Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Джерри – с любовью. За его поддержку, а главное, за то, что он во мне никогда не сомневался.
Благородные воины рождены для битв, а сражения возвышают тех, кто предается им без трусости и страха.
Пролог
1086 год, Англия
Рыцарь в молчании готовился к сражению. Он сидел верхом на деревянном табурете, вытянув мускулистые ноги, а слуга натягивал на него кольчужные чулки. Потом рыцарь встал, и другой слуга надел на него тяжелую броню поверх толстой стеганой рубашки из хлопка. Наконец он поднял руки, чтобы дать возможность прикрепить к металлической петле на поясе драгоценный меч – дар самого Вильгельма. Мысли рыцаря витали далеко: он не думал ни о своем облачении, ни о том, что его окружало. Он размышлял о предстоящем сражении, о тактике, которую следует избрать, чтобы добиться победы.
Неожиданные раскаты грома вывели его из сосредоточенной задумчивости. Откинув полог шатра, рыцарь долго смотрел на затянутое тяжелыми тучами небо.
Слуги, боясь прервать раздумья своего господина, занимались каждый своим делом.
…Наконец облачение было завершено. Быстрыми, широкими шагами рыцарь вышел из шатра и, вскочив на могучего боевого коня, не оглядываясь, поскакал прочь от лагеря в сторону леса.
Перед сражением хотелось побыть одному.
Лес манил свежестью и покоем. Рыцарь продирался сквозь низко свисающие ветви деревьев, не обращая внимания на фыркающего коня, которому явно не нравилась такая прогулка.
Вскоре, преодолев некрутой подъем, воин натянул поводья. В низине его взору предстало имение.
При мысли о том, что изменники обосновались в замке, его сердцем вновь овладела ярость, но рыцарь быстро взял себя в руки. Месть свершится, и он вернет свои владения. И только тогда он позволит выплеснуться ярости. Только тогда и не раньше.
Воин, очарованный величественной картиной, не мог оторвать глаз от поместья: толстая, неровная стена в двадцать футов замыкала в себе многочисленные строения. С трех сторон замок омывала река, и это особенно радовало рыцаря – проникновение с воды казалось почти невозможным. Главные здания, выложенные из камня, фасадами выходили на огромный двор. На лице воина промелькнуло выражение упрямой уверенности: очень скоро он сделает замок неприступным. То, что случилось, не должно повториться!
Темные грозовые облака в попытке затмить восходящее солнце образовали серую изогнутую борозду. Ветер наполнял округу всевозможнейшими звуками: порывистый вой, перемежавшийся с низкими, свистящими стонами, привел черного коня в дрожь, но всадник властно стиснул его бока каблуками, и животное успокоилось.
Рыцарь вновь поднял голову – клубящиеся тучи были уже прямо над ним. Казалось, на землю вот-вот опустится ночь.
– Погода не умиротворяет мой дух, – пробормотал он.
Уж не дурной ли это знак? Предрассудки не были чужды воину, хотя он всегда смеялся над теми, кто перед каждым сражением суеверно отмечал приметы: как-то окончится битва?
Он, в который уже раз, вернулся к плану сражения. Нет, как будто каждая деталь отработана, все продумано. И все-таки что-то беспокоило. Но что?..
Огненная вспышка молнии вывела воина из задумчивости, он натянул поводья, поворачивая коня назад, к лагерю, как вдруг увидел ее.
Стоя на соседнем холме, она, казалось, смотрела на него в упор. Но вскоре рыцарь понял, что это было не так: ее взгляд был устремлен на замок, его замок.
Незнакомка очень прямо держалась в седле. Вокруг ее лошади в яблоках кружили непонятной породы собаки, статью напоминавшие волков. Длинные белокурые волосы хрупкой всадницы рассыпались по плечам. И даже с такого расстояния было заметно, как белая ткань туники под порывами ветра облегает округлые формы груди.
Всадник вряд ли мог дать объяснение тому, что увидел. Одно было ясно: такой красавицы он раньше не встречал.
Неожиданно рыцарь увидел ястреба. Тот несся очень низко над землей, и, что больше всего встревожило его, птица явно устремилась к прекрасной даме. Но та не испугалась, а, когда ястреб закружил прямо у нее над головой, даже помахала ему рукой, словно приветствуя старого друга.
Рыцарь на мгновение зажмурился, а когда снова открыл глаза, видение исчезло. Он тронул лошадь. Надо поспешить к ней.
Через несколько минут всадник уже был на соседнем холме, но все напрасно – девушка-видение исчезла. «Да, это было лишь видение, доброе предзнаменование перед сражением», – подумал воин.
В лагерь рыцарь возвращался в приподнятом настроении. Его люди уже были в седлах и ждали только приказа. Он одобрительно кивнул и потребовал копье и щит с гербом.
Слуги бросились к господину – вдвоем с тяжелым щитом – и встали рядом, ожидая, когда он примет оружие. Но, к их смущению, рыцарь медлил, только уголки губ тронула едва заметная улыбка. А потом сделал то, что удивило не только слуг, но всех ратников: наклонился и указательным пальцем обвел вырезанный на щите силуэт ястреба.
Затем откинул голову и, раскатисто рассмеявшись, без видимых усилий поднял левой рукой щит, а правой – копье.
Глава 1
Длинные, тонкие пальцы солнечных лучей коснулись земли, ознаменовав наступление нового дня.
Прислонившись к ветхому дверному косяку, несколько долгих минут Элизабет наблюдала за появлением солнца. Потом вышла из хижины.
Высоко над деревьями, распластав крылья, парил ястреб.
Заметив девушку, птица ринулась к земле и с пронзительным криком и громким хлопаньем крыльев уселась на ближайший валун.
– Вот и ты, мой гордый друг, – мягким голосом поприветствовала ястреба девушка. – Сегодня что-то рано. Тоже не спится?
Она нежно улыбнулась птице и протянула навстречу правую руку так, что ладонь оказалась чуть выше пояса.
– Садись.
Ястреб, склоняя голову то на один, то на другой бок, не сводил с ее лица пронизывающего взгляда, из горла полились клекочущие звуки. Бархатные глаза казались дикими и злыми, но Элизабет это не испугало. Доверчиво глядя на птицу, она вновь позвала ее. Ястреб вмиг опустился на обнаженную руку хозяйки.
От прикосновения длинных и острых, как клинки, когтей не было больно. Девушка знала, что птица не поранит ей кожу.
