с тех времен, когда Нью-Мексико был испанской территорией. И что надпись «El tiempo pasa, el recuerdo queda» означает: «Время идет, но память остается». Джереми вгляделся в полумрак часовенки. Ветер разбросал засохшие листья, и теперь голова ангела чуть поблескивала в углу. У мальчика мелькнула было мысль о том, что ее вполне можно подкатить поближе с помощью какой-нибудь палки, однако перспектива получить за это хороший пинок под зад от старика Томми быстро избавила его от этого искушения. Тем более что пора было двигаться дальше.
Едва отвернувшись от старинной могилы, он сразу же оказался перед вторым объектом, неизменно притягивавшим его в эту часть кладбища, – то бишь перед захоронением, расположенным как раз напротив. Оно являло собой большой параллелепипед черного мрамора, над которым возвышался внушительный позолоченный крест. Никаких цветов, украшений, фотографий. Лишь несколько строк в правом углу, выбитых на мраморе и позолоченных:
Френк Мартин 1951 – 1993
Хелен Мартин 1953 – 1993
Пол Мартин 1982-1993
Джереми два или три раза подряд перечитал эту надпись, и, как всегда, по телу у него пробежали мурашки. «Ниссан» семейства Мартинов разбился, налетев на кладбищенскую стену, в прошлом году, как раз в начале летних каникул.
В Джексонвилль они переехали за полгода до этого откуда-то из Северной Каролины и считали Нью-Мексико вонючей дырой, а местных жителей – деревенскими дураками. Пол постоянно трезвонил о том, что, как только его отец закончит свои исследования, они сразу же смоются отсюда на бешеной скорости. Френк Мартин был каким-то очень важным ученым-физиком, поэтому для работы ему требовалась тишина и полное уединение.
По крайней мере именно под этим предлогом они купили расположенное за городом старинное поместье, некогда принадлежавшее семейству Наварро. Однако взрослые иногда шептались о том, что полное уединение было им так необходимо не столько для научных исследований, сколько для того, чтобы без помех предаваться… Тут они обычно принимались говорить совсем тихо, так что Джему практически ничего больше расслышать не удавалось – лишь отдельные полные возмущения восклицания типа «оргии» или «омерзительно», за которыми неизменно следовала одна и та же фраза: «Нет, вы можете себе представить?» – все это было страшно интересно, ибо взрослые явно пребывали в ужасе.
Джереми, однако, не слишком-то верил в эти оргии, которым семейство Мартин могло предаваться разве что в обществе обитавших в местной пустыне койотов. Хелен Мартин была довольно высокомерной молодой женщиной с длинными черными волосами – впрочем, и муж ее тоже избытком любезности не отличался, – но вряд ли стоило из-за этого воображать ее чуть ли не порнозвездой… Что же до Пола, то он был – мягко выражаясь – весьма гнусным типом. Накануне своей смерти он, как всегда, строил из себя невесть что, расписывая всем в школе, на каких огромных медведей он будет охотиться во время каникул в Йосемитской Долине. А вместо медведей по совершенно непонятной причине получил белую кладбищенскую стену – прямо в морду. «Несчастный случай произошел вследствие того, что машина потеряла управление» – так записал в полицейском отчете шериф Уилкокс. Учитывая, что было всего лишь восемь утра, все это выглядит абсолютно необъяснимым. Вскрытие показало, что Френк Мартин был трезв как стеклышко. Может, ему стало плохо? Большинство обитателей городка склонялись к тому, что именно так все и произошло. Водитель внезапно почувствовал себя плохо, причем на довольно опасном повороте, где большинство машин тем не менее скорости обычно не снижало.
Джереми вновь увидел перед собой насмешливое лицо Пола, усыпанное веснушками, его маленькие любопытные глазки и вечно набитый жвачкой рот с очень красными губами. У него всегда была в запасе масса всяких фокусов. Настоящий хитрец. Правда, не слишком-то симпатичный – мягко выражаясь. Из тех чистеньких, аккуратно причесанных мальчиков, что, улыбаясь ангельской улыбкой, способны отрывать крылья у живой мухи. «Не очень симпатичный, но интересный», – подумал Джем, стоя перед сверкающим на солнце надгробием. Интересный, но мертвый. Мертвый на веки веков.
Для Джереми смерть являла собой нечто совершенно абстрактное. Когда ему было четыре года, его родители погибли в авиакатастрофе – тогда-то он и оказался у Деда. Леонард Ахилл, его дед по материнской линии – молчаливый, похожий на какую-то величественную статую гигант с потрясающей бородой, – уже двадцать лет как овдовел. Характер у него, конечно, не сахар, но зато он совсем не злой. Нужно просто уметь найти к нему подход. Они с Джемом прекрасно ладили – занимаясь каждый своим делом.
