ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

Justine Saracen

The Witch of Stalingrad

Пролог

В небе над Украиной

Порой в неё вселялся дьявол – и тогда Настя Дьяченко не знала пощады. Сейчас был именно такой приступ кровожадности: летчица поймала в прицел Юнкерс Ju-88 и выстрелила. Немецкий бомбардировщик устремился вниз, охваченный огнем и клубами дыма. Настя накренила самолет и, не обращая внимания на рев от падения подбитого противника и последовавший за ним взрыв на земле, сделала «мертвую петлю». Она заметила еще один Юнкерс. Не прошло и нескольких секунд, как Настя поймала в прицел и второй самолет. В тот миг она не видела вокруг себя ничего: ни небес, ни земли. Весь мир словно исчез. В голове у летчицы не было ни единой мысли. Сейчас для Насти существовала лишь желтая метка в центре прицела, которая трепетала на фюзеляже вражеского самолета. Летчица сделала выстрел и, проследив взглядом за трассирующими пулями, увидела, что попала. Подтверждением тому стал взрыв и яркое пламя, охватившее Юнкерс. Настя взяла в сторону в поисках очередной цели и внезапно увидела их.

Целый рой Мессершмиттов.

Летчица резко нырнула вниз, но опоздала. Лишь на секунду. Ее подбитый Як-1 дернулся всем корпусом, кабина заполнилась едким дымом. Еще одна пуля зацепила крыло, и самолет стал терять управление. Девушке удалось поднять машину вверх, чтобы развернуться и лететь на восток, в сторону дружественной территории. Но над лесом развернулся воздушный бой. Деревья приближались к Насте с бешеной скоростью. Девушка постаралась бросить самолет вбок, но крылом задела ветку. Удар вышиб ее из кабины, и Настя полетела вниз. Острая боль. «Значит переломы», – подумала она, теряя сознание.

Через какое-то время Настя пришла в себя. Голова раскалывалась, перед глазами все плыло, каждый вдох был мучителен, а когда летчица шевельнула левой рукой, ее пронзила резкая боль. В довершение всего удушающий запах дыма. Девушку охватила паника: не хватало еще сгореть заживо!

Настя прищурилась и смогла разглядеть над головой зеленые пятна – листву деревьев. Значит ее выбросило из самолета. Но обрадоваться этому она не успела: ее окружили расплывающиеся фигуры немецких солдат. В голову ей были направлены винтовки. Настя стала снова терять сознание. И в последнее мгновение у нее перед глазами пронеслись лица тех людей, которых она так сильно подвела: ее матери, Кати, майора Расковой и человека, которого она любила. Видеть это лицо было больнее всего. «Ох, Алекс», подумала Настя и погрузилась в милосердное забытье.

Глава 1

12 октября 1941 г. (двумя с половиной годами ранее)

Настя Дьяченко стояла на отвале. Она была вся в грязи, с головы до ног, она окоченела и падала от усталости, но она вывалила еще одну полную лопату земли на укрепительный вал, который должен был стать первой линией обороны на подступах к Москве.

Немцы вторглись на территорию СССР, заняли советские аэродромы, уничтожив практически всю авиацию. Постоянно нанося удары c воздуха и безжалостно расправляясь с местным населением, немецкие войска двигались к Москве.

Теперь они находились совсем близко к столице. Ветер доносил отзвуки артиллерийских обстрелов. Город уже несколько недель подвергался бомбежкам. Иностранные посольства, многие советские ведомства и часть заводов были эвакуированы на восток. Госпитали были переполнены ранеными, которых везли с фронта.

Молодая девушка-пилот Настя Дьяченко, полная честолюбивых надежд, оказалась вдали от аэродрома и трудилась бок о бок со стариками и женщинами, оставшимися в Москве. Она в очередной раз вонзила лопату в землю и услышала грубый голос работавшей рядом с ней беззубой партийной работницы с мерзким характером. Настя жила с ней в одном доме.

– Небось обидно тебе, Настя? Больше никаких полетов, уже не ходишь гоголем, а ковыряешься в земле вместе с нами, – соседка противно захохотала и ссыпала землю с лопаты на отвал.