– Ну что мне с тобой делать? – Голубые глаза Элизабет искрились весельем. – Растолстел, дружок, обленился. Я тебя выпустила, а ты отказываешься от свободы. Если бы только люди так же хранили преданность, как ты, моя верная птичка. – Радость ее внезапно сменилась всепоглощающей печалью.
Вдруг тишину нарушил стук копыт.
– Лети! – быстро сказала Элизабет.
Ястреб взмыл в небо. Девушка бросилась к лесу, на бегу окликая волкодавов. В ее голосе слышался страх.
Собаки подоспели в тот самый момент, когда она застыла за толстым стволом ближайшего дерева. Элизабет подала им знак замереть. Ее сердце бешено колотилось, она напряглась в ожидании.
Везде рыскали мародеры, целые банды бездомных бродяг и безродных нищих, и всякий осмелившийся выйти за пределы своего жилища рисковал подвергнуться грабежу и насилию. Элизабет ругала себя за то, что не захватила из дома кинжал.
– Миледи!
Сквозь пелену страха сознания достиг голос верного слуги, и Элизабет почувствовала облегчение. Подавшись вперед и склонив голову, она никак не могла отдышаться.
– Миледи! Это я, Джозеф! Вы здесь?
Тревожные нотки заставили ее поспешить из укрытия. Элизабет обошла дерево, юркнула за спину слуги и дрожащей рукой похлопала по сутулому плечу старика.
От неожиданности Джозеф подпрыгнул и, что-то воскликнув, быстро обернулся, чуть не сбив госпожу.
– Ух, у меня прямо сердце оборвалось, – проворчал было он, но, заметив, что миледи сама напугана, улыбнулся беззубым ртом. – Уж такое у вас красивое личико, что, если даже когда и хмуритесь, я размякаю.
– Ах ты старый плут, – усмехнулась Элизабет.
Слугу, как всегда, пленил ее чарующий, с хрипотцой голос. Джозеф проследил взглядом за тем, как девушка направилась к хижине. В который уже раз старик удивился, что ее красота до сих пор способна его поражать, – а ведь он знал госпожу с самого младенчества.
– Заходи, выпей со мной чего-нибудь. А кстати, что привело тебя сюда сегодня?
Элизабет встрепенулась.
– Я ведь не перепутала? Сегодня ты не должен был привозить мне еду. Или мне изменило чувство времени?
Джозеф, уловив в ее голосе отчаяние, захотел обнять и утешить свою любимицу. Но это было невозможно: Элизабет оставалась его госпожой, а он ее смиренным слугой.
– Скоро месяц, как моя семья…
– Не надо об этом, миледи. Не терзайте себя и не раздражайтесь. У вас светлая голова. Я приезжал два дня назад, а сегодня я приехал, чтобы сообщить вам важное известие и предложить план.
– Но если ты снова посоветуешь мне ехать к дедушке, знай, что напрасно приехал сюда. Ответ будет тот же. Никогда! Я останусь здесь до тех пор, пока не найду способа отомстить за убийство родных. Я дала клятву!
Она в упор смотрела на старика. Упрямо вздернутый подбородок подтверждал решительность. Не выдержав сквозящего в ее взгляде леденящего холода, Джозеф опустил глаза.
Элизабет сложила руки на груди и ждала.
– Так что же ты, говори, – уже мягче продолжала она. – Радуйся, что я отправила в безопасное место малютку Томаса. Но этого вполне довольно.
Однако слуга ответил вовсе не то, что она ожидала услышать. Сгорбившись сильнее обычного, старик прочистил горло.
– Злодеев больше нет.
– Нет? Что ты хочешь сказать? Как это может быть? Куда они подевались? – С каждым вопросом Элизабет повышала голос, не замечая, что, ухватившись за плащ, немилосердно трясет верного слугу.
Джозеф попытался осторожно высвободиться:
– Помилосердствуйте, госпожа! Войдем в дом, и я расскажу все, что знаю.
Кивком головы девушка дала понять старику, что согласна, и попыталась успокоиться – хозяйке не пристало так вести себя со слугой. Но разум отказывался подчиняться: оставшиеся без ответов вопросы вызвали целую бурю противоречивых чувств.
Хижина состояла из единственной комнаты. Мебели почти не было. Элизабет устроилась на краешке одного из двух деревянных стульев и наблюдала, как старик разводит огонь в очаге.
Казалось, минула целая вечность, прежде чем слуга уселся напротив.
– Все произошло вскоре после того, как я уехал отсюда. В тот самый день, когда разразилась гроза. Я увидел их с холма. В туче пыли всадники, а их было человек двести, неслись прямо к замку и выглядели непобедимой силой. Да что говорить, я прямо чувствовал, как земля под копытами лошадей дрожит. Их предводителя я распознал сразу – он без шлема ехал впереди. По тому, как нападающие взломали ворота и ворвались внутрь, я понял, что они даже не сочли нужным застать врага врасплох – на неожиданность удара они не рассчитывали. Любопытство заставило меня отбросить всякую предосторожность, и я выбрал наблюдательный пункт получше. К тому времени предводитель расставил свое войско полукругом и, прикрываясь щитами, они пошли в атаку. Вот это было зрелище! Стоило посмотреть, как он бьется: гигант, с огромным мечом – такой обыкновенным людям двоим поднять не под силу, – уложил очень многих. Тогда-то и разразилась буря…
– Они прибыли от лорда Джеффри? – Элизабет произнесла вопрос шепотом, но Джозеф расслышал.
– Да, это были люди лорда Джеффри. Вы ведь знали, что он должен послать воинов.
– Разумеется, я это понимала, – вздохнула девушка. – Отец был вассалом лорда Джеффри, а господин всегда востребует назад то, что принадлежало ему. Но мы не отправляли лорду Джеффри никаких вестей. Разве он мог прибыть так быстро?
– Не знаю, – признался слуга.
– Белвейн! – Имя криком отчаяния сорвалось с девичьих губ.
Элизабет вскочила и принялась нервно расхаживать по хижине.
– Ваш дядя? – удивился старик. – Но ему-то зачем…
– Конечно, он, – прервала слугу госпожа. – Мы оба прекрасно понимаем, что именно дядя стоит за убийством моей семьи. И он же кинулся к лорду Джеффри. Боже мой, предал своих, чтобы заслужить его милость. Какую же ложь он там наговорил?
Джозеф покачал головой:
– Я всегда знал, что он нехороший человек, но чтобы докатиться до такого…
– Мы проиграли, Джозеф. – Голос девушки задрожал. – Лорд Джеффри поверит россказням дяди. Меня и Томаса передадут в руки Белвейна, и Томаса тут же убьют. Ведь дядя лишь тогда станет полноправным господином в нашем доме, когда умрет мой маленький братик. Только тогда.
