Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
© Юрий и Аркадий Видинеевы, 2021
ISBN 978-5-0053-8119-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предсказание старого волка
Одинокий путник пробудился от тяжёлой дрёмы, почувствовав на себе чей-то взгляд. Перед ним стоял волк. Теперь всё зависело от того, как человек отреагирует на внезапное появление хищника.
Никак.
Человек снова прикрыл глаза. Близость волка не испугала и не насторожила его. Волки не нападают скрытно. Они вначале обозначают свою готовность напасть и отслеживают ответную реакцию своей цели. Безразличие человека озадачило волка. За этим безразличием зверь почувствовал в человеке уверенность в своих силах. Старый и заметно одряхлевший волк-бирюк не решился нападать и исчез.
Усталость окончательно сморила путника, и он впал в глубокое забытьё, перешедшее в череду странных, запутанных снов. В них он видел себя молодым, энергичным и богатым. Как и в своём далёком теперь уже прошлом, человек был обуреваем в тех снах грандиозными планами. Планы были самыми разнообразными, но сводились все они, в конечном счёте, к удовлетворению материальных и физиологических потребностей. Теперь в одном из этих сумбурных снов человек восторгался новым, невообразимо навороченным автомобилем. В другом таком же сне он с энтузиазмом руководил перепланировкой своего коттеджа и полным обновлением меблировки. Любовь к эксклюзиву, к тому, «чего нет у других», погоня за престижными покупками, втолкнула его в коварную и опасную трясину вещизма. Эта трясина преобразовалась по загадочной природе сновидений в гнилое болото, и человек начал в нём тонуть. Из бедняги вырывался беззвучный, раздирающий душу крик ужаса. За секунду до гибели путник проснулся, сотрясаясь от вброшенного в кровь адреналина.
Сердце бешено колотилась, взгляд затравленно и бессмысленно заметался из стороны в сторону.
То был сон?
За дальним горизонтом суровой безлюдной степи полыхало зарево заката.
Глава 1. Дедуля с Волчьих пустошей
Ранним утром босоногая детвора, окружившая одинокого путника, восприняла его появление в их глухомани, как редкое разнообразие в их скучной, безликой жизни:
– Гляньте! Дедуля с Волчьих пустошей идёт!
– Дедуленька! Тебя волки там не покусали?
Дети, как дети. Не злые, сердобольно участливые. Показали избу, где можно попроситься на отдых. Там престарелая, но скорая на руку и ногу хозяюшка, приняла путника радушно, напоила козьим молоком, угостила варёным картофелем, краюхой хлеба, растопила баньку:
«Попарься, батюшка, а я одежонку твою быстренько перестираю-заштопаю».
После баньки путнику было предложено, пока его одежда в стирке да в починке, нарядиться в рубаху и брюки, оставшиеся от покойного мужа хозяюшки. В хате тем временем уже собрались соседки. Путника пригласили к общему застолью, собранному из складчины: каждая соседка что-то принесла из продуктов: какая мёд, какая варенье, какая кусок свиного сала. Путника усадили на самое почётное место:
– Отведай, батюшка, того, что Бог послал, да поведай нам истины от большой твоей святости, – обратилась к нему самая бедовая напевным деревенским говорком.
– Что вы, милые! Не святой я. Молодость свою прожил в греховной гордыне, в нерадении к молитве, к милостыне, к посту. Оттого грехов насобирал вагон и маленькую тележку. Теперь тащу на себе их груз, всё отмолить их пытаюсь, а вместо того новые набираю.
– Истинно святой! Только Божьи люди умеют так просто себя держать.
– Господь тебя к нам направил, чтоб беду от нас отвести.
– Спаси нас от происков тёмных сил, святый отче! Век тебе благодарны за это будем! – наперебой загалдели женщины.
Когда общий женский гвалт успокоился, к Путнику обратилась сгорбленная под тяжестью лет старуха с проницательным и не по возрасту ясным взглядом:
«Снился мне сон этой ночью, который начал уже сбываться. Значит, сон этот не простой. Приснился мне старый, одряхлевший уже волк-бирюк и сказал мне человеческим голосом: «Явится к вам в деревню странник из нашей Волчьей пустоши. Святой старец. Волки всякого, кто попадает в нашу пустошь, съедают, а его единственного не тронули. В нём спасение будет и нам и людям».
Глава 2. Близок теперь его час
То, о чём поведали путнику женщины, объявлялось с наступлением полночи. По их словам, это было чудовище исполинских размеров. Обличье оно могло принимать различное и прямо на глазах одно его обличие могло сменяться на множество других, но все его обличия были до того мерзкими, что наводили на людей великий страх. Собаки при виде того чудовища жалобно скулили и забивались каждая в свою конуру, овцы умирали от разрыва сердца, у коров пропадало молоко. А чудовище с какими-то непонятными целями, вот уже три ночи подряд продолжало бродить то по Волчьей пустоши, то по деревне, будто толи, выискивая, толи, поджидая кого-то.
«Меня оно поджидает», – понял Путник, сверяя всё услышанное от женщин со своими часто повторяющимися снами. То были сны о том, как в самый жуткий полночный час объявлялось перед ним, как из-под земли, как из самой Преисподней, огромных размеров чудовище, внушающее отвращение и смертный ужас.
«Ты мой!», – объявляло ему чудовище утробным рёвом, могучим, как раскаты грома над головой, и распахивало перед ним свою отвратительную пасть, полную страшных зубов.