Девушка промолчала: в словах этой бабки была доля истины. Настя вспомнила, как летала в последний раз: тогда, в летном клубе, на стареньком биплане У-2. Стоял погожий июньский денёк. Земля была непередаваемо прекрасна: засеянные поля вперемешку с лесами бежали под крылом самолета. Настя летела низко-низко, следуя за изгибами Москвы-реки, на берегах которой красовался Кремль. «Вот она, родина», – пробормотала Настя и чуть не расплакалась.

На следующий день немецкие войска перешли границу Советского Союза, началась война, и все её полеты закончились: мужчин-пилотов забрали в армию, а женщин-пилотов отправили на строительство укреплений. То есть в самую грязь.

Раздался свисток.

– Перерыв, товарищи, – объявил мастер. – Можете выпить чаю.

Настя вздохнула с облегчением, поставила лопату в ряд с другими, выбралась из ямы, отряхнулась. Для наступавших немецких сил эта насыпь будет смехотворным препятствием, как и противотанковые ежи на улицах города.

В комнате, где они отдыхали, топилась печь. В двух противоположных углах помещения стояло по огромному, слегка помятому самовару. Воду в них нагревали углем. Настя встала в очередь и получила малюсенький кусочек сахара и немного тягучей заварки в жестяную кружку. Она налила из самовара кипятка – разбавить заварку – и взяла со стола кусок черного хлеба с салом.

Мастер включил радио, и разговоры в комнате утихли. Патриотические песни наполнили помещение, а затем заговорил диктор. В комнате повисла тишина.

Новости о войне были краткими, и все – безрадостными. По радио много слов было сказано о храбрости советских солдат и почти ничего о том, что Красная армия неотвратимо отступала, быстро сдавая позиции. Настя толком не слушала. И вдруг из динамиков донеслось волшебное имя: Марина Раскова.

И заговорила советская летчица-героиня. Её знали все. В 1938 году она совершила беспосадочный перелет из Москвы на Дальний Восток и установила женский мировой рекорд дальности полета. Настя встала с места, подошла к радиоприемнику и уставилась на него так, словно ожидала обнаружить там Марину Раскову собственной персоной.


– Товарищи! Я обращаюсь ко всем, кто храбро встал на защиту нашей Отчизны. Все мы знаем о наших мужчинах, которые героически сражаются на фронте изо дня в день. Мы, женщины, тоже сражаемся. Сотни тысяч советских женщин водят автомобили и трактора, изготавливают боеприпасы. В любой момент они готовы пересесть на военные машины и вступить в бой. Сегодня Государственный комитет обороны по инициативе товарища Сталина уполномочил меня сформировать несколько авиационных полков, состоящих из женщин, способных выполнять функции пилота, штурмана и обслуживать самолеты, а также тех, кто готов этому научиться. Мы призываем вас, наши сестры и дочери, выполнить эту задачу и встать в строй рядом с нашими мужчинами. Дорогие сестры, настала пора жестокого возмездия! Присылайте личные сведения в Министерство обороны на имя Марины Расковой. Я гарантирую, что прочту все ваши послания лично.

Спасибо за внимание.


С минуту в динамиках раздавался треск, затем возобновилась мрачная сводка новостей.

Настя никак не могла прийти в себя. Она так и смотрела на радиоприемник, мысленно разговаривая сама с собой. Подходит ли она? Как летный инструктор – наверняка. Хватит ли самолетов для подготовки новичков? Ведь немецкие бомбардировщики уничтожили целые эскадрильи, базировавшиеся в западных областях СССР. С другой стороны, если создать женские авиационные полки предложил сам товарищ Сталин, то, возможно, будут построены новые самолеты. Разрешит ли ей мать завербоваться в полк? Скорее всего нет, но эту проблему она уж как-нибудь решит. Настя отбросила сомнения и стала думать о конкретных вещах.