– Но лорд Джеффри может разрушить планы Белвейна, – предположил слуга.
Элизабет покачала головой:
– Сама я ни разу не видела лорда Джеффри, но слышала, что характер у него бешеный, а временами вовсе несносный. Нет, он мне не поверит.
– Миледи… – начал было снова слуга.
– Если бы речь шла только обо мне, – прервала его Элизабет, – я не задумываясь отправилась бы к господину. Все должны знать о злодеяниях Белвейна. Но мне следует оберегать Томаса. Дядя думает, что мы оба мертвы.
Девушка мерила комнату большими шагами.
– Я приняла решение, Джозеф. Завтра мы отправляемся в Лондон, к дедушке.
– А как же Белвейн? – Старик весь напрягся, страшась услышать ответ. Он слишком хорошо знал характер своей госпожи: Элизабет не простит дяде злодеяний.
– Я его убью.
В хижине воцарилась тишина. В очаге зашипело и затрещало полено. Холод пробрал старика до костей. Он не сомневался, что хозяйка сдержит слово. Но не все еще новости ей были известны. И, сцепив на коленях высохшие ладони, Джозеф быстро договорил:
– Люди Джеффри захватили Томаса.
Элизабет остановилась так резко, точно натолкнулась на препятствие.
– Не может быть! Сейчас он уже у дедушки. Ты сам отправил его с Роландом. Тут, без сомнения, какая-то ошибка.
– Нет, миледи. Я видел его в замке собственными глазами. Томас спал у огня, и это был именно он. Мальчика там считают немым, – заметив, что госпожа его вот-вот перебьет, Джозеф предостерегающе поднял руку и быстро продолжил рассказ: – Как он там очутился, не знаю. Люди Джеффри мне ничего не сказали. Ясно только одно: они еще не поняли, кто этот мальчик, но заботятся о нем хорошо, несмотря на то что человек, спасший Томасу жизнь, при смерти.
– Джозеф, ты говоришь загадками! Кто еще при смерти? – В отчаянии Элизабет убрала со лба мешавшую прядь золотистых волос.
Слуга тяжело вздохнул и, прежде чем объяснить в чем дело, подергал себя за длинную бороду.
– Во время сражения их предводителя ранили в голову. Теперь, говорят, он умирает.
– А зачем тебе понадобилось рисковать и идти в имение?
– Мейнард, главный конюх, сообщил, что мальчик в замке, и я хотел убедиться в этом, – объяснил слуга. – Узнав, что предводитель людей лорда Джеффри при смерти, я отыскал его помощника. – Джозеф снова прокашлялся. – Мне в голову пришел замечательный план. Я сообщил ему, что могу привести опытного лекаря, но с одним условием: когда их предводителю полегчает, лекарь беспрепятственно покинет замок. Сначала воин заартачился, сказал, что не обязан давать никаких обещаний, но я не сдавался, и он в конце концов согласился.
Элизабет внимательно слушала, потом сердито возразила:
– А если предводитель не поправится? Что тогда?
Джозеф развел руками:
– Это все, что пришло мне в голову. Я подумал, если вы окажетесь в замке, то, быть может, найдете способ освободить Томаса. Ну, не хмурьтесь, миледи. Ваша мать умела лечить, и я видел вас вместе с ней у постели больных. Уж кое-чему она вас наверняка научила.
Девушка раздумывала над словами старого слуги, и от мысли, что придется что-то предпринимать, внутри у нее холодело. Но освобождение Томаса стало теперь главной задачей. Стоит людям лорда Джеффри узнать его истинное имя, и они заберут мальчика с собой к господину. По закону после смерти отца право на управление имением переходило к Томасу. Но скорее всего, до достижения совершеннолетия его оставят под опекой дяди, а Белвейн уж позаботится, чтобы устранить единственное препятствие на пути к власти. Что ж, закон и для него закон.
Другого выхода нет. Элизабет повернулась к слуге:
– План хорош. Бог даст, их предводитель выздоровеет. А нет, сделаем все, что в наших силах, – она медленно перекрестилась, Джозеф поспешно последовал ее примеру.
– Бог даст, Бог даст, – эхом повторил он.
– Буду готовиться к отъезду, а ты пока оседлай мою кобылу. – Улыбка смягчила тон ее приказа.
Джозеф тотчас же вышел и плотно прикрыл за собой дверь. Обойдя хижину, он вывел лошадь, и через несколько минут животное было готово к дороге. Элизабет к тому времени уже успела переодеться. Теперь на ней было простое по покрою, но сшитое из дорогого материала синее платье, которое очень шло к ее голубым глазам.
Она подала старику пучок каких-то трав, и Джозеф помог ей вскочить в седло. Мысли о побеге все время вертелись у него в голове, и это не ускользнуло от Элизабет. Девушка наклонилась и нежно похлопала морщинистую руку:
– Не тревожься, Джозеф. Все будет хорошо.
Старик перекрестился и вскочил в седло.
Менее чем через час всадники по петлявшей дороге достигли разбитых в сражении ворот замка. Здоровенные стражники опасливо отступили при виде страшных волкодавов Элизабет. На их лицах отразилось явное удивление, но, с ухмылкой перемигнувшись, они пропустили путешественников за крепостные стены.
Во внутреннем дворе замка Джозеф спешился первым и бросился к госпоже. Элизабет подала ему руку, и старик, почувствовав, как дрожат пальцы девушки, понял, что она боится. Но заглянув ей в глаза, старый слуга ощутил гордость – внешне Элизабет оставалась абсолютно спокойной.
– Вся в родителя, – прошептал он, снимая ее с седла.
Девушка в самом деле унаследовала от отца исключительную храбрость. Поистине это он, старик, умирал от страха, а хрупкая хозяйка ободряла его и успокаивала.
Когда они входили в ворота, со всех сторон их окружил какой-то гул: это повсюду работали люди. Но теперь во дворе воцарилось гробовое молчание – и от этой абсолютной тишины мороз пробегал по коже. Море незнакомых лиц, чужие глаза внимательно следили за каждым движением. Мгновение, собираясь с духом, Элизабет стояла у лошади. Но лишь мгновение, и вот с высоко поднятой головой она уже идет прямо через толпу.
