Гордость и предубеждение

Глава XVIII

Пока Элизабет не вступила в гостиную Незерфилда и средь алых мундиров тщетно не поискала глазами г-на Уикэма, сомненье в его присутствии ни разу не посещало ее. Уверенности во встрече с ним не охладило ни единое воспоминанье из тех, что могли бы встревожить довольно резонно. Элизабет нарядилась тщательнее обыкновенного и воодушевленно приготовилась завоевывать все, что осталось непокоренного в его сердце, полагая, что задача сия вряд ли займет более одного вечера. Но тотчас ее посетило чудовищное подозренье, что, приглашая офицеров, Бингли нарочно обошли Уикэма ради удовольствия Дарси, и, хотя положенье оказалось несколько иным, непреложный факт его отсутствия был возвещен г-ном Денни, к каковому пылко обратилась Лидия и каковой сообщил дамам, что накануне Уикэм отбыл в город по делам и еще не вернулся, – и прибавил с понимающей улыбкою:

– Полагаю, дела вряд ли вызвали бы его прочь отсюда именно теперь, если б он не желал избежать встречи с неким джентльменом.

Сии сведенья, не услышанные Лидией, уловила Элизабет, и поскольку они убедили ее в том, что Дарси не менее виновен в отсутствии Уикэма, нежели если бы ее первое предположенье оказалось верно, неприязнь к Дарси так обострилась мгновенным разочарованьем, что Элизабет еле нашла в себе силы со сносной любезностью ответить на вежливые вопросы, задать кои он тут же подошел сам. Вниманье, снисходительность, терпимость к Дарси оскорбляли Уикэма. Элизабет полна была решимости избежать любой беседы с Дарси и отвернулась с обидою, кою не вполне подавила, даже беседуя с г-ном Бингли, чья слепая пристрастность подначивала ее.

Однако Элизабет не создана была для обид, и хотя все ее надежды на вечер были уничтожены, сие не могло надолго омрачить ее духа; изложив свои горести Шарлотте Лукас, с коей не виделась неделю, Элизабет вскоре смогла отвлечься на причуды двоюродного дяди и углубиться в созерцанье оного. Первые два танца, впрочем, вновь повергли ее в расстройство – то были танцы униженья. Г-н Коллинз, неловкий и чопорный, сосредоточенье заменявший извиненьями и зачастую, сам того не замечая, двигавшийся неверно, одарил ее всем стыдом и страданьем, какие только может подарить неприятный партнер на протяженьи двух танцев. В минуту освобожденья от него Элизабет пережила экстаз.

Дальше она танцовала с офицером и отдохнула, беседуя о Уикэме и слушая, как все поголовно его любят. Когда сии танцы завершились, она вернулась к Шарлотте Лукас и углубилась в беседу с нею; внезапно к Элизабет обратился г-н Дарси, кой до того застал ее врасплох приглашеньем на танец, что она, не соображая, что делает, согласилась. Он тотчас удалился, а она осталась недоумевать, где был ее разум; Шарлотта пыталась ее утешить:

– Я думаю, он покажется тебе очень приятным.

– Боже упаси! Сие величайшее несчастье! Счесть приятным человека, коего намереваешься ненавидеть. Не желай мне подобного зла.

Когда танцы возобновились и Дарси приблизился, дабы увести Элизабет, Шарлотта не сдержалась и шепотом посоветовала той не глупить и не позволить ее расположенью к Уикэму испортить впечатленье от нее персоны, коя вдесятеро Уикэма влиятельнее. Элизабет не отвечала и заняла свое место, изумляясь тому, что удостоилась такой чести – стоять против г-на Дарси, и в глазах соседей, зрящих сие, читая равное изумленье. Некоторое время они простояли безмолвно; Элизабет заключила, что сие молчанье продлится два танца, и поначалу не желала его прерывать, но затем внезапно решила, что понужденье партнера к разговору накажет его безжалостнее, и отпустила пустое замечанье относительно танца. Дарси ответил, и они вновь погрузились в молчанье. Не одну минуту помолчав, Элизабет обратилась к нему с:

– Теперь ваша очередь что-нибудь сказать, господин Дарси, – я говорила о танце, а вы должны высказаться относительно размеров комнаты или количества пар.