Ей нужна хорошая бумага. Её можно раздобыть в летной школе. Настя шла назад в свою яму, не глядя под ноги. Копая и перебрасывая землю, она взвешивала, что именно напишет Марине Расковой. К концу смены в голове у неё уже было готовое письмо.

Глава 2

7 декабря 1941 г.
Нью-Йорк, редакция журнала «Сенчери»

Алекс Престон терпеть не могла работать по воскресеньям, но сроки поджимали. И фотографии сталелитейных заводов ей удалось проявить лишь сегодня утром. Алекс появилась в офисе в два часа дня, её редактор Джордж Манковиц слушал по радио бейсбольный матч, развалившись на стуле. Через открытую дверь до Алекс донесся свист болельщиков и эмоциональный, звучавший нараспев голос комментатора. «“Джайентс“ против “Доджерс“», – вспомнила она, но ей было плевать, кто выиграет.

Девушка уселась за свой стол. Только она открыла портфель, чтобы вынуть папку с фотографиями, как кто-то, стоявший рядом с телетайпом, воскликнул: «Вот дерьмо!»

– Что за дерьмо? – бросила Алекс. Ее возмутила не брань, а тот факт, что ей помешали думать.

– Япошки. В эту самую секунду бомбят нашу военную базу на Гавайях, – коллега протянул ей телетайпную ленту, словно Алекс могла прочесть ее через всю комнату.

– Какого чёрта? – она вскочила и бросилась к телетайпу, чтобы увидеть сообщение своими глазами. В этот момент в дверном проеме возник Манковиц.

– Вы слышали это? – воскликнул он и махнул рукой, приглашая их в свой кабинет. По радио сообщалось:


– Передает радио «Нью-Йорк – Уор». Повторяем: Вашингтон подтвердил, что военно-морская база в Перл-Харборе на Гавайях подверглась нападению японских войск. Атака началась в 7:55 по местному времени. Удары нанесены по Перл-Харбору, а также по авиабазам Хикем, Уилер, Форд-Айленд, Эва-Филд. Согласно поступающим сообщениям, нападение продолжается.


В редакции повисла мертвая тишина. Кто-то тихо произнес: «Да, это война». «Япошки еще об этом пожалеют», – пробурчал кто-то в ответ.

Сообщение закончилось, все уже вышли из кабинета редактора, а Алекс так и стояла, вся в своих мыслях. Она чувствовала себя совершенно беспомощной. Она попросту не могла слушать новости о том, как топят американские корабли и как гибнут американские солдаты, и ничего при этом не делать.

– Джордж, отпусти меня туда. Я сделаю фоторепортаж, – наконец, проговорила она. – Я могу вылететь завтра утром. Я вернусь с потрясающими кадрами, ты же знаешь.

Редактор покачал головой.

– Ты наш лучший фотограф, подтверждение тому – твои награды, но это даже не обсуждается. Да и не допустят туда гражданских, – он вытащил пачку «Пэл Мэл» из внутреннего кармана пиджака и постучал ее открытым концом о пальцы, чтобы вытряхнуть сигарету.

– С чего ты взял?

Джордж снова порылся в кармане пиджака в поисках тонкого черного мундштука и вставил туда сигарету. Из другого кармана он вынул зажигалку, прикурил и глубоко затянулся.

– Я, конечно, не спец по вопросам национальной безопасности, – слова выходили из него вместе с сигаретным дымом, – но готов поспорить, что ВМФ не захочет, чтобы о наших реальных потерях узнал весь мир. Теперь это стратегически важная информация. Военные будут проверять каждую фотографию и выискивать попавшие в кадр оружие, звания, знаки отличий, чтобы разведка противника не сумела воспользоваться этими данными.

Алекс провела рукой по волосам, примятым шляпой.

– Разумеется, ты прав. Это начало войны. Но неужели я буду тут фотографировать заводы, пока кто-то снимает войну – да и то эти снимки нельзя никому показывать. Чушь какая-то! – девушка помрачнела и тяжело опустилась на стул.

– А как насчет поездки в Россию? – Джордж снова затянулся сигаретой, зажав мундштук в зубах на манер президента Рузвельта.