Джозеф, кажется, говорил, что людей лорда Джеффри едва ли наберется две сотни. Нет, решила про себя девушка, их по крайней мере в два раза больше. И все бесстыже таращатся на нее. Но грубые манеры не испугали Элизабет, наоборот, подхлестнули гордость, и она царственно выпрямилась. Ветер, подхватив капюшон, сорвал его с головы, и освобожденные густые золотисто-солнечные волосы разметались по плечам.
С тем же спокойным достоинством девушка вошла в большой зал, задержавшись только для того, чтобы снять плащ и передать подскочившему Джозефу. При этом она успела заметить, что старик изо всех сил сжимал в кулаке пучок ее целебных трав – так что от напряжения вздулись и почернели вены, – и чтобы успокоить его, ободряюще улыбнулась.
Внешне равнодушная к восхищенным взглядам мужчин, в сопровождении верных волкодавов Элизабет направилась в дальний конец зала, к очагу. Никто не проронил ни звука, пока она согревала ладони над пламенем. Руки вовсе не замерзли, но девушка хотела собраться с духом, перед тем как лицом к лицу столкнуться с недругами. Когда медлить дальше стало неприлично, Элизабет посмотрела в лица чужаков. Собаки сели у ее ног.
Медленно-медленно Элизабет обвела глазами зал. Ничего от родного дома в нем не осталось. Изрубленные гобелены и знамя, напоминая, что в Монтрайт вступила смерть, клочьями свисали с сырых каменных стен. В душе Элизабет не отзывался когда-то звеневший здесь смех, лишь мучительно звучали смертные стоны. Пустое помещение казалось чужим. Неужели за этим длинным дубовым столом сидели отец и мать? Предстала вдруг совершенно иная картина: опускающийся на мамину шею меч…
Ее мысли прервал чей-то кашель. Тяжелое молчание было нарушено. Девушка с трудом оторвала взгляд от закопченных лохмотьев знамени и посмотрела на стоявших перед ней людей. От группы у стола тут же отделился нагловатый рыжеволосый парень и встал перед Элизабет. Оруженосец, решила она: для пажа велик, а для рыцаря молод. Глядя на его самоуверенную ухмылку, девушка чуть не расхохоталась, но, вспомнив, что следует сохранять показное равнодушие, вовремя сдержалась.
Оруженосец заглянул в ее голубые глаза и громко заметил:
– Красивая. Как же ты собираешься лечить нашего господина?
Элизабет промолчала. Честно говоря, она сама не очень-то знала, что ответить. Парень повернулся к товарищу:
– Ее волосы рождены от солнца. Бьюсь об заклад, на ощупь они мягкие, как тончайший шелк. – Он протянул руку, чтобы коснуться ее локона, но пальцы замерли на полдороге – тихий, но властный голос полоснул, как кинжал:
– Тебе надоела жизнь?
Улыбка сползла с лица оруженосца; парень так и остался стоять с приподнятой рукой – чуткое ухо уловило глухое ворчание. Он посмотрел на собак: готовы к прыжку – шерсть на холках встала дыбом, острые, как сабли, клыки оскалены.
Оруженосец побледнел, нахмурился и очень тихо сказал:
– Ты под защитой Ястреба, и я не причиню тебе вреда. Меня тебе нечего бояться.
– Тогда и меня не бойся, – в свою очередь, Элизабет произнесла это так тихо, что расслышал один оруженосец. Девушка улыбнулась, и от его гнева не осталось и следа. Юноша понял, что, хотя солдаты смотрели на них во все глаза, они не разобрали их короткого разговора и его честь была спасена. Он тоже благодарно улыбнулся в ответ. Элизабет подала собакам знак, и волкодавы, успокоившись, забили тугими хвостами по застланному тростником полу.
– Где находится ваш предводитель? – Вопрос был задан обычным голосом.
– Следуй за мной, я отведу тебя к нему, – оруженосец сказал это так, чтобы слышали все.
Элизабет согласно кивнула и направилась вслед за юношей. У лестницы она остановилась, приняла у Джозефа травы и ободряюще улыбнулась старому слуге. Ей пришлось напрячь все душевные силы, чтобы прогнать незваные мысли о прошлом, – память настойчиво рисовала картины, как она бегала по этой самой лестнице с сестрами и братом. Но время оплакивать мертвых еще не настало. Теперь от ее выдержки зависела судьба Томаса.
На первой площадке их встретил рыцарь постарше. Резкие черты его лица выражали явное недовольство, и Элизабет приготовилась к новому столкновению.
– Так ты женщина! Послушай, если ты замышляешь какой-нибудь подвох…
– Подвоха не будет, – перебила воина девушка. – Я сведуща в травах, которые способны исцелить твоего предводителя, и сделаю все, чтобы его спасти.
– Почему ты решила ему помогать? – рыцаря явно терзали сомнения.
– На этот вопрос я не хочу отвечать. – Элизабет ощутила, как ее захлестывают раздражение и усталость, и всеми силами старалась не показать своих чувств. – Так ты принимаешь мою помощь?
Рыцарь минуту-другую не сводил с нее глаз, не в силах избавиться от подозрений, но Элизабет упрямо решила его не успокаивать и выдержала взгляд.
– Собак оставь здесь и пошли, – мужчина почти выкрикнул короткий приказ.
– Нет, – отчетливо произнесла Элизабет. – Они отправятся со мной и никому не причинят вреда, пока я буду в безопасности.
Рыцарь, к ее удивлению, не возразил, хотя по тому, как запустил в каштановые, тронутые сединой волосы длинные пальцы, было ясно, насколько он раздражен.
Они не повернули налево к трем большим спальням. Провожатый вынул из держателя на каменной стене факел и заспешил по коридору направо – прямо к ее комнате.
У входа дежурили два стражника. Заметив Элизабет, оба, как по команде, удивленно вскинули головы. Не без внутренней дрожи девушка переступила вслед за рыцарем порог. Быстро обвела глазами помещение и поразилась тому, что комната выглядела точно так, как в тот день, когда она ее покинула.
Спальня была меньше других, но нравилась Элизабет тем, что из небольшого окна открывался восхитительный вид на лес.
Большую часть стены занимал камин. По обеим его сторонам стояли два деревянных табурета с яркими синими подушками, которые ей сшила сестра Маргарет.
Взгляд скользнул по висящему над камином знамени с изображением двух волкодавов: голубые нити великолепно сочетались с цветом подушек. Еще один тон – ярко-красный – выделял силуэт любимого ястреба. Сердце заныло: Элизабет вспомнила, сколько вечеров они работали с матерью над этим полотнищем.