Вскоре после авиакатастрофы страховая компания прислала им пепел погибших родителей в малахитовой урне – Дед поставил ее на каминную полку. Когда Джем был совсем маленьким, он часами напролет разговаривал с урной в надежде на то, что его родители вот-вот выскочат оттуда – словно джинн из волшебной лампы Аладдина. Однако они так и остались там, внутри; Джем вырос, и теперь урна служила чем-то вроде подставки для фотографии, на которой был снят его класс.
Глядя на могилу, в которой покоились останки Пола, Джем всякий раз думал о смерти: подобно какой-то таинственной невидимой резинке она раз и навсегда стирает кого-то с лица земли, опрокидывая тем самым все твои представления об этом мире. Деду не нравится привычка Джема шляться по кладбищу. Он говорит, что живым там не место.
Джереми встряхнул головой. Если он собирается к Лори, то надо пошевеливаться. В последний раз глянув на сверкающий на солнце черный мрамор надгробия, он пустился бежать.
Дом Лори возвышался немного поодаль, как раз по другую сторону дороги; между ним и кладбищенскими магнолиями – с одной стороны, а с другой – станцией обслуживания Дака Роджерса лежало открытое пространство. Вихри пыли взвивались над асфальтовым покрытием, и Джем на мгновение представил себе банду Билли Кида, с ликующими воплями несущуюся во весь опор, стреляя во что ни попадя. Ну нет, конечно же, это подло. Лучше так: средь белого дня – картина, подобная жуткому чуду: черная лошадь с пеной у рта скачет невесть откуда; вся грудь у нее – в кровавых следах, безумье – в от ужаса круглых глазах; она…
Должно быть, он уже успел позвонить, ибо мать Лори стояла в дверях и на него смотрела. Джереми прочистил горло.
– Здравствуйте, миссис Робсон. Лори дома?
– Ну конечно же; заходи, он у себя…
Когда Джему приходилось общаться с миссис Робсон, ему всегда делалось как-то не по себе. И вовсе не потому, что она когда-нибудь не слишком любезно с ним обошлась, нет – из-за ее лица. Создавалось впечатление, будто она каждый день буквально покрывает его слоем штукатурки. Не лицо, а какая-то маска из тонального крема с как попало размазанной по губам красной помадой. Джереми никак не мог взять в толк, почему бы мистеру Робсону не сказать жене, что такая вот физиономия разве что для карнавала годится. Но хуже всего – парик. Ну, или просто какая-то жуткая копна вьющихся волос – ярко-рыжих, словно у девицы из телесериала. Да, конечно же, именно такой вид и хотела придать себе миссис Робсон – этакой героини телесериала, однако все старания ее явно шли коту под хвост: похожа она была всего лишь на малость чокнутую и порядком спившуюся цветную домохозяйку.
В том, что она алкоголичка, Джереми нисколько не сомневался. Говорила она всегда каким-то тягучим голосом, еле ворочая языком, – создавалось такое впечатление, будто она вот-вот вырубится, так и не закончив фразы.
Стерев несуществующее пятнышко со своего ярко-розового платья, она коричневой рукой указала на лестницу:
– Лори наверху… Пить хочешь? Могу предложить апельсинового напитка…
– Нет, спасибо; я ненадолго.
Прыгая через две ступеньки сразу, Джереми буквально взлетел вверх по лестнице. Он был уверен в том, что миссис Робсон – с глазами, как у мертвой рыбы, и безобразно размазанной вокруг рта губной помадой – так и стоит внизу, возле двери, следя за каждым его движением.
Лори сидел за компьютером. Ничего не видя и не слыша вокруг, он с увлечением стучал по клавишам; светящийся экран отбрасывал голубоватые отблески на темную кожу его лица. Джереми подошел поближе. Лори выводил на экран какие-то цифры. Длинные колонки цифр. В знак приветствия он лишь поднял два пальца вверх. Джереми, склонившись, взглянул на экран через плечо Лори:
– Что это?
– Небольшая попытка заняться нумерологией.
– Чем-чем?
– Нумерологией; это такое мистическое учение.
Джереми вгляделся в колонки цифр. В их классе он был единственным из белых, у кого не было домашнего компьютера. Даже Лори хоть и был черным, но компьютер имел. Однако Джереми, честно говоря, было на это почти что наплевать. Он давно уже заметил, что большинство мальчишек просто не в состоянии по-настоящему пользоваться этой штуковиной. Самое большее, на что они способны, так это играть в жалкие компьютерные игры, делая вид, будто открывают для себя некие совершенно новые чудесные миры. Так, самая обычная чепуха. Правильно, наверное, говорит Дед: «Даже если всем этим балбесам дать лучший в мире компьютер, они все равно ни за что не сумели бы расписать Сикстинскую капеллу». У Деда есть книжка про Сикстинскую капеллу – более чем потрепанная; он выкопал ее среди хлама, оставшегося от одного старого фермера, – тот в свое время был художником-любителем, а когда он отдал концы, все оставшиеся после него довольно жалкие артиетические пожитки его семейство вышвырнуло на помойку.