– В Россию? Это с какого перепуга? Немцы все глубже проникают в Советский Союз, припирают Сталина к стенке. Но нам-то что с того?

– Когда мы вступим войну – а это неизбежно, русские станут нашими союзниками. Мы уже посылаем им тонны снаряжения.

Алекс скривилась:

– Мы? Союзники? С коммунистами? Нарочно не придумаешь!

– И что тут такого? Это реальная возможность. Ты не хуже меня знаешь, как русские зависят от программы Рузвельта по ленд-лизу. Они лишились почти всех железнодорожных составов в результате немецкого блицкрига, и так бы и сидели без поездов, если бы Штаты не отправляли им вагоны и локомотивы. Самолеты и грузовики они от нас тоже получают. Это просто великолепная история, и к ней нужны фотографии, которых нет еще ни у кого.

– Похоже на то, но, черт подери, я не хочу ехать в Россию. Мои родители сбежали от коммунистов в 1918 году, и они бы в гробу перевернулись, узнав, что я туда вернулась.

– Как раз из-за твоих русских корней я тебя туда и отправляю. В нашей редакции ты единственная, кто говорит по-русски. Забудь ты про Перл-Харбор. Всем без исключения придется воевать с цензорами, чтобы раздобыть материал на эту тему. А ты добудешь нам сенсационные новости про Сталина и Восточный фронт. Взгляни на это как на уникальный шанс.

Алекс сделала долгий выдох в знак того, что сдается.

– Сталин. Восточный фронт. Полная фигня. И как мне туда попасть?

– На получение визы, пресс-карты и подготовку поездки уйдет несколько недель. Так что у тебя будет уйма времени, чтобы собрать вещи и хорошенько отдохнуть. Когда все будет сделано, Салли возьмет тебе билет на самолет до Хвалфьорда, это в Исландии.

– Но причем здесь Исландия?

– Оттуда отправляются охраняемые караваны судов. Так ты доберешься до Мурманска или Архангельска, а там на поезде до Москвы.

– Ты же сказал, что у них нет поездов, – слабо запротестовала Алекс.

– Я сказал, что они перестали их строить. Теперь у них есть наши поезда и как минимум одна железнодорожная ветка до Москвы. Ты справишься.

– Господи, Джордж! Да ты всё спланировал заранее.

Редактор пожал плечами.

– Так дела и делаются, – проговорил он, выпроваживая Алекс из кабинета.

Девушка обернулась на пороге.

– И много времени займет эта поездочка?

– Пару месяцев. Все будет зависеть от продолжительности войны. Не переживай, к началу лета будешь дома.

Словно в тумане, Алекс спустилась на лифте в вестибюль Манхэттенского небоскреба, где находилась редакция их журнала. Выйдя через вращающуюся дверь, она подняла воротник пальто и пригнулась от ветра, разгулявшегося по Бродвею. Она подумала про Перл-Харбор, про гибнущих там моряков и про многих других, которым еще предстоит умереть, когда США окажутся втянуты в войну. Изменится ли что-нибудь после вступления в войну? Введут ли карточки на питание или, может, станут забирать в армию больше людей? Что ж, это уже не должно ее волновать, она будет не здесь, а в чертовой России.

Она шла по Бродвею, рассматривая освещенные улицы, украшенные к Рождеству. На углу Бродвея и 42-й улицы под приглядом мужчин в потрепанных костюмах Санта Клауса стояли треноги с подвешенными на них красными ведерками Армии Спасения. Новость про Перл-Харбор еще явно не достигла улиц.

К русской зиме нужно подготовиться. Ей потребуется очень теплая куртка с шерстяной подкладкой. Меховая шапка и толстый шерстяной шарф тоже не помешают. Расходы на эти вещи пусть возмещает редакция «Сенчери». А еще ей приглянулся синий шелковый шарфик в горошек, который она заметила на витрине магазина «Мэйсис». Алекс решительно дернула дверь в универмаг.