«Не смей, – остановил ее внутренний голос. – Не время». Девушка тряхнула головой, и этот жест не ускользнул от внимательно наблюдавшего за ней рыцаря.
Он тоже посмотрел на знамя, перевел взгляд на Элизабет и понял, что она пытается скрыть какое-то мучающее ее чувство. В глазах рыцаря промелькнуло любопытство и шевельнулась смутная догадка.
Элизабет, не обращая больше внимания на знамя, повернулась к кровати, где за раздвинутым желто-синим пологом лежал предводитель. Элизабет поразил его рост. Кровать была явно мала для него.
Иссиня-черные волосы разметались по подушке. По непонятной причине даже в своем беспомощном состоянии больной пугал Элизабет, и девушка застыла, изучая его черты.
Рыцарь был красив. Красив и… суров.
Внезапно он начал метаться и стонать. Это вернуло Элизабет к действительности, и она положила прохладную ладонь на его покрытый испариной лоб. Молочно-белая рука ярко выделялась на смуглом, обветренном лбу. Прикосновение девушки успокоило рыцаря.
– Горит в лихорадке, – заметила Элизабет. – Давно он в таком состоянии?
Она наткнулась на припухлость над правым виском и аккуратно ощупала все вокруг раны. Соратник раненого стоял рядом и, нахмурившись, настороженно следил за ее движениями.
– Я видел, как ему нанесли удар. Он упал и с тех пор не приходил в себя.
Элизабет сосредоточенно думала, что делать дальше.
– Чушь какая-то, – наконец заключила она. – Лихорадки от удара не может быть, – и, распрямившись, приказала твердым тоном: – Помоги мне его раздеть.
Не давая возможности воину задать вопрос, зачем ей, собственно, понадобилось раздевать больного, Элизабет сама принялась освобождать раненого от воинского облачения. Поколебавшись, рыцарь взялся ей помогать и начал стягивать кольчужные чулки со вновь впавшего в забытье больного.
Но как девушка ни старалась, она так и не сумела стащить через голову страдальца стеганую, пропитанную потом рубаху и вынуждена была признать свое поражение. Машинально она потянулась к кинжалу, который носила на поясе: придется разрезать ткань, чтобы досуха обтереть пылавшую грудь.
Клинок блеснул в ее руке, товарищ раненого заметил сверкнувшую сталь и, не зная, что она затеяла, ребром ладони выбил оружие на пол.
Собаки грозно заворчали, но Элизабет успела их успокоить и повернулась к рыцарю. Ее голос стал мягким, и в нем совсем не чувствовалось злости:
– Хоть у тебя и нет причин мне доверять, очень прошу, не бойся. Я просто хотела разрезать рубаху.
– Зачем? – оторопело осведомился мужчина.
Элизабет пропустила вопрос мимо ушей и, подняв кинжал, сделала надрез у ворота. Потом разорвала ткань и приказала принести прохладной воды, чтобы омыть пот и выгнать жар из тела несчастного.
Пока рыцарь передавал распоряжение охранникам, она осмотрела шею и руки больного, стараясь выяснить, нет ли у него на теле других повреждений. Потом заставила себя перевести взгляд ниже и вспыхнула от смущения: она ведь никогда раньше не видела обнаженного мужчины. Несмотря на обычай, согласно которому дочери хозяев прислуживали при купании знатных гостей, отец не доверял друзьям и вместо дочерей посылал служанок.
Наконец любопытство пересилило замешательство, и Элизабет посмотрела ниже пояса рыцаря. Но, к своему удивлению, не обнаружила того ужасного орудия, которым, по словам служанок, обладают мужчины. То ли девицы привирали, то ли раненый рыцарь оказался с изъяном.
Так и не решив эту проблему, Элизабет вернулась к своим занятиям. Перекрестившись, она извлекла из своего узелка кусок материи, разорвала на полосы и, когда принесли воду, принялась обтирать воину лицо.
«Недвижим, как сама смерть, – подумала она. – Дышит неглубоко и неравномерно». На лице у рыцаря багровел шрам. Он начинался у уголка левого глаза, бежал полумесяцем к уху и терялся в черных, слегка вьющихся на затылке волосах. Мокрой тканью Элизабет прошлась по бугристой поверхности и решила, что шрам нисколько не портил внешности воина.
Потом омыла его шею и грудь и нашла еще шрамы.
– Слишком много отметин, – пробормотала Элизабет. – А ну-ка помоги-ка мне его перевернуть, – обратилась она к воину.
У рыцаря наконец лопнуло терпение, и он возмущенно завопил:
– Ради всех святых, женщина! Господину требуется лечение, а не ванна!
– Мне нужно твердо знать: ушиб на голове – единственная рана у него или нет, – так же громко возразила девушка. – А вы даже не удосужились снять с него доспехи.
Ответ рыцаря был достаточно красноречив: он сложил на груди руки и сердито смотрел исподлобья. Элизабет поняла, что на помощь вассала рассчитывать нечего. Девушка окинула его испепеляющим взглядом и вновь обратилась к раненому. Она склонилась над кроватью, ухватилась за беспокойно мечущуюся руку и изо всех сил потянула, но все бесполезно – рыцарь был очень тяжел, и перевернуть его было невозможно. От усилия Элизабет кусала нижнюю губу и только решила, что дело пошло, как больной увернулся, а сама Элизабет оказалась прижатой к его груди. Теперь он крепко сжимал ее кисть и, хотя оставался без сознания, а она рвалась что было мочи, отпускать не собирался.
Вассал, наблюдая за ее тщетными попытками освободиться, только качал головой, но наконец сжалился и проворчал:
– Посторонись-ка, женщина.
Разжав пальцы своего господина, он грубо вздернул Элизабет на ноги и уверенным движением перевернул беспомощного раненого на живот. И в тот же миг сердитое выражение исчезло с его лица, уступив место ужасу: нижняя рубашка рыцаря заскорузла от крови и прилипла к спине. Потрясенный вассал отступил на шаг.
Зато Элизабет при виде раны испытала облегчение: она знала, как обходиться с такими ранами. Девушка села на кровать и осторожно отлепила ткань от уже загноившейся раны. Вассал схватился за голову, из его глаз брызнули слезы раскаяния.
– А я не удосужился проверить, – пробормотал он срывающимся шепотом.
– Не кори себя, – сочувственно улыбнулась ему Элизабет и деловым тоном продолжала: – Теперь ясно, откуда такая лихорадка. Мне нужна будет еще вода, только уже горячая, почти кипяток.