Внезапно Лори обернулся к Джему; его большие черные глаза сверкали от возбуждения.
– Когда ты родился?
– Зачем тебе это?
– Неважно! Вечно ты во всем подозреваешь какой-то подвох!
– Двадцать первого августа тысяча девятьсот восемьдесят второго.
Лори отстучал дату на клавиатуре, потом нажал еще какие-то кнопки и сказал:
– А я – семнадцатого марта.
– Ну и что дальше?
– Дальше ждем пару секунд и получаем определенную последовательность цифр. Сейчас посмотрим.
Джереми отвернулся. Мистические учения нисколько не интересовали его. Вовсе ни к чему знать будущее. Твое будущее всегда с тобой – в твоей собственной черепушке. Тут Лори торжествующе вскричал:
– Ну конечно же! Ты только взгляни! По две цифры в наших судьбах совпадают.
– Объясни-ка толком…
– В течение довольно большого промежутка времени наши с тобой судьбы будут полностью совпадать; то есть выходит так, что у нас с тобой судьбы-двойняшки.
Джереми подумал о том, что куда лучше было бы, будь они сами двойняшками – разъезжали бы себе на роскошных велосипедах, причем сейчас, а не в каком-то там непонятном, не исключено, что в довольно отвратном будущем. Ну точно – Лори вздохнул.
– Что там еще?
– Препятствия на нашем пути.
– Какие такие препятствия?
– Я точно не знаю, но очень большие испытания… подожди… Очень похоже на смерть; да, пожалуй, так оно и есть.
Джереми склонился над компьютером, и его светлые, давно не стриженные волосы коснулись клавиш.
– Мы что же – должны одновременно умереть?
– Вроде того.
– И когда?
– Слушай, Джем, это всего лишь компьютер!
– Когда?
– Но он ничего не говорит мне об этом; нумерология – мистическое учение, а не точная наука. Это вовсе не так, как если бы тебе вдруг позвонили по телефону и сказали: «Привет, мы хотим сообщить вам, что завтра, в восемь тридцать утра вы скончаетесь; какой предпочитаете гроб – дубовый или еловый?»
– Но если эта штука способна предсказывать будущее, то она непременно должна и сроки как-то определять.
– Конечно, дружище; но весьма и весьма приблизительно.
– До какой степени приблизительно?
– Ну, скажем, это может произойти… очень скоро.
– Значит, мы с тобой вот-вот загнемся на пару? И с чего вдруг?
– Понятия не имею. Может, от жратвы, которую приготовит твой Дед… – рассмеялся Лори, выключая компьютер.
Затем спросил:
– Ты шел сюда через кладбище?
– Да.
– И что?
– Черт побери, Лори, ну что там может быть особенного? Хочешь – пойдем вместе и посмотрим!
– Да я и близко к нему подходить не хочу.
– Но тебе уже двенадцать, парень, и речь идет о самом обычном кладбище!
– Нет; именно там похоронен Пол Мартин.
Джереми вздохнул:
– Он умер, так что вряд ли способен что-либо тебе сделать.
– А ты помнишь, как в прошлом году, перед самыми каникулами, мы подписали договор?
– Лори! Это была всего лишь игра!
– Да, но подписали мы его собственной кровью!
– Наплевать; никто из нас никогда не пойдет на эту встречу.
Лори вдруг зашептал – так, словно ему предстояло выдать секрет государственной важности:
– Слушай, Джем, а тебе не кажется странным, что мы решили тогда разграбить ту старую могилу и сразу же после этого Пол разбился в машине, причем похоронили его где? Возле той самой старой могилы. Значит, один из нас уже считай что пришел на эту встречу!
Тут снизу раздался тягучий голос миссис Робсон:
– Лооори… Я собираюсь накрывать на стол… Твой дружок с нами поужинает?
– Нет, спасибо, мэм; мне уже пора домой, – поспешно ответил Джереми.
По правде говоря, идея быть когда-либо усыновленным богатым семейством Робсонов казалась гораздо менее соблазнительной при мысли о том, что тогда придется считать миссис Робсон своей матерью. Джему стоило лишь представить себе, как она склоняется над ним, собираясь своими красными вялыми губами поцеловать его на ночь, как на него тут же накатывал приступ тошноты. Уж куда лучше колючая, пахнущая джином Дедова борода.
