ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

Часть первая. Стекло

Глава 1

Поезда, приезжающие в Лондон, плывут между крышами, как корабли. Они проходят между башнями, тянущимися к небу, как длинные шеи морских тварей, и между огромными газгольдерами в грязных разводах, похожими на китов. На глубине, под поездами теснятся в арках маленькие, никому не известные магазинчики, обшарпанные кафе и конторы. На всех стенах видны яркие пятна граффити. Окна верхних этажей проплывают так близко, что пассажиры могут заглянуть в жалкие пустые офисы и склады. На стенах висят календари с логотипами партнеров или с голыми девушками.

Ритм Лондона зарождается именно здесь, в огромном пустом пространстве между пригородами и центром.

Потихоньку улицы расширяются, названия кафе и магазинов становятся знакомыми, дороги делаются все оживленнее, а движение плотнее, город поднимается, пока не становится с рельсами вровень.

Октябрьским вечером поезд мчался в сторону вокзала Кингс-Кросс. Он летел над Северным Лондоном, и, по мере приближения к Холлоуэй-роуд, город рос под ним. Люди внизу не обращали на поезд внимания. Только дети смотрели наверх, когда он грохотал у них над головой, а самые маленькие даже тыкали пальцами. Ближе к вокзалу поезд опустился ниже уровня крыш.

В вагоне сидело несколько человек. Они смотрели через окно, как по обе стороны вырастает кирпичная стена. Небо исчезло из виду. Стая голубей взлетела из своего укрытия рядом с путями и унеслась на восток.

Мельтешение крыльев и перьев привлекло плотного молодого человека, сидевшего в углу. Он старался не пялиться на женщину напротив открыто. Волосы у нее были густо смазаны средством для выпрямления, но все равно вились змейками. Когда мимо пролетели птицы, молодой человек отвлекся от нее и пригладил свою коротко стриженную шевелюру.

Теперь поезд шел ниже уровня домов. Он ехал по глубокому каналу, как будто за эти годы бетон под рельсами протерся и просел. Савл Гарамонд снова посмотрел на женщину перед собой и отвернулся к окну. В вагоне включили свет, превративший окно в зеркало, и он принялся изучать свое одутловатое лицо. За лицом смутно виднелись кирпичные стены, вздымающиеся над поездом.

Савл очень давно не был в городе.

С каждым перестуком колес он приближался к дому. Савл закрыл глаза.

До вокзала оставалось совсем немного, и желоб, по которому шли рельсы, стал шире. В нескольких футах от поезда в стенах темнели маленькие ниши, полные мусора. На фоне неба вырисовывались огромные краны. Стены вокруг поезда исчезли. Пути веером разошлись в стороны, поезд замедлил ход и остановился на вокзале Кингс-Кросс.

Пассажиры встали с мест. Савл закинул сумку на плечо и протолкался наружу. Воздух под высокими сводчатыми потолками оказался ледяным. Савл не был к этому готов. Он поспешил дальше, лавируя между домами и небольшими группками людей. Ему было куда идти. Он направлялся под землю.

Он физически ощущал присутствие людей вокруг. После стольких дней, проведенных в палатке на побережье Саффолка, воздух вокруг как будто вибрировал от движения десяти миллионов людей. В метро было столько яркой одежды и выставленной напоказ плоти, как будто все люди направлялись в клубы или на вечеринки.

Может быть, отец его ждет. Он знал, что Савл возвращается, и наверняка попытается быть гостеприимным, даже если ради сына придется пожертвовать вечером в пабе. За это Савл его всегда презирал. Он чувствовал себя жестоким и невоспитанным, но его страшно бесили отцовские попытки общаться. Гораздо лучше было, когда они друг с другом не разговаривали. Это не требовало никаких усилий и было… честнее.