Рыцарь, кивнув, бросился из комнаты. Не прошло и нескольких минут, как возле Элизабет стоял только что вскипевший котелок. Элизабет очень боялась промывать рану, хотя много раз видела, как это делала мать. Не переставая молиться, она обмакнула в кипяток чистую ткань и скривилась от боли. Пересилив себя, она отжала тряпку и в нерешительности застыла над телом:
– Тебе, пожалуй, придется его придержать, – прошептала она. – Сейчас ему будет больно… но без этого не обойтись.
Голубые глаза встретились с хмурым взором воина. Тот в знак согласия кивнул и буквально пригвоздил господина к постели.
И все же девушка колебалась.
– Нужно удалить из раны всю заразу, иначе он умрет.
– Да, – только и ответил рыцарь.
Если бы Элизабет прислушалась, она различила бы в его тоне нотки понимания. Но она слишком переживала предстоящую муку больного.
Глубоко вздохнув, девушка положила горячую ткань на рану. Реакция оказалась необычайно бурной. Пытаясь сбросить со спины обжигающую тряпку, несчастный сильно дернулся и закричал, но вассалу удалось удержать его.
Элизабет в отчаянии закрыла глаза.
Дверь в спальню резко распахнулась, и с мечами наготове в комнату ворвались охранники. На их лицах были написаны страх и смятение. Помощник Элизабет мотнул головой, приказывая им вложить оружие в ножны, а девушка едва слышно пробормотала:
– Это необходимо.
Успокоенные, стражи снова заняли свой пост в коридоре.
– Будь он в сознании, то никогда бы не закричал, – повернулся вассал к Элизабет. – А теперь просто не знает, что творит.
– Он просто дает выход мучительной боли. Разве это говорит о слабости духа? – Элизабет накладывала на рану вторую примочку.
– Он бесстрашный воин, – отозвался вассал.
– Но сейчас он во власти лихорадки.
Девушка заметила, что ее помощник кивнул, и ей захотелось улыбнуться. Она сняла с раны обе полоски пропитанной красновато-желтым гноем ткани. Прошло немало времени; одна повязка сменяла другую, и наконец из глубокого пореза стала сочиться одна только кровь. К этому времени руки Элизабет покраснели и покрылись волдырями. Стараясь избавиться от жжения, она потерла ладонью о ладонь и потянулась к своему узелку.
– Кровь идет чистая и не так много, – заметила она больше себе, чем помощнику. – Думаю, нет необходимости прижигать рану раскаленным ножом.
Воин оставался без сознания, и это радовало Элизабет. Средство, которым она собиралась воспользоваться, отнюдь не снимет боли. Обильно смазав рану пахучим снадобьем, она перевязала спину рыцаря.
Когда все было кончено, вассал перевернул раненого, и Элизабет влила ему в рот отвар из толченых листьев шалфея, мальвы и корня паслена.
Больше она ничем помочь не могла. От напряжения все тело ломило. Девушка встала, прошла к окну и, отодвинув штору, с удивлением увидела, что на улице стемнело. Устало облокотившись о холодный камень, Элизабет подставила лицо живительному ветерку. Через какое-то время она повернулась к помощнику и вдруг заметила страшную усталость на его изможденном лице.
– Иди отдохни. Я присмотрю за твоим предводителем.
– Нет, пока Ястреб не придет в себя, я не уйду отсюда. – Говоря это, рыцарь подбросил полено в очаг.
– А тебя как зовут? – поинтересовалась Элизабет.
– Роджер.
– Послушай, Роджер, – продолжала задавать вопросы девушка, – а почему ты называешь своего предводителя Ястребом?
– Его так все зовут – все, кто участвовал с ним в сражениях, – проворчал сидящий на корточках у огня воин. – Так уж получилось.
Ответ мало что сказал Элизабет, но, боясь разозлить рыцаря, она не решилась больше расспрашивать. И попыталась перейти к тому, что интересовало ее больше всего:
– Говорят, у вас живет немой мальчик и что этого мальчика спас сам Ястреб. Это правда?
– Да.
У воина в глазах снова мелькнуло подозрение, и Элизабет поняла, что действовать надо очень осторожно.
– Кажется, я знаю, кто этот мальчик. И когда буду уезжать, могла бы отвезти его родным.
Глаза рыцаря сделались задумчивыми. Молчание сводило с ума, но Элизабет заставила себя успокоиться.
– Так что скажешь, Роджер?
– Сделаю, что смогу. Но распорядиться вправе только барон.
– Барон Джеффри сюда не приедет. А на письменный ответ уйдет не меньше месяца. Неужели он будет против, чтобы мальчика вернули родителям? Разве ты не можешь действовать от его имени? Я уверена, барон останется доволен, если его не будут беспокоить по пустякам. Монтрайт по сравнению с другими – маленькое, незначительное владение. – Элизабет повторяла почти слово в слово, что много раз говорил отец.
Лорд Джеффри ни разу не приезжал в Монтрайт, и когда требовали дела, лорд Томас сам отправлялся в главное имение барона.
Страстный напор девушки удивил рыцаря.
– Месяц? – переспросил он. – Подожди, вот спадет лихорадка, очнется Ястреб, и спросишь у него самого. Только в одном ты не права: для лорда Джеффри не существует незначительных владений. Он одинаково покровительствует всем, кто поклялся ему в верности, – и знатным, и небогатым.
– Ты говоришь, что Ястреб вправе мне дать разрешение? Он может действовать от имени барона? – В голосе Элизабет появилась надежда. – Тогда все в порядке. – Последние слова она адресовала скорее самой себе. – Я ухаживала за ним. Неужели он откажет мне в такой малости? – Молитвенно сложив руки, девушка с облегчением улыбнулась.
– А ты хоть знаешь, кого лечила? – лукаво усмехнулся рыцарь.
Элизабет сразу посерьезнела и молча ждала его объяснений.
– Ястреб и есть лорд Джеффри, сюзерен Монтрайта.
Воин с любопытством смотрел, как Элизабет воспримет неожиданную новость.
– Он барон Джеффри?
Дрогнувший голос Элизабет, конечно, выдал ее потрясение.
– Да, – подтвердил Роджер, удобно устраиваясь на табурете. – А что тебя так удивило? Ястреба знают все, – уже на высоких тонах закончил он.
– Конечно, – смущенно пробормотала девушка. – Только я думала, что он старый… старше, чем… – Она повернулась к раненому и долго всматривалась в его лицо.
От неожиданного поворота событий она растерялась. Отец никогда не рассказывал, что сюзерен такой молодой, и Элизабет почему-то представляла его стариком.