Попрощавшись с Лори и его матерью, Джереми вышел и сразу же оказался в красноватом свете заката. К дому на полной скорости подъезжал автомобиль мистера Робсона – отец Лори, высунув в окно свою огромную черную мускулистую руку, помахал Джему в знак приветствия. Когда-то в молодости он был избран мистером Америка, но теперь Тоби Робсон так растолстел, что в двери мог проходить лишь боком. Поговаривали о том, что он – лучший в округе рассказчик анекдотов и знает их бесчисленное множество. Лори очень боялся с возрастом стать таким же толстым, как отец, но в то же время очень гордился его сходством с японскими борцами сумо. «У него только цвет кожи другой, – говорил он обычно по этому поводу, – а так вообще-то если бы папа сделал себе такую же прическу, как у них, то и отличить было бы невозможно… »; а Джем просто со смеху лопнуть был готов, представляя себе, как необъятный Тоби Робсон в крошечных плавочках и с кичкой из курчавых волос на голове этак спокойненько делает покупки в супермаркете.
На мгновение Джем замер на обочине шоссе, обводя взглядом окрестности, – худенькая светловолосая фигурка, окутанная пылью цвета охры. Слишком длинные волосы в порыве ветра хлестнули его по лицу, заслоняя глаза. Нужно непременно сходить в парикмахерскую, а то Дед, чего доброго, извлечет на свет Божий свою допотопную машинку для стрижки волос. Напротив, на заправочной станции, Дак Роджерс заливал горючее в старенький светло-голубой «шевроле».
Джереми помахал ему рукой; Дак – как всегда, не торопясь – ответил ему тем же. Дак все всегда делал очень медленно, а когда он что-то, говорил, люди обычно сами заканчивали за него фразы, чтобы хоть как-то ускорить процесс. Дед утверждал, будто Дак «умом не вышел». А старушка Аннабелла, которая работает на почте, говорила, что это вообще грех какой-то: такой красивый парень и так глуп. Насколько Джереми был способен судить, Дак и в самом деле был очень красив. Он здорово смахивал на Марлона Брандо в «Трамвае „Желание"», и почти любая из джексонвилльских девчонок с радостью согласилась бы с ним встречаться, стоило ему лишь пальчиком ее поманить.
Но Даку, похоже, абсолютно безразличны не только девчонки, но и вообще все, что своим видом не напоминает хоть сколько-нибудь железку на колесах. Он часами копался в грязных моторах, а когда с ним вдруг кто-то заговаривал, он поднимал свою красивую апатичную физиономию и бросал на собеседника взгляд, достойный разве что пигмея, впервые в жизни увидевшего представителя иной цивилизации. Дак производил впечатление… Джереми никак не мог найти подходящего слова… Точно, вот: Дак производил впечатление просто обескураживающее.
Без четверти восемь! Пожалуй, стоит поторопиться. Джереми набрал в легкие побольше воздуха и пустился бегом. Он вообще-то давно уже взял себе за правило передвигаться исключительно только бегом. Сотни прочитанных книг и статей убедили его в том, что для будущего героя умение бегать – наиполезнейшее качество. Конечно, в идеале ему стоило бы потренироваться бегать с пулей 22-го калибра, засевшей в плече, – ну, или что-то в этом роде, – однако Дед вряд ли оценит по достоинству такие подвиги. Поэтому иногда Джереми, чтобы хоть как-то компенсировать столь низкий уровень своих тренировок, пытался на бегу хромать.
Вскарабкавшись на кладбищенскую стену со стороны дома Лори, он спрыгнул вниз, приземлился на траву и быстро пустился бежать меж могил – зигзагами, чтобы сторож его не засек: кладбище закрывалось в половине восьмого. Наносить визит старине Полу Мартину теперь уже не было времени. Джем вскарабкался на гранитную плиту, вершина которой была украшена двумя каменными голубками, взобрался на голову одной из них, влез на верхушку резного креста – гордости семейства Пуэрта Теруэл – и благополучно приземлился уже по «свою» сторону кладбища.
Ровно в восемь порядком проголодавшийся Джереми уже распахнул решетчатую дверь веранды, явившись домой; был четверг, 29 июня.
На небе сияла полная луна. Ночь была спокойной и очень теплой.
Во тьме старинной часовенки едва заметно затрепетал один из опавших листков – так, словно он все еще жил своей жизнью на дереве. Похоже, его сдвинуло с места дуновение ветра, взметнувшее легкое облачко пыли. Внезапно листик поднялся, на мгновение – под воздействием все того же легкого ветерка – завертелся в воздухе, а затем тихо и нежно опустился на глаза позолоченного ангелочка – словно не желая, чтобы он стал свидетелем того, что произойдет дальше. А снаружи, в теплой молочно-нежной ночи, все словно застыло – ни ветерка. Лишь какой-то глухой шепот.
В этот час просыпались обитатели кладбищ.