Когда поезд вырвался из туннеля Юбилейной линии, уже стемнело. Савл знал дорогу. В темноте булыжники за Финчли-роуд стали тускло мерцающим пустырем, но он помнил даже незаметные мелочи, вплоть до граффити на стенах. Бёрнер. Накс. Кома. Он помнил по именам бесстрашных маленьких бунтовщиков с баллончиками в руках и знал, где они сейчас.

Слева вздымалась к небу гигантская башня кинотеатра «Гомон», причудливого памятника времен тоталитаризма, выросшего среди недорогих магазинчиков и складов Килберн-Хай-роуд. Ближе к станции Уиллсден из окна потянуло холодом, и Савл запахнул куртку. Пассажиров становилось все меньше. Когда он вышел, в вагоне осталось всего несколько человек.

Выйдя на улицу, он поежился. Пахло дымом – неподалеку жгли листья. Савл двинулся вниз по склону, в сторону библиотеки.

Он купил себе поесть в какой-то забегаловке и ел на ходу, стараясь идти помедленнее, чтобы не заляпать одежду соевым соусом и овощами. Жаль, солнце уже село. Уиллсден славится своими закатами. В такой день, когда почти нет облаков, свет, которому не мешают высокие здания, залил бы улицы, проник бы в самые дальние уголки. Окна, обращенные друг к другу, бесконечно отражали бы его, отправляя солнечных зайчиков в непредсказуемом направлении, а ряды кирпичей как будто бы светились изнутри.

Савл свернул в переулок. Отцовский дом показался впереди как раз вовремя – Савл чуть не помер от холода. Террагон-Меншен – уродливый викторианский квартал, приземистый и убогий. Перед ним был разбит сад: полоска грязной зелени, где гуляли только собаки. Отец жил на последнем этаже. Савл посмотрел наверх и увидел в окнах свет. Посмотрев в темные заросли кустарника по сторонам от крыльца, он поднялся по ступеням и вошел.

Огромный лифт со стальной дверью-решеткой он вниманием не удостоил, чтобы скрип и стоны его не выдали. Вместо этого он вскарабкался вверх по лестнице и осторожно открыл дверь.

В квартире было очень холодно.

Савл остановился в коридоре и прислушался. Сквозь дверь гостиной доносились звуки телевизора. Он подождал, но ничего не услышал. Савл поежился и огляделся.

Он знал, что нужно войти, растормошить отца, даже потянулся к дверной ручке. Потом остановился и покосился на свою комнату. Презирая самого себя, двинулся к ней.

Утром можно будет извиниться. «Папа, я решил, что ты спишь. Ты даже храпел. Я пришел пьяный и сразу лег. Так заколебался, что не хотел ни с кем разговаривать». Савл прислушался, но услышал только приглушенные пафосные реплики. Ночные теледебаты, которые отец обожал. Савл отвернулся и проскользнул в свою комнату.

Заснул он сразу. Савлу снилось, что ему холодно, и он даже проснулся один раз, чтобы поплотнее закутаться в одеяло. Потом ему приснился грохот и стук в дверь, такой громкий и отчетливый, что Савл проснулся и понял, что это не сон. В крови закипел адреналин, и Савл задрожал. Сердце перехватило. Он выбрался из постели.

Стоял дикий холод.

Кто-то стучал во входную дверь.

Стук не прекращался. Становилось страшно. Савл дрожал, ничего толком не соображая. Еще даже не рассвело. Он взглянул на часы и обнаружил, что только половина седьмого. Побрел в холл. Бесконечное «бум-бум-бум» никуда не делось, и к нему еще прибавились глухие неразборчивые крики.

Он кое-как влез в рубашку и крикнул:

– Кто там?

Удары не прекращались. Он спросил еще раз и на этот раз расслышал ответ:

– Полиция!

Савл попытался собраться с мыслями. Панически вспомнил о маленькой заначке с травой в ящике, но решил, что это глупо. Он же не наркодилер, чтобы на него облавы устраивали. Он уже хотел открыть дверь, хотя сердце все еще рвалось из груди, но тут вспомнил, что нужно бы проверить, действительно ли это полиция. Но было уже поздно. Дверь распахнулась, сбив его с ног, и в квартиру влетели люди.