Девушка прислонилась спиной к холодному камню и вновь перевела взгляд на Роджера.
Ее наивность, казалось, забавляла рыцаря.
– Господин – самый молодой и самый могущественный из всех, кто стоит под властью Вильгельма, – с гордостью объяснил он.
– И если он поправится, то окажется моим должником?
Элизабет мысленно прочитала молитву, чтобы лорд Джеффри оказался порядочным человеком. Тогда он ее выслушает, и она убедит его в вероломстве дяди. Должна убедить. Только бы он поправился…
Мысли прервал громкий стук в дверь. Роджер дал ей знак оставаться на месте и сам пошел открывать. О чем-то пошептавшись с охранниками, он снова повернулся к Элизабет:
– Твой слуга хочет с тобой переговорить.
Девушка кивнула и последовала за одним из стражей в конец коридора, где ее ждал Джозеф. По лицу старика было видно, что он чем-то расстроен.
– Послушай, я лечила самого барона, – начала она без всяких предисловий.
Старик кивнул, но заговорил только тогда, когда стражник вернулся на свой пост.
– И как успехи?
– Надежда есть, – похвалилась девушка, но тут же добавила: – Остается только молиться: для Джеффри я – единственный шанс.
Джозеф слушал и продолжал хмуриться. Элизабет тряхнула головой:
– Все складывается очень удачно. Я хоть и женщина, но лорд – мой должник и поневоле выслушает меня.
– А кто тот другой, который сейчас всеми командует? – Старик повел головой в сторону спальни Элизабет.
– Роджер.
– Он послал за Белвейном.
– Что? – От неожиданности Элизабет застыла и тут же понизила голос: – Откуда ты узнал?
– Герман Плешивый слышал, как он отдавал приказание. Гонец ускакал час назад. – Видя, что Элизабет не в силах поверить, качает головой, Джозеф добавил: – Истинная правда. Белвейн будет здесь через неделю или немного позже.
– Боже мой, – прошептала Элизабет. – Только бы я успела поговорить с лордом Джеффри до появления этого чудовища. – Она вцепилась в рукав слуги: – Надо спрятать Томаса. Увести отсюда, пока не убедимся, что на барона можно положиться. Белвейн не должен знать, что мы живы.
– Это невозможно, миледи, – возразил старик. – Стоит Белвейну въехать в ворота, и он все поймет. Слишком многие были свидетелями вашего возвращения. Он все узнает. Да и этот Роджер догадается – теперь это только вопрос времени.
– Надо подумать, – прошептала Элизабет и только тут заметила, что почти стащила со слуги тунику. – Посоветуйся с Германом. Он человек верный – не проговорится. К тому же вольный. Спрячьте с ним Томаса. Сможешь?
– Смогу. – Старик расправил плечи. – Не волнуйтесь, не подведу. И местечко подыщу подходящее.
Элизабет кивнула и сразу успокоилась – она вполне полагалась на покорного слугу.
– Это ненадолго. До тех пор, пока не придет в себя Джеффри.
– Но что будет с вами? Вдруг он вовсе не очнется? Так и не придет в себя, а в это время нагрянет Белвейн? А если барон умрет?..
– Придется бежать. В любом случае, когда он объявится, меня здесь не будет. Разве что Джеффри скоро придет в сознание, и мне удастся с ним поговорить, прежде чем дядя успеет нас оболгать. – Девушка содрогнулась. – Что бы ни случилось, мы должны переправить Томаса к дедушке. Он уж сообразит, что делать дальше.
– А на водопад вы вернетесь?
В голосе слуги сквозил страх. Ему поручили Томаса, так что он не мог сопровождать госпожу и страшно за нее беспокоился.
– Вернусь, – прошептала девушка. – Белвейн надругался над этими стенами. И я не в силах видеть, как он в них возвращается.
– Ну-ну, миледи, успокойтесь. – Старик заговорил с ней, как с маленькой обиженной девочкой. – Рыцарь непременно очнется, вы познакомитесь с ним до приезда Белвейна, и он вас обязательно выслушает.
Джозеф ждал, пока ее прерывистое дыхание успокоится. В последнее время старика пугало, насколько менялась госпожа при упоминании дяди. Он знал, что миледи видела, как убивали ее родителей, понимал, какие душевные муки она испытала, и, как и она, считал, что за всеми этими злодеяниями стоял Белвейн. Он очень хотел, чтобы Элизабет нашла в себе силы высказаться, выплеснуть боль, хоть немного облегчить сердце… Насколько она отличалась от своих единокровных сестер Маргарет и Катрин! Может быть, потому, что была наполовину саксонка?..
Когда сэр Томас появился в Монтрайте с двумя маленькими дочерьми, это был суровый, глубоко несчастный человек, но за полгода все переменилось. Он женился на светловолосой красавице-саксонке. Несмотря на своенравный характер жены, Томас научился с нею ладить, и вскоре супруги не могли жить друг без друга. Через год родилась Элизабет. Отец решил, что сына ему иметь не суждено, и всю любовь обратил на голубоглазую крошку. Между ними возникла особая связь, которая сохранилась даже тогда, когда через десять лет на свет появился малютка Томми.
Лицом Элизабет не походила на отца, но переняла его сдержанные манеры и умение скрывать свои чувства. У Катрин и Маргарет любое переживание сразу же отражалось на лице. Элизабет вела себя совсем по-другому. Джозеф даже считал, что она – та ниточка, которая связывала воедино семью. Элизабет хранила верность очагу, который был для нее важнее всего в жизни. Выступала то миротворцем, то нарушителем спокойствия. Отец гордился ею, когда девушка выезжала с ним на охоту, а мать, обучая искусству шитья, приходила в отчаяние. Да, до недавнего времени она жила в счастливой семье.
– Я вам не успел еще сказать, что Герман послал своих людей в имение Белвейна. Надеется, что им удастся собрать нужные нам доказательства. Походят, поговорят со слугами…
– Славный он человек, – перебила его Элизабет, и Джозеф с облегчением вздохнул, заметив, как спадает ее напряженность. – Но вряд ли домашние Белвейна скажут им правду. Дядю все слишком боятся. Однако передай Герману, что я ему благодарна, – добавила она едва слышным шепотом.
– Он с уважением относился к вашей семье. Сами вы были еще ребенком и, наверное, не помните – это ваш батюшка дал ему волю, и Герман не забывает своего долга Монтрайтам.
– Что-то припоминаю. А скажи, – улыбнулась она, – почему Германа зовут Плешивым? У него ведь предостаточно волос на голове? Я спрашивала у отца, но ответа так и не получила.