Он улыбнулся и заверил ее, что будет сказано все, чего бы она ни пожелала.

– Очень хорошо. Такой ответ пока сойдет. Пожалуй, вскоре я могу отметить, что частные балы гораздо приятнее публичных. Но теперь мы можем помолчать.

– Стало быть, вы разговариваете за танцами, ибо так полагается?

– Иногда. Человек, изволите ли видеть, должен немного поговорить. Дуэтом безмолвствовать полчаса будет странно, однако же ради некоторых беседу следует обустроить так, чтобы на их долю выпадало возможно меньше затрудняться говореньем.

– В данном случае вы потакаете собственным чувствам или имеете в виду потворствовать моим?

– И то и другое, – лукаво отвечала Элизабет, – ибо я зрю великое сходство наших нравов. Оба мы необщительны, молчаливы и не желаем раскрывать рта, если не помышляем произнести такое, что потрясет все собранье и будет передаваться из поколенья в поколенье со всем блеском пословицы.

– Сие, должен заметить, не вполне точно описывает ваш характер, – молвил он. – Сколь доподлинно описан мой, не могу и предположить. Несомненно, вы считаете, будто изобразили достоверный портрет.

– Мне ли судить о собственных достиженьях?

Он не ответил, и они молчали, пока, пройдя в танце меж прочих пар, он не спросил, часто ли она и ее сестры бывают в Меритоне. Элизабет сие подтвердила и, не в силах противостоять соблазну, прибавила:

– Когда мы с вами встретились там, у нас как раз завязалось новое знакомство.

Сие подействовало мгновенно. Заносчивость обволокла черты его еще плотнее, однако он не ответил, а Элизабет, кляня себя за слабость, не смогла продолжить. В конце концов Дарси заговорил – весьма натянуто произнес:

– Господин Уикэм благословен замечательными манерами, кои обеспечивают ему обретенье друзей; менее бесспорно, окажется ли он равно способен сих друзей сохранить.

– Он имел несчастье лишиться вашей дружбы, – с нажимом отвечала Элизабет, – и к тому же манером, от коего он, по вероятию, будет всю жизнь страдать.

Дарси не отвечал и явно желал сменить тему. В сей миг подле них возник сэр Уильям Лукас, пробиравшийся по комнате меж танцоров; узрев г-на Дарси, сэр Уильям остановился и со снисходительной учтивостью отвесил поклон, выражая восхищенье танцовальными уменьями своего визави и его партнершей.

– Я получил высочайшее наслажденье, милостивый мой государь. Редко увидишь столь великолепного танцора. Сразу видно, что вы принадлежите к высшим кругам. Позвольте, впрочем, заметить, что ваша прекрасная партнерша нисколько вас не компрометирует, и мне следует надеяться, что сие удовольствие повторится еще не раз, в особенности когда произойдет некое желанное событие, дорогая моя госпожа Элайза, – косясь на ее сестру и господина Бингли. – Ах, сколько будет поздравлений! Сим взываю к господину Дарси… но не дозволяйте мне вас прерывать, сударь. Вы не поблагодарите меня за то, что отсрочиваю вашу чарующую беседу с сей юной дамою, чьи ясные глаза тоже укоряют меня.

Финал сей тирады едва ли был услышан его собеседником, но упоминанье сэра Уильяма о Бингли воздействовало мощно, и весьма серьезный взор г-на Дарси устремился на его друга и Джейн. Вскоре, однако, придя в себя, он обернулся к своей партнерше и молвил:

– Вмешательство сэра Уильяма вынудило меня позабыть, о чем мы беседовали.