Синие брюки и огромные ботинки везде вокруг. Савла подняли на ноги. От страха и злости он попытался наброситься на пришельцев, но кто-то ткнул его в живот, так что Савл согнулся пополам. Отовсюду эхом неслись обрывки бессмысленных фраз:

– …холодно, как в жопе…

– …ну и хрень…

– …гребаное стекло, не порежься…

– …сынок его, что ли? Наверняка обдолбанный…

И одновременно диктор утренней программы бодрым тоном рассказывала о погоде. Савл попытался повернуться и посмотреть, кто его держит.

– Какого хрена? – выдохнул он. Вместо ответа его впихнули в гостиную.

Там оказалось полно полиции, но Савл не стал смотреть на полицейских. Сначала он увидел телевизор. Девушка в ярком костюме предупреждала, что сегодня будет холодно. На диване стояла тарелка застывшей пасты, а на полу – полупустой стакан пива. Почувствовав порыв холодного ветра, Савл поднял взгляд. Занавески взлетали крыльями. На полу валялось битое стекло. В оконной раме стекла почти не осталось, не считая пары длинных острых осколков.

Савл затрясся от ужаса и шагнул к окну. Худой человек в штатском обернулся и внимательно посмотрел на него.

– Давайте в участок, – велел он полицейским.

Савла потащили к выходу. Комната кружилась перед глазами ярмарочной каруселью, мимо проносились книжные полки и маленькие фотографии отца. Он попытался повернуться обратно.

– Папа! – крикнул он. – Папа!

Его без труда выволокли из квартиры. Соседи выглядывали из дверей, и в темном коридоре на время становилось светлее. Савл видел непонимающие лица и руки, придерживающие халаты. Полусонные соседи смотрели на него. Он почти плакал.

Разглядеть тех, кто его держал, никак не получалось. Он кричал, умолял, спрашивал, что происходит, угрожал и ругался.

– Где отец? Что случилось?

– Заткнись.

Его ударили по почкам, правда несильно.

– Заткнись, говорят тебе.

Дверь лифта захлопнулась.

– Да что с отцом, черт побери?

При виде разбитого окна внутренний голос Савла заговорил. Правда, Савл его толком не слышал. В квартире было не до того, слишком много там ругались и хрустели битым стеклом. Но в относительной тишине лифта Савл наконец-то услышал тихий шепот.

«Умер, – говорил внутренний голос, – папа умер».

У Савла подогнулись колени. Его поддержали, и Савл бессильно обвис в чужих руках и застонал.

– Где папа?

Снаружи начинался мутный рассвет. Синие огни мигалок освещали полицейские машины и грязно-желтые стены. От морозного воздуха Савл немного пришел в себя. Он отчаянно дернулся, пытаясь рассмотреть что-нибудь за изгородью вокруг дома. Увидел лица в дыре, оставшейся вместо отцовского окна. Увидел, как блестит стеклянная пудра в пожухшей траве. Увидел угрожающие фигуры людей в форме. Все смотрели на него. Один полицейский растягивал между вбитыми в землю колышками ленту, ограждая небольшой участок земли. На этом участке склонился над бесформенной темной массой какой-то человек. Он тоже смотрел на Савла. Разглядеть за ним то, что лежало на траве, не получалось. А потом Савла утащили, и он ничего не успел увидеть.

Его втолкнули в одну из машин. У него кружилась голова, и он ничего не понимал. Дыхание участилось. В какой-то момент на запястьях защелкнули наручники. Савл кричал, но никто не обращал на него внимания.

Мимо пролетали улицы.


Его сунули в камеру, принесли чай и шмотки потеплее: серый кардиган и вельветовые штаны, вонявшие спиртом. Савл нацепил чужую одежду. Ждать пришлось долго.