Джозеф смутился. Ему очень не хотелось объяснять госпоже все, как было. Шутку придумали грубые мужланы, и история явно не предназначалась для нежных ушей леди.
От воспоминаний об отце Элизабет оживилась.
– Все будет хорошо, – шепнула она. – А теперь мне пора возвращаться к барону. Молись, чтобы Джеффри поправился. Молись, чтобы он меня выслушал. Выслушал и поверил.
Элизабет похлопала слугу по сутулому плечу и медленно направилась к спальне. Ее вновь охватил холодок страха. Мысль о приезде Белвейна не давала покоя. Если бы не маленький брат, такая перспектива ее бы только обрадовала. Уж она бы сумела приготовить ему западню и встретила бы дядю жаркими объятиями, держа кинжал наготове.
Ничего, ее время придет, и месть свершится. Решимость не позволяла девушке сгибаться и оберегала разум в этом безумном мире. Ей предстояло отомстить и позаботиться о судьбе брата. Лишь тогда, когда Томас окажется в безопасности, их земли станут свободными, а Белвейн жизнью заплатит за смертные грехи, – только тогда она позволит пронзить себя острому жалу отчаяния. Лишь тогда и не раньше.
Вернувшись в спальню, Элизабет увидела, что собаки, рассевшись по разным сторонам постели, дежурили вместо нее, и по их напряженным взглядам поняла, что они признали раненого рыцаря. Она устроилась на деревянном табурете у кровати и обтерла покрытый испариной лоб барона.
… Так продолжалось два дня и две ночи. Девушка не отходила от раненого, постоянно меняла повязки и, как учила мать, промывая рану отваром шалфея и паслена, двенадцать раз читала «Отче наш».
Она ела в этой же комнате и выходила за порог лишь в случае острой необходимости.
Однажды, спускаясь по лестнице, Элизабет заметила в большом зале Томаса. Мальчик посмотрел на нее и отвернулся. Она поняла, что брат ее не узнал. Но девушка не дала волю чувствам. Она еще успеет помочь брату, а теперь, может быть, и к лучшему, что память ему изменила. Томас тоже видел, как убивали отца и мать, и, если Бог добр и милосерден, он сделает так, чтобы мальчик обо всем забыл.
Элизабет перевела взгляд на стоящего рядом Джозефа. Слуга красноречиво посмотрел на Томаса и чуть заметно кивнул, и Элизабет поняла: старик выполнил все, что от него требовалось. Она, в свою очередь, кивнула и продолжала путь.
Девушка решила подождать еще один день, а потом исчезнуть. Ночью, когда воины заснут, Джозеф уведет Томаса. Если бы только барон согласился помочь! Если бы он очнулся и хотя бы выслушал! С такими мыслями она возвратилась к постели раненого.
О собаках заботился Роджер: следил, чтобы страшным охранникам приносили еду и вовремя за ними убирали и, судя по ворчливому тону, делал это совершенно неохотно. Причина крылась в странном поведении животных, не подпускавших рыцаря к постели раненого.
– Ведут себя так, словно я способен причинить вред своему господину, – недовольно жаловался он.
– Они его стерегут, – смеялась Элизабет, но сама удивлялась необычайной верности собак и не могла ее объяснить.
На второй день он несколько раз оставлял ее наедине с бароном, и Элизабет поняла, что ей все же удалось заслужить доверие рыцаря.
…Это случилось на вторую ночь. Девушка не спала у постели сэра Джеффри и решила обтереть его лоб.
Сон воина теперь казался спокойным, дыхание сделалось глубже. Элизабет была довольна тем, как он поправлялся, хотя ее слегка тревожило, что лихорадка пока не отпускала больного.
– Что ты за человек? – прошептала девушка. – Тот, кому столько людей хранят свою верность? – Тишина убаюкивала, и она опустила веки, а когда вновь взглянула на рыцаря, вздрогнула от неожиданности: ее внимательно изучали темно-карие глаза.
Машинально она потрогала лоб мужчины. Тот перехватил ее запястье левой рукой и медленно, но без видимых усилий притянул к себе. Грудь Элизабет оказалась прижатой к его широкой груди, губы – в дюйме от его рта.
– Храни меня, прекрасная нимфа, – вдруг проговорил он.
Элизабет улыбнулась. Слова, без сомнения, были сказаны в бреду. Девушка и рыцарь смотрели друг на друга целую вечность. Но вот другая рука барона обхватила ее затылок, нежно надавила, и их губы встретились.
Его губы были жаркими и податливыми, и Элизабет их прикосновение понравилось. Но как только девушка это подумала, целомудренный поцелуй прекратился, и они снова стали изучать друг друга.
Девушка не могла оторвать взгляда от его глаз – глубоких, темных и бархатистых. Их бездонность зачаровывала.
Словно уверенный в своей безнаказанности ребенок, Элизабет расхрабрилась и дала волю невинному любопытству – провела пальцами по его лицу и волосам. Они показались удивительно мягкими, и руки невольно принялись массировать кожу. Оба по-прежнему смотрели друг на друга. И если бы в Элизабет было больше проницательности, она бы поняла, что лихорадка отступила.
Подчиняясь необъяснимому порыву, она притянула голову рыцаря к себе и нежно коснулась губами его губ. Но не искушенная в любви, она не представляла, что делать дальше, и, словно совершающий первые шаги малыш, пробовала то одно, то другое. По телу разлилась жаркая дрожь, и Элизабет наслаждалась новым ощущением.
Любопытство было удовлетворено, и она уже собиралась отстраниться, но в этот миг руки рыцаря ожили, объятия окрепли, рот стал требовательным, язык, проникая внутрь, настойчиво ласкал ее полураскрытые губы. Тело девушки моментально отреагировало на его чувственный призыв, его язык встретился с ее, начав вечную, как мир, дуэль. Элизабет и не подозревала, что в ее теле таятся такие чувства, но теперь они властно заявили о себе. Ее больше испугал не порыв Джеффри, а собственная реакция, и она быстро выскользнула из его слабеющих объятий. Потерла припухшие губы, стараясь справиться с дрожью.
Элизабет боялась смотреть барону в лицо, ее щеки пылали от смущения.
Лишь через несколько минут она заставила себя опустить глаза и с облегчением вздохнула – рыцарь спал.
Девушка тихонько рассмеялась:
– У тебя жар, милорд. Лихорадка пройдет, и ты все забудешь.
К ее ужасу, воин улыбнулся.