Люди называли Путника святым, просили у него избавления от самых различных скорбей. Ну, какой он святой?! Грешник, погрязший в своих несчётных грехах прошлой жизни и умножающий их с каждым новым днём. Однажды, много лет тому назад, случилось так, что, среди молитвы, он, как никогда ранее, вошёл в состояние полной отрешённости от всех чувственных восприятий. По неведомому ему ранее внутреннему наитию он, обливаясь слезами, горячо взмолился о том, чтобы Господь наставил его на Путь спасения. И услышал тогда он голос, будто с Небес исходящий:
«Раздай всё своё добро. Иди, куда глаза глядят. Не пекись о хлебе насущном. И будет дано тебе то, о чём просишь».
Так он и поступил.
Много дорог исходил он за многие годы. Выветрились из его души любовь к благам земным, потакание слабостям телесным, помыслы о суетном. Возлюбил он кротость, наполнил душу смирением, овладел наиредчайшим даром непрерывной горячей молитвы, приносящей утешение, согревающей в трудный час Божьей Благодатью, дающей в нужную минуту прозрение.
О нём стали говорить, как о целителе, как о чудотворце. Пустое это! Ну, какой он целитель? Какой из него чудотворец! Это Всемогущий Господь в непостижимом Своём триединстве и исцелял, и творил чудеса по горячей молитве смиренного, покорного Его воле Путника, никчёмнейшего раба Своего.
Однако близок теперь его час. В полночь свершится судьба его. Довольно он уже пожил. Не все пути исходил, не все думы передумал, но всего этого не отмерено никому из рода людского. Главное теперь – встретить последний свой час достойно, не дрогнуть в битве с Чудищем из Преисподней. Есть у него для этого оружие: молитва, фляга святой воды и нательный крестик. Бог не выдаст – Чудовище не съест.
Глава 3. Избавление
Охотничьи байки – это особый жанр неистощимого народного творчества. Самое забавное в них то, что рассказчик, хотя бы самую малость, но привирает. Даже не из-за охотничьего хвастовства, а по обычному человеческому естеству, из стремления к тому, чтобы всё в этом мире было красивее и желаннее, чем оно есть, хотя бы в маленькой привирушке. Николай – самый первый балагур среди нашей охотничьей троицы. Но у этого ночного костра на берегу широкой реки он был молчалив и задумчив.
– О чём взгрустнул, дед Щукарь? – толкнул его в плечо Котелок (Котлов Толик), протягивая ему стакан с крепким домашним напитком.
– Слышал, как волки перекликаются на том берегу?
– Ну и пёс с ними! Они ведь на том берегу. Чего нам их опасаться?
– Я и не опасаюсь. Мне под их перекличку история одна вспомнилась из моего босоногого детства. Давайте, не чокаясь, помянем одного удивительного человека.
– Поминают по имени, – напомнил я Николаю. – Звали-то его как?
– Путник.
– Понятно. А как по имени?
– От имени своего тот человек отказался. Сам себя Путником называл, и другим также представлялся.
– Тогда за Путника! Царствие ему Небесное, – подытожил Котелок.
За это мы и выпили.
Ты нам про этого Путника должен теперь рассказать, – потребовал от Николая Котелок.
И Николай рассказал о той малости, которую случилось ему узнать о непростом человеке, пришедшим в их деревню ранним утром из жуткой Волчьей пустоши, где погибал от волчьих клыков всяк туда входящий. О том, как они, босоногая детвора дивились на то, что человек этот, побывавшей в таком гиблом месте, вышел из него живым и невредимым.
Сам он не видел Чудовища, наводившего ужас на всю округу, включая и людей, и домашних животных, и всё дикое зверьё. Все обмирали от страха при одном упоминании о том чудовище. А Путник не побоялся и вышел в самую жуткую полночь на битву с ним с голыми руками.
– И победил? – не удержался от вопроса Котелок.
– Никто этого не знает. Победитель ведь тот, кто своего противника переживёт хоть на малое время. А с той страшной ночи больше не видел никто ни ужасного чудовища, ни Путника. Пропали оба.
Только Путника с того времени мы все считаем своим спасителем от проклятого чудовища. И избавление это, по вещему сну одной очень мудрой старухи, бабы Епифановны, было предсказано старым волком.
Во власти яростного огня
Мемби мчался, не разбирая дороги. Его то и дело обгоняли другие звери, охваченные таким же ужасом перед необузданной стихией. Лесной пожар на бешеной скорости мчался за ними, обдавая их своим жаром. В его диком рёве была неумолимая злоба, его ненасытная утроба поглощала всё на своём пути. Предсмертные крики его жертв лишь распаляли его ярость. Убежать от него было невозможно, но все звери, предчувствуя свою обречённость, всё равно продолжали этот бессмысленный, последний в их жизни бег, пока не разорвётся, не выдержав этого бега и этого неописуемого ужаса их сердце или пока языки бушующего огня не забросят их в пасть пожара.
Чья-то тяжёлая туша, обгоняя Мемби, задела его боковым касанием, от которого малыш сбился со своей траектории и врезался лбом в ствол дерева. Теряя сознание, Мемби упал на землю… и проснулся.
Мемби?
May be?
Вагон качнуло, и Савва ударился лбом в стенку купейного вагона. На нижней полке заворочался толстяк, заселившийся в это купе среди ночи. Перестук вагонных колес входил в раздражающий диссонанс и перестуком Саввиного сердца, с перестуком крови в висках, с пробудившейся яростью испепеляющих воспоминаний. Нет внятного названия этой ярости. Она подобна стремительному бегу бушующего лесного пожара. Её жар обдаёт и ужасом, и пониманием невозможности спасения от него.
Забыть бы всё навсегда!