– По-моему, мы вовсе не беседовали. Вряд ли сэру Уильяму могла бы попасться пара, коей менее нашего было бы что сказать. Мы уже безуспешно опробовали две или три темы, и о чем станем говорить дальше, я не имею представленья.

– Что думаете вы о книгах? – с улыбкою спросил он.

– Книги – о нет! Я совершенно уверена, что мы не читаем одно и то же – или же со сходными чувствами.

– Мне жаль, что вы так думаете; но в сем случае нам не нужно более искать тему. Мы можем сравнить наши мненья.

– Нет, я не могу беседовать о книгах в бальной зале – голова моя всегда полна иного.

– В подобной обстановке вас всегда занимает сиюминутное, правда? – спросил он, с сомнением воззрившись на нее.

– Да, всегда, – отвечала она, сама не сознавая, что говорит, ибо мысли ее улетели прочь, что вскоре было явлено внезапной ее репликою: – Я помню, однажды вы сказали, господин Дарси, что редко прощаете и обида ваша, едва возникнув, становится неутолимой. Вы, полагаю, крайне осмотрительны при ее возникновении.

– Да, – твердо отвечал он.

– И никогда не допускаете, чтобы предубежденье ослепило вас?

– Надеюсь, нет.

– Тем, кто никогда не меняет мненья, особо надлежит судить как до́лжно с самого начала.

– Могу ли я спросить, к чему сии вопросы?

– Всего лишь к иллюстрации вашего характера, – отвечала она, пытаясь стряхнуть серьезность. – Я стараюсь в нем разобраться.

– И преуспели?

Она покачала головою:

– Я вовсе его не постигаю. Я слышу столь разные отзывы о вас, и они беспредельно меня озадачивают.

– Я охотно верю, – серьезно ответил он, – что отзывы обо мне могут быть весьма разнообразны, и я бы желал, госпожа Беннет, чтобы вы не писали эскиза моего характера прямо сейчас, ибо имеются резоны предположить, что достиженья ваши не отдадут должного нам обоим.

– Но если я не сделаю наброска ныне, мне может не представиться иной возможности.

– Я ни в коем случае не отсрочу любого вашего удовольствия, – холодно отвечал он. Элизабет ничего более не сказала; они протанцовали следующий танец и расстались в молчаньи, оба недовольные, хотя и не в равной степени, ибо чувство в груди Дарси уже пристойно разгорелось, а посему даровало Элизабет прощенье и весь гнев направило на другого.

Вскоре после того, как они расстались, юная г-жа Бингли приблизилась к Элизабет с гримасою вежливого пренебреженья и заговорила следующим манером:

– Итак, госпожа Элайза, говорят, вы немало восторгаетесь Джорджем Уикэмом! Ваша сестра беседовала о нем со мною и задала тысячу вопросов; полагаю, сей молодой человек, описывая прочие свои связи, позабыл сообщить вам, что приходится сыном старику Уикэму, управителю покойного господина Дарси. Дозвольте мне, впрочем, на правах друга посоветовать вам не верить всем его утвержденьям безоговорочно; несправедливость к нему господина Дарси – совершеннейшая ложь, ибо, напротив, господин Дарси был неизменно очень добр к нему, хотя Джордж Уикэм обошелся с господином Дарси манером весьма бесчестным. Я не ведаю подробностей, однако прекрасно осведомлена о том, что господин Дарси нисколько не виноват, что он слышать не может имени Джорджа Уикэма и что брат мой, хотя полагал, будто не сможет с изяществом исключить Джорджа Уикэма из приглашенья всех офицеров, был беспредельно рад узнать, что тот убрался сам. Его приезд сюда – редкостная дерзость, и я не понимаю, как сие пришло ему в голову. Мне жаль, госпожа Элайза, что вы обнаружили провинность вашего любимца, однако, говоря по чести, если иметь в виду его происхожденье, от Уикэма не следовало ожидать ничего лучше.