Он лежал на койке, завернувшись в тонкое одеяло. Иногда слышал внутренний голос. «Это самоубийство. Папа покончил с собой».

Иногда Савл спорил с голосом. Глупость какая. Это совершенно невозможно. Потом голос убеждал его, и Савл начинал паниковать. Часто дышал, затыкал уши, чтобы не слышать голос. Он терпеть не мог слухи. Даже внутри собственной головы.

Никто не сказал ему, в чем дело. Почему его здесь держат. Когда снаружи кто-то ходил, Савл кричал, ругался, требовал, чтобы ему все объяснили. Порой шаги замолкали, и кто-то приподнимал решетку в двери.

– Приносим свои извинения за задержку, – говорил кто-то, – мы займемся вами, как только у нас будет время.

Ну или:

– Заткнись, мать твою.

– Вы не имеете права держать меня здесь! – закричал он в какой-то момент. – Что здесь происходит?

Голос эхом пронесся по пустым коридорам.

Савл лежал на кровати и смотрел в потолок. Из угла расползались тонкие трещины. Он пытался проследить за ними взглядом. Вот бы впасть в транс.

«Почему ты здесь? – нервно шептал внутренний голос. – Что им от тебя нужно? Почему все молчат?»

Савл смотрел на трещины, пытаясь не слушать голос.

И наконец в замочной скважине заскрежетал ключ. Вошли двое полицейских в форме и тощий мужик, которого Савл видел в отцовской квартире. На нем был тот же самый бурый костюм и уродливый темно-желтый плащ. Тощий посмотрел на Савла, который выглянул из-под грязного одеяла и взглянул на него в ответ, отчаянно и сердито. Голос у мужика оказался гораздо мягче, чем Савл думал.

– Мистер Гарамонд, – сказал он, – к сожалению, я вынужден сообщить вам, что ваш отец мертв.

Савл посмотрел на него. А сразу это было непонятно, что ли? Ему хотелось кричать, но слезы помешали. Он попытался заговорить, но из носа и глаз текло, так что он только всхлипывал. Он рыдал не меньше минуты, а потом попытался взять себя в руки. Шмыгнул носом, как ребенок, вытер мокрый нос рукавом. Трое полицейских стояли и бесстрастно смотрели, как он справляется с собой.

– Что случилось? – хрипло спросил он.

– Я надеялся, что об этом нам расскажете вы, – сказал тощий очень спокойно. – Я инспектор Кроули из уголовной полиции. Мне нужно задать вам несколько вопросов.

– Что с папой? – перебил его Савл. Повисла пауза.

– Он выпал из окна, – сказал Кроули, – с большой высоты. Полагаю, что ему не было больно, – снова пауза, – а вы сами не поняли, что случилось с отцом?

– Я думал, что… может быть… я видел там, в саду… Почему вы меня забрали? – Савл дрожал.

Кроули поджал губы и подошел чуть ближе.

– Савл, позвольте мне извиниться за то, что вы ждали так долго. У меня было очень много дел. Я надеялся, что о вас позаботятся, но этого, видимо, не случилось. Простите. Об этом я еще поговорю.

Почему вы здесь… Видите ли, ситуация сложная. Нам позвонил один из ваших соседей, сказал, что кто-то лежит под домом. Когда мы приехали, мы увидели вас. Мы не знали, кто вы… все вышло из-под контроля. Так или иначе, вы уже здесь. Вы расскажете нам свою версию?

Савл уставился на Кроули.

– Мою версию? – заорал он. – Какую еще версию? Я пришел домой, а папа…

Кроули остановил Савла, закивав, и поднял руки.

– Я понимаю, Савл, понимаю. Мы хотим понять, что произошло. Вы же нам поможете?

Он грустно улыбнулся и посмотрел на сидевшего на койке Савла. Грязного, вонючего, в чужой одежде, ничего не понимающего, злого, заплаканного и осиротевшего. На лице его появилась гримаса. Видимо, она означала участие.

– Я хочу задать вам пару вопросов.