* * *

Мужское достоинство Терри, храпевшего рядом с Алекс, представляло собой жалкое зрелище. Эта часть приятеля оставляла ее по меньшей мере равнодушной. К счастью, у него был настоящий талант по части оральных ласк, что не давало их отношениям угаснуть. Он хорошо ласкал ее «местечко», пока Алекс лежала с закрытыми глазами, представляя, как об нее трется обнаженная Эстер Уильямс, или Ава Гарднер, или Рита Хейворт, или Марлен Дитрих, вызывая в ее теле приятнейшие ощущения. Бедняга Терри. Если б не этот его пенис и явное отсутствие груди, из него вышла бы отличная лесби.

Он еще раз всхрапнул и резко проснулся.

– Прости, похоже, я задремал, – он поднялся повыше, оперся спиной на спинку кровати и почесал свою волосатую грудь. – Какая жалость, что мы какое-то время не увидимся, – Терри вытащил сигарету из пачки «Честерфилда», прикурил и выпустил дым уголком рта, как Эррол Флинн в рекламе сигарет.

– Уверена, ты найдешь себе кучу девчонок, пока я буду в отъезде.

– С моей работой встречаться с девчонками не так уж просто, – он сделал затяжку. – В Управлении стратегических служб помешаны на шпионах, им нужно знать всё обо всех моих знакомых, – парень игриво ущипнул Алекс за плечо. – Ты даже не представляешь, какой поднялся шум, когда мой босс узнал твое настоящее имя: Александра Васильевна Петрова.

– Терри, ты же знаешь, это старая история. Мое имя изменили на Эллис Айленд. Я была совсем ребенком, а сейчас я такой же убежденный американец, как и ты. Может, Россия и стала нашим союзником, но я ненавижу коммунистов.

– Никто не сомневается в твоей верности, Алекс. Но мы говорили о моих свиданиях с другими девушками. Если я хочу подняться по служебной лестнице, то мне придется оставаться, так сказать, чистеньким, – Терри несколько раз быстро провел пальцем по верхней губе.

– Чем же ты будешь заниматься, пока будешь держать свое лицо подальше от укромных женских местечек?

– Буду охранять берега Америки. Тайно провожать людей в разные опасные места. Ловить плохих парней. И все это в обстановке строжайшей секретности, – Терри снова затянулся и, запрокинув голову, выдохнул дым столбом, как из дымохода.

– Молодец. Постарайся поймать парочку негодяев на моем пути в Россию, чтобы я добралась до Москвы живой и невредимой.

– Будет сделано, – он затушил окурок и бросил взгляд на часы. – За мной уже должны заехать, но, кажется, я могу задержаться еще минут на пятнадцать. Что скажешь? – Терри потянулся к Алекс и положил руку ей на грудь.

Алекс мягко спихнула его руку локтем.

– Прости, старина. Уже поздно, а мне завтра рано на работу. Надевай свои штаны и иди спасать Америку. Под покровом тайны.

Терри что-то пробурчал, но натянул трусы и брюки, а потом и рубашку. Алекс тем временем встала с постели и накинула халат, чтобы проводить приятеля.

Стоя в дверях он надел мягкую фетровую шляпу и поцеловал Алекс в щеку.

– Пока, милая. Обещай мне не спать с русскими мужчинами. Я слышал, они все как один дикари.

– Обещаю, – искренне сказала девушка и закрыла за Терри дверь.

Ей стало скучно, но спать еще не хотелось. Она подошла к окну. Выпавший утром снег превратился в слякоть, как всегда бывало на Манхэттене, и 112-я улица выглядела ночью весьма мрачно. Блуждающим взглядом она посмотрела на тротуар и увидела Терри, который выходил из ее дома. Его поджидала дородная седовласая женщина в зимнем пальто. Когда Терри сел в машину, она заняла место водителя. Машина уехала.

Ничего себе секретарша! Забирает босса ночью из дома подружки. Денег в Управлении стратегических служб было явно больше, чем в журнале «Сенчери».

Алекс приняла душ и легла в постель. Почитав детектив, она выключила свет и быстро уснула. Ей приснился странный сон: русские солдаты, сидевшие вокруг костра. Среди них был ее отец, одетый в форму царской